Читать онлайн «Криминальная история христианства». Страница 59

В письме, которое в августе 314 г. приглашало Хреста, епископа из Сиракуз, на собор в Арле, император жалуется, что в Африке «некоторые дурным и извращенным образом» вызывают раскол внутри «католической религии». Он порицает «поистине отвратительный братский спор» и пишет сицилианскому епископу, «что именно те, кто должен иметь братский и единый образ мыслей, разделяются позорным, просто отвратительным образом». Почему это произошло?

В 311 г в Карфагене после смерти епископа Мензурия архидиакон Цецилиан стал, — видимо, некорректно, — его преемником, Его издавна презирали все фанатичные приверженцы культа мученичества, так как один из освятителей при его рукоположении, епископ Феликс из Автунга, должен был быть traditor[140] поставщиком священных книг в гонении. Поэтому рукоположение считалось недействительным не только в Карфагене, но и во всей Африке Утверждали также, что Цецилиан саботирует доставку продовольствия для заключенных в тюрьму мучеников Абитины 70 тунисских верховных пастырей выразили протест, объявили Цецилиана низложенным и противопоставили ему преподавателя Майорина, не без подкупа, между прочим (Богатая карфагенянка Люцилла, дому которой принадлежал Майорин, оценила дело в 400 фолиев, около 40 000 марок; Цецилиан критиковал ее, так как она всякий раз перед причастием вызывающе целовала кости, которые она считала ногой св. мученика, в то время как они не были признаны таковыми).

Со времени смерти Майорина (315 г) схизма обострилась еще при Донате Великом, энергичном, способном вожаке, поддерживаемом подавляющим большинством африканских христиан, но чей главный сторонник (тоже) должен быть traditores Его именем назвались донатисты, pars Donati,[141] и едва ли пару десятилетий спустя на первом донатистском соборе заседало, это известно, 270 донатистских епископов Различий в учении, пожалуй, не было «У них была та же самая церковная жизнь, те же самые чтения, та же самая вера, те же самые святыни, те же самые таинства», — пишет Оптат из Милева, который с ними боролся одним из первых, так как узрел их «отрезанными серпом зависти от корней матери церкви». Однако донатисты порвали всякую связь с государством, константиновский союз трона и алтаря. Они считали себя истинной «Ecclesia sanctorum»,[142] а римскую церковь «civitas diaboli»,[143] и предъявляли — в преемственности с раннехристианскими верованиями — суровые требования клиру. Они должны быть морально безупречны, то есть свободны от тяжких грехов, а сила святых даров (традиция африканской церкви, которую особенно защищал св. Киприан) зависела от чистоты их дарителей. Не в последнюю очередь донатисты отказывались признавать христианами людей, которые оказывались несостоятельными во времена преследования, отдавали Библию, другие «священные» книги или совершали худшее, подобно, среди многих, диакону Цецилиану — вероятно, а римскому епископу Марцеллину (296–304 гг.) — наверняка, который даже приносил жертвы богам. Оппортунисты считались lapsi и traditores, отпавшими и предателями Католики, которые перешли к донатизму, (снова) крестились, по донатистской вере, — крестились впервые. Донатисты, так рассказывали, вытирали место, где стоял католик.

Все это было не в духе Рима. Согласно его же учению, по слишком уж понятным причинам, церковь — объективно действующий, дарующий милость и исцеляющий институт, стало быть всегда священный, подобно тому как ее члены всегда (субъективно) порочны изысканный плод так называемого таинства посвящения в сан с его «character indelebilis»,[144] навсегда закрепленной в личности священника способностью, чего совершенно не знала старая Catholica, что противоречит ее учению.

По отношению к донатистам, конечно, был необходим новый взгляд «Если слуга добр в евангельском слове, — возражает Августин, — то он становится сотоварищем Евангелия, но если он зол, то в силу этого он не перестает быть экономом Евангелия» Донатисты обращались с жалобами к императору, однако потерпели поражение — «в присутствии Святого Духа и его ангелов» — в Риме в 313 г, в Арле, который Константин возвысил до столицы Галлии, в 314 г, здесь же синод отверг и христианский антимилитаризм (стр.221). И едва только Константин в первый раз весьма успешно сходил войной на Лициния, как он, по желанию епископа Цецилиана, подверг донатистов многолетним нападкам, не согласный терпеть «даже малейшего следа раскола или разногласий в каком-либо месте», более того, угрожая в начале 316 г. в послании к Цельсу, викарию Африки «я устраню заблуждения и воспрепятствую глупостям и это приведет к тому, что все люди будут исповедовать истинную религию, согласную непорочность и достойное почитание всемогущего Бога». Он отнял у донатистов церкви, имущество, сослал в ссылку их руководителей и ввел солдат под duces[145] Леонтия и Урсация, которые убивали мужчин и женщин. И если чуть раньше учиняли резню язычников, то теперь дошло до первого, проводимого во имя церкви преследования христиан, к истреблению христиан христианами и к кровавой крестьянской войне тоже, — ведь с донатистами соединились сильно эксплуатировавшиеся сельские рабы северной Африки Были разрушены различные базилики, а все, кто выступил против войск, убиты, среди них — два донатистских епископа Отныне донатисты вели свой мартирологический календарь, и мученические смерти тем более подстегивали раскол. Но так как предстояла новая война с Лицинием, император отпустил в 321 г сосланных священников, вернул их церкви, признал свой провал и призвал католиков оставить месть на усмотрение Бога.

Константин и — еще больше — его наследники, конечно же, слишком часто выполняли репрессивные требования большой церкви, так как единое государство им было более необходимо, чем расколотое. Однако они, как раз поэтому, и посредничали, едва ли к радости церковных вождей, между соперничающими группами, даже между задиристыми христианами непосредственно Многие государи прилагали усилия к тому, чтобы держать фанатиков в узде, сглаживать различия верований, добиваться компромисса среди влиятельнейших и потому для них важнейших сект. Но, пишет Иоганн Галлер «Куда ни глянь, — разлад, спор и смута».

Так как их объединительные усилия не имели никакого успеха, они вновь прибегали к принуждению и силе. Таким образом, Константин издал в 323 и 330 гг эдикты в пользу католического клира, подчеркнуто обойдя «еретиков» и «схизматиков». И даже в последние годы своей жизни — в 336–337 гг. — он начал тяжкое преследование донатистов руками префекта Григория, обрушился на донатистского епископа Доната как на «постыдное пятно сената и позор префекта» в одном из посланий, которое было торжественно объявлено «героическим поступком» и распространено в копиях.

Боролся Константин и с маркионистской церковью, которая была старше и первоначально, вероятно, больше, чем католическая. Он запретил их богослужение даже в частных домах, велел конфисковать их изображения, их земельные участки, разрушить их церкви. А будущие государи, подстрекаемые епископами, с еще большей жестокостью преследовали христианство, на которое католицизм клеветал всеми средствами уже во III-м и III-м столетиях, в том числе и с помощью ряда фальсификаций.

В 326 г, вскоре после никейского собора (стр.396 и след.), Константин обратился с решительным декретом о «еретиках» (если он настоящий, а не фальшивка Евсевия, сообщившего о нем), фундаментом для аналогичных христианских императорских указов, — против «всех еретиков вообще». Они исполнены «лжи», «глупости», они — «эпидемия», «враги правды, противники жизни», «совратители в погибель» Диктатор запрещает их богослужение, присуждает их «так называемые молельные дома» католикам и конфискует остальное «еретическое» имущество «Кто хочет предаваться религиозным занятиям, сможет это делать по крайней мере так же хорошо в католических церквах» Восторженно сообщает епископ Евсевий об очищении «убежищ инаковерующих» и об изгнании «диких зверей» — «Так светит единственно католическая церковь».

Образу действий Константина против «еретиков» скоро последуют многие. Но он, по крайней мере, еще щадил их жизни Речь для него шла меньше всего о религии, а о единстве церкви на фундаменте никейства, а вместе с этим и о единстве империи Религию он знал, пожалуй, в форме политической религиозности Религиозные проблемы были с начала и всегда связаны с политическими и социальными проблемами, и властитель стремился к единству церкви для усиления государства, он ненавидел «пожар раздора» «Я знал, что если бы я в соответствии со своими желаниями смог бы добиться единства среди всех слуг Бога, то и интерес государства мог бы вкусить от тех плодов», — пишет император Арию и епископу Александру.

По отношению к язычникам правитель, который жаждал государственного единства, как ничего другого, сохранял поначалу очевидную сдержанность. В конце концов, они образовывали все еще существенное большинство, особенно на Западе. И армия была в значительной мере языческой. Таким образом, будущий святой восточной церкви на протяжении жизни занимал пост Pontifex maximus да, «Верховный понтифик», который демонстрировал старую связь государства с языческой религией, всегда стоял в официальных посланиях императора во главе его должностей. Но св. Константин не только возглавлял в течение жизни языческую священническую коллегию, но и сохранил обычай возводить в его честь (как, например, в умбрийском городке Гиспелле) храмы, избегая при этом «суеверных ритуалов».