Читать онлайн «Лондон. Биография». Страница 29

В некоторых отношениях, однако, эта карта неизбежно отходит от реальности. Ради изображения главных улиц картограф пожертвовал лабиринтом мелких переулков и дорог; город, можно сказать, подвергся чистке. Чтобы карта производила более однородное и приятное впечатление, ее автор пренебрег также количеством и разнообразием строений. Горожане, изображенные за работой или за игрой, даны в несоразмерно крупном масштабе, и это наводит на мысль, что картограф хотел подчеркнуть человеческий аспект города. Как бы то ни было, это замечательная гравюра, и не случайно она стала вдохновляющим образцом для авторов более поздних карт того времени.

Например, одна цветная карта Лондона, относящаяся к середине эпохи Тюдоров и известная под названием «Карта Брауна и Хогенберга», представляет собой уменьшенную копию величественного оригинала. Здесь городу придана компактность, и, хотя в его линиях на карте нет ничего символического или аллегорического, они в силу некой инстинктивной потребности авторов гармонируют с природным окружением; речные суденышки плывут по торговым и иным делам грациозным строем, а главные городские улицы словно бы имитируют водный путь с его естественными изгибами. Карта изображает «прекрасный город», как Лондон назван в одном из источников того времени, однако есть у нее и другой многозначительный аспект: на переднем плане, вне всяких пропорций, стоят четверо лондонцев. Мужчина постарше одет по-купечески, на нем плоская шапка и кафтан с меховой опушкой; по правую руку от него стоит его ученик в короткой верхней одежде, напоминающей дублет, с мечом и небольшим круглым щитом; жена купца облачена в незатейливое голубое платье поверх испанской юбки с фижмами; на ее служанке простое платьишко и передник. Скромные фигуры – но они стоят на холме, возвышающемся над Лондоном, как подлинные его представители. Карту в целом можно рассматривать как рекламный образ коммерческой мощи Лондона, тогда как суда на Темзе позади четырех лондонцев подчеркивают его статус портового города.

Сходным образом обе величественные панорамы Лондона, созданные до того, как пожар 1666 года полностью уничтожил его былой облик, делают реку отправным элементом замысла. Панорама Холлара 1647 года затмила речные виды, созданные Антони ван ден Уингардом, однако работа Уингарда имеет то достоинство, что показывает кипучую жизнь на Темзе. Лодочники гребут, рыбаки ловят рыбу. Какие-то путники ждут у Старгейтского конского перевоза, другие движутся по Саутуорк-Хай-стрит к Лондонскому мосту.

Более мощно выполненная гравюра Холлара – это, вероятно, самая красивая и гармоническая из всех лондонских панорам. В этом произведении Лондон предстает неким всемирным городом, чьи горизонты едва видны глазу. Художник стоит на крыше церкви Сент-Мэри-Оувери на южном берегу Темзы, поэтому передний план гравюры занимают впечатляющие скопления крыш и фасадов у Лондонского моста. Дымовые трубы и окна, черепичные и деревянные крыши общей массой своей выражают мощное присутствие города, уже утвердившегося и за южным концом моста; на Темзе, помимо бесчисленных небольших лодок, можно насчитать почти восемьдесят крупных судов, а сама река являет собой огромное вместилище света и пространства, придавая Лондону некую особую монументальность. На южном берегу, где среди крыш и дымовых труб Холлар открывает нашему взгляду два коротких отрезка улиц, различимы и более живые, мелкие подробности. Мы видим собаку, всадника, гуляющие пары, там и тут одиночные фигуры; все это навеки замерло, запечатленное художником как часть лондонского узора. С занятого Холларом высокого наблюдательного пункта виден обнесенный стеной сад, а за ним два круглых здания, помеченные надписями «Глобус» и «Медвежья травля». Еще дальше лежат поля, где пасутся лошади. Северный берег Темзы покрыт лесом крыш и церковных шпилей; хотя шпиль собора Св. Павла был сожжен молнией примерно восемьюдесятью годами раньше, его здание по-прежнему доминирует на заднем плане, выделяясь на фоне неба. Оно высится над улицами и речными берегами, где люди либо работают, либо дожидаются судна или кареты. На востоке – от Тауэра до Шадуэлла – идет сплошное строительство, на западе видимая полоса города простирается до Уайтхолла. Создается впечатление кипучей деятельности в величественной перспективе, впечатление города в одеянии славы. Дополняют картину фигуры античных божеств, которые словно бы представляют нам панораму и сами же ей аплодируют; в частности, над собором Св. Павла парит фигура Аполлона.

Это, возможно, прекраснейшее изображение Лондона из всех и, безусловно, лучший запечатленный облик города, каким он был до Великого пожара 1666 года. Более поздние карты, выполненные Норденом, а также Ньюпортом и Фейторном, по стилю и духу напоминают первую грандиозную карту, гравированную на меди. Точно так же знакомая всем нам современная схема лондонского метро лишь развивает и дополняет первую такую схему, созданную в 1933 году с вполне конкретной целью. Ранняя схема метро не слишком точна по части местоположения станций и рисунка линий, но она оказалась настолько приятной эстетически, что в главном очертания эти не претерпели с той поры никаких изменений.

В 1658 году Вацлав Холлар создал еще одну гравюру, на сей раз изображающую западную часть города. Мы видим, что за прошедшие годы очередные участки полей, расчерченных изгородями и сельскими тропинками, уступили место площадям, улицам и зданиям. Есть дома в несколько этажей, есть поменьше и поскромнее, однако все они вписываются в приятный симметричный рисунок, которого, конечно, в действительности не было. Задним числом обращает на себя внимание и другое. Улицы и открытые участки полностью лишены человеческих фигур и каких-либо иных признаков активной жизни: город стал слишком большим для того, чтобы можно было даже символически обозначить присутствие в нем жителей, и он уже кажется некой громадной застроенной пустыней, безмолвно ожидающей уничтожения пламенем Великого пожара.

Размах этого уничтожения, этого опустошения виден по другой гравюре того же Холлара. Она была окончена в 1667 году и являет нашему взгляду сметенный с лица земли город: четыреста с лишним акров выбеленных очертаний. Схематически изображены развалины церквей, тюрем и главных общественных зданий, прочее же – пустое пространство с темными островами пощаженных огнем участков.

Спустя считанные дни после пожара появились, однако, различные карты нового, воображаемого Лондона. Это были чисто визионерские творения. В определенной мере они напоминают схемы городов, величественно застраивавшихся уже в XIX веке по заранее разработанным проектам, – например, Парижа или Нью-Йорка. Многие из лондонских градостроительных планов XVII века предусматривали решетчатую систему пересекающихся главных улиц, в которой важнейшие общественные здания связывались между собой большими авеню. Рен и Эвелин замышляли гуманный и цивилизованный город, возводимый по предначертанной схеме; некоторые их современники изобретали математически изощренные системы улиц и площадей. Эти благородные планы не могли, однако, воплотиться в жизнь, поскольку противоречили самой природе города, его внутренней сути. Древние основания Лондона лежат на такой глубине, что их не может затронуть никакой пожар, и дух этого места остался каким был.

Вопреки картографическим образам, Лондон не является ни цивилизованным, ни благородным, ни милосердным городом. Он извилист, нечеток и жесток. Он хотя бы потому не мог быть отстроен заново согласно точному математическому плану, что долгая история его улиц и домовладений означала наличие запутанной сети собственников со своими притязаниями и привилегиями у каждого. Это социальный и топографический факт, но он, в свою очередь, проливает свет на другой, не менее ощутимый аспект Лондона. Этот город покоится не на необходимости того или иного рода, а на прибыли и спекуляции, и поэтому никакой мэр и никакой монарх не в состоянии ничего поделать с его глубинной органической волей.

Вот почему карта восстановленного Лондона, опубликованная через десять лет после пожара, показывает город, возвращенный приблизительно к исходному состоянию. Возникла одна новая крупная артерия, ведущая от реки к Гилдхоллу, – новая Куин-стрит, переходящая в новую Кинг-стрит, – но сеть окрестных улиц (Милк-стрит, Вуд-стрит, Олдерменбери, Олд-Джури и так далее) возродилась в прежнем виде. После введения более жестких строительных правил, связанных с противопожарными мерами, большие улицы были расширены, однако в главных своих элементах топография района не изменилась.

Карта, однако, демонстрирует новшество иного рода. Работавшие над ней топографы Джон Огилби и Уильям Морган заявили, что нанесут на нее «все малые и боковые улицы, все переулки, тупики и дворы, все церкви и погосты», используя научные принципы «измерения и топографической съемки» посредством теодолитов и угломеров. Впервые город сделался объектом научных обмеров, вследствие чего его невозможно уже стало изобразить как некое эстетическое или гармоническое целое. Парадоксально, но он стал теперь фрагментарным, хаотическим, непознаваемым. Двадцать страниц, где представлены результаты всех этих топографических манипуляций, расчерчены прямоугольниками и испещрены цифрами: i90… B69… C54 и тому подобное; все это предназначено для облегчения поиска и идентификации, но создает общую картину сложной головоломки. Попытка взглянуть на Лондон сквозь призму абстрактных размеров и расстояний делает город непредставимым.