Читать онлайн «Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений». Страница 14

На протяжении 1990-х годов российские официальные лица не раз повторяли мантру, что Иран ни в чем не нарушает соглашений, которые подписал с Международным агентством по атомной энергетике (МАГАТЭ), и что его единственное желание – овладеть атомной энергией в гражданских целях. Сколько бы американские чиновники, включая самого президента, ни предоставляли своим российским коллегам доказательства, что российские технологии производства ракет с ядерными боеголовками поставляются Ирану в обход самой же Россией подписанных соглашений, ответом были либо увиливания и отговорки, либо полное отрицание. Бывало, Ельцин обещал, что впредь такого не повторится, но, по имевшейся у США информации, «такое» неизменно повторялось{90}. Кроме того, Кремль возражал, что имеет не меньше прав продавать свои военные технологии, чем США, которые также считались одним из главных экспортеров оружия в мире. Более того, чем отчетливее просматривалась перспектива расширения НАТО, тем настоятельнее становились жалобы России, что после того, как страны Центральной Европы вступят в НАТО, ей будет закрыт доступ на их рынки оружия, где Россия традиционно занимала ведущие позиции. Упрекая США в использовании двойных стандартов, русские указывали, что Россия имеет давние политические и экономические связи с Ираном, и намекали, что США стремятся лишить Россию ее законного права торговать с Ираном и продавать ему технологии, в то время как сами спокойно экспортируют аналогичные технологии в другие страны.

Но самым крупным камнем преткновения между США и Россией было и оставалось положение в Европе. Речь шла о новом стратегическом балансе, который должен был заполнить вакуум, возникший после холодной войны, в течение которой американские и российские войска настороженно наблюдали друг за другом через Фульдский коридор, разделявший Восточную и Западную Германию.

Где настоящее место России? Будучи крупнейшим государством мира, две трети территории которого географически относятся к Азии, Россия видит себя одновременно и как европейскую, и как азиатскую страну. Однако по культуре россияне – определенно европейцы, да и с точки зрения самих азиатов они едва ли относятся к народам Азии. Тем не менее Россия воспринимает себя как уникальную евразийскую страну, что порождает постоянную двойственность и метания относительно ее места в Европе. На протяжении двух веков россияне никак не могли найти ответа на вопрос, стоит ли их стране следовать в русле Запада или создавать неповторимую цивилизацию, не западную и не восточную, развивающуюся по своей собственной логике. Таким образом, Россия представляет собой одновременно и часть Европы, и нечто отдельное от нее, а сами россияне неохотно признают себя европейцами{91}. Хотя Европа всегда привлекала правителей России как модель экономического устройства и со времен Петра Первого они пытались повторять европейские технологические достижения, к политической системе Запада они, как правило, относились неприязненно. Ценности европейского Просвещения – права человека, верховенство закона, надлежащее отправление правосудия, права собственности – в России принимала и разделяла лишь малочисленная прослойка либеральной интеллигенции, будь то в царские, советские или постсоветские времена. Такая двойственность в восприятии западных ценностей всегда оказывала мощное влияние на отношения России с европейскими и евроатлантическими структурами.

Место, которое отводится России в Европе, стало одним из самых чувствительных для Москвы аспектов в ее отношениях с Западом. После распада СССР и прекращения Варшавского договора перед США и их союзниками встал вопрос: как должна быть выстроена посткоммунистическая архитектура безопасности в Европе? НАТО – в состав которого теперь входила объединенная Германия – вышла из холодной войны без потерь, а Организация Варшавского договора распалась, и страны к востоку от Германии перестраивали свои вооруженные силы и военный потенциал в одиночку, не входя в состав какого бы то ни было союза. В США, Западной Европе и России некоторые ставили вопрос: для чего нужно сохранять НАТО, когда его главный противник, Советский Союз, более не существует? Сторонники этой позиции выступали за созыв Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (СБСЕ). Эта организация, созданная в 1975 году и включавшая все государства Европы и Северной Америки, могла бы стать альтернативой, способной сформировать более ориентированные на сотрудничество и инклюзивные структуры обеспечения безопасности.

После распада СССР небольшая группа российских либерально настроенных реформаторов из окружения Ельцина, поощряемая своими американскими и европейскими партнерами, считала, что главное, к чему должна стремиться Россия, – это «интегрироваться с Западом». В представлении реформаторов это означало присоединиться к экономическим институтам и институтам безопасности Запада. Для этого необходимо было сформировать в России заинтересованные группы, готовые поддерживать международный порядок, опирающийся на нормы и общий консенсус. Администрация Клинтона предложила России членство в «Большой семерке» и особые отношения с НАТО, а кроме того, инициировала переговоры о принятии России во Всемирную торговую организацию (ВТО). Европейские государства согласились на вступление России в Совет Европы – организацию, которая продвигает демократию и права человека, – несмотря на колебания, вызванные событиями чеченской войны. Европейский союз в 1994 году подписал с Россией соглашение о партнерстве и сотрудничестве.

Таким образом, на протяжении 1990-х годов отношения России с ключевыми европейскими и евроатлантическими институтами носили ограниченный характер, отчасти потому, что полное членство в этих клубах России никто не предлагал, но главным образом по той причине, что, как выразился кто-то в администрации Клинтона, этих русских «еще попробуй к чему-нибудь присоединить». Для многих россиян было неприемлемо двойственное положение, когда ты вступаешь в определенные институты и должен мириться с их правилами, не имея возможности определять их. Главная загвоздка состояла в том, что «интеграция» подразумевала необходимость принять выдвинутую Западом повестку. Сторонники той точки зрения, что было ошибкой не предложить России полноправного членства в ЕС или в НАТО, не могут привести убедительных доказательств, что на той стадии Россия сама пожелала бы и смогла бы начать сложный процесс подготовки к этому членству, а также безропотно принять установленные правила. По отношению к евроатлантическим структурам Россия так и оставалась «кандидатом в члены».

Какие обещания Запад дал Горбачеву в период объединения Германии? Этот вопрос больше двадцати лет определяет отношения России и Запада и ставится снова и снова по мере того, как все новые архивные материалы становятся достоянием общественности. Некоторые западные участники процесса объединения Германии настаивают, что США пообещали Горбачеву, что после этого воссоединения НАТО расширяться не будет, и обвиняют Запад в невыполнении данных СССР обязательств{92}. Многие российские официальные лица и эксперты, в числе которых и сам Михаил Горбачев, придерживаются такого же мнения. «В соответствии с соглашениями по формуле “два плюс четыре”, на основании которых происходило объединение Германии, – заявлял Горбачев, – Соединенные Штаты, Германия, Великобритания и Франция обещали нам, что не станут расширять НАТО к востоку от Германии»{93}. Тем не менее, если внимательно вчитаться в текст соглашений, подписанных в 1990 году, когда объединенная Германия присоединилась к НАТО, можно убедиться, что в тексте вопрос о расширении НАТО напрямую не затрагивается. Это сейчас, оглядываясь назад, Горбачев и его советники, видимо, не сомневаются, что американцы дали им такие обещания. Однако документы того времени свидетельствуют, что никто не брал на себя прямых обязательств не расширять НАТО – хотя бы потому, что такой вопрос в принципе не обсуждался{94}. Госсекретарь Джеймс Бейкер говорил Горбачеву в феврале 1990 года (до объединения Германии), что юрисдикция НАТО не будет сдвигаться восточнее ее зоны действия на тот момент, но он имел в виду юрисдикцию НАТО над территорией ГДР, а не возможное расширение НАТО{95}. Иными словами, Бейкер говорил лишь о том, что после 1990 года войска НАТО не будут размещены на территории бывшей Восточной Германии.

Тем не менее неопределенность в вопросе о том, какие именно гарантии были даны Западом Советскому Союзу при окончании холодной войны, превратилась в источник головной боли для администрации Клинтона. Эта неопределенность давала о себе знать всякий раз, когда возникал вопрос, как должен быть устроен мир после холодной войны и в какие структуры евроатлантической безопасности следует интегрировать бывшие коммунистические государства. В США и Европе многие считают расширение НАТО одним из выдающихся достижений президентства Клинтона; другие американцы и европейцы, а также россияне полагают, что это была большая ошибка, испортившая отношения с Россией{96}.