Читать онлайн «Почему Америка и Россия не слышат друг друга? Взгляд Вашингтона на новейшую историю российско-американских отношений». Страница 11

В 1993 году Россию посетил Ричард Никсон, у которого был опыт переговоров с руководителем СССР Леонидом Брежневым. Никсон спросил Козырева, может ли тот сформулировать, в чем состоят интересы новой России. На что тот отвечал: «Одна из проблем Советского Союза состояла в том, что мы были слишком зациклены на национальных интересах. Сегодня мы больше задумываемся об универсальных человеческих ценностях». Впрочем, и у Козырева нашелся вопрос для экс-президента Америки: «Буду вам очень признателен, если вы поделитесь со мной своими соображениями о том, как нам подступиться к определению наших национальных интересов». На это он не получил того ответа, какой ожидал. Никсон сказал другое: «Когда я был вице-президентом, а потом президентом, я хотел, чтобы все вокруг знали, что я тот еще сукин сын и всеми силами буду отстаивать американские интересы»{71}.

По мере того как девяностые клонились к закату, все больше россиян начали обвинять Ельцина и его команду в том, что их не назовешь «сукиными сынами», что они безропотно принимают повестку, навязываемую Западом, а она не отражает национальных интересов России. Россияне в своем ослабленном, униженном положении прежде всего добивались уважения со стороны Соединенных Штатов. Многие из них формулировали национальные интересы по принципу «от противного». Они могли и не знать точно, чего хотят, зато четко знали, чего не хотят, и в частности, того, чтобы с ними обращались как с младшим партнером США. «Соединенные Штаты Америки относятся к России как к колонии, а не как к равной им державе» – такой горький вывод сделал советник Министерства иностранных дел{72}. Перечень жалоб на политику, проводимую американцами в 1990-х годах, включает расширение НАТО, необходимость сотрудничать с НАТО в Балканских войнах, а также критику Западом войны в Чечне. После краха СССР российские чиновники болезненно воспринимали необходимость играть роль просителей и чувствовали себя поэтому униженными. В администрации Клинтона утверждали, что стараются вести политику в отношении России достаточно тактично, учитывая, что России непросто приспособиться к снижению своего международного статуса. Но не все с этим согласны. Бывший посол Джек Мэтлок говорит, что Вашингтон не желает поставить себя на место Москвы и выработать политику, которая позволяла бы проявить к России больше сочувствия{73}. Бывший глава президентской администрации при Ельцине Александр Волошин согласен: «Соединенные Штаты ведут себя чрезвычайно эгоистично и не готовы относиться с пониманием к интересам других стран»{74}.

Нарастающая внутри страны критика характера двусторонних отношений России с США вынудила Ельцина в конце 1995 года снять прозападно настроенного Козырева с должности министра иностранных дел. Потакая более националистическим настроениям, Ельцин назначил на освободившийся пост Евгения Примакова. Примаков занимал в советском и российском внешнеполитическом истеблишменте более солидное положение, чем его предшественник. В свое время он был журналистом, возглавлял ведущий научно-исследовательский институт Академии наук по международным отношениям, ИМЭМО, а перед тем как стать министром иностранных дел, руководил Службой внешней разведки. Арабист по образованию, Примаков был специалистом по Ближнему Востоку, поддерживал личные отношения с Саддамом Хусейном и приложил много сил, чтобы предотвратить первую войну в Персидском заливе. Понятно, что симпатий к США в его случае ожидать не приходилось. Примаков олицетворял собой новый внешнеполитический консенсус внутри России. Новый министр, плотно вписанный в круги, близкие к разведке и спецслужбам, уделял гораздо меньше внимания интеграции с Западом и вместо этого озвучил новое, «евразийское» направление для своей страны. Согласно его видению, Россия одновременно есть и европейская, и азиатская страна и ее национальные интересы заключаются в том, чтобы прокладывать свой особенный курс между этими двумя мирами. Примаков выступал за многополярный мир, в котором Россия, Индия и Китай должны держаться вместе, чтобы служить противовесом американской гегемонии. «Россия должна строить свою внешнюю политику на том допущении, что нет постоянных противников, но существуют постоянные национальные интересы», – писал Примаков, подчеркивая, что Россию следует рассматривать как партнера, а не как клиента Запада{75}.

Позиция Примакова, выступавшего за выборочное, прагматическое и «равное» партнерство с Западом и за необходимость уделять больше внимания ближайшим соседям России, отражала нарастающее раздражение внешнеполитическими подходами Запада. «Хорошо разыгрывать слабую карту» – так Строуб Тэлботт описывает стратегию Примакова, который, по его мнению, имея репутацию человека более жесткого, чем его предшественник, должен был быть искуснее в заключении соглашений с США{76}. Но в 1998 году после стремительного взлета Примакова до ранга премьер-министра пост министра иностранных дел занял кадровый дипломат Игорь Иванов.

Ельцин – не единственный глава государства, которому приходилось вступать в единоборство с внутренней оппозицией. Как только республиканцы в 1994 году получили большинство в Конгрессе, политика Клинтона в отношении России стала объектом пристального внимания, и особенно здесь усердствовали те члены Конгресса, кто еще со времен холодной войны питал упорное недоверие к Москве. С их точки зрения, действия России в Боснии, Иране, Чечне и Косове ставили под серьезное сомнение уместность восстановления дружеских отношений между Москвой и Вашингтоном. Самым, пожалуй, наглядным доказательством сдержанного отношения конгрессменов к нормализации отношений с Россией было их нежелание отменять поправку Джексона – Вэника.

Эта поправка была принята в 1974 году и касалась соглашения об американо-советской торговле, которое так и не было реализовано. Поправка оговаривала, что предоставление Советскому Союзу режима наибольшего благоприятствования в торговле может произойти только в случае, если тот смягчит свою политику в отношении эмиграции евреев. В результате к моменту распада СССР у США не было нормальных торговых отношений с Россией, и Конгресс должен был ежегодно вводить мораторий на применение поправки к России. Даже несмотря на то что Горбачев снял ограничения в вопросе эмиграции, а после 1992 года более миллиона советских евреев эмигрировали в Израиль и США, Конгресс отказывался окончательно вывести Россию из-под ограничений, налагаемых поправкой Джексона – Вэника. С Украины и других постсоветских государств эти ограничения в конце концов были сняты, но в отношении России аннулирование поправки казалось слишком спорным символическим актом, как будто «вознаграждением» за что-то. И Ельцин, и другие российские лидеры находили унизительным, что Россия должна ежегодно подвергаться «рассмотрению» Конгрессом, словно обе страны вернулись в эпоху холодной войны. Действие поправки Джексона – Вэника было полностью отменено лишь в конце 2012 года – через 21 год после коллапса СССР.

В отсутствие сколько-нибудь определенных представлений о том, как строить новые взаимоотношения с Россией, Клинтон и его администрация начали закладывать базовые элементы институтов будущего сотрудничества. Эта перезагрузка замышлялась как всеобъемлющая, она должна была и стимулировать внутренние перемены в России, и воссоздать на новой основе американо-российские отношения. Ввиду того что при Ельцине Россия еще не окрепла и только-только начинала определять свою новую роль, США во многом несли ответственность за формирование повестки взаимоотношений и создание механизмов взаимодействия. Для многих россиян эта асимметрия в отношениях стала горькой пилюлей, которую им поневоле пришлось проглотить.

Что касается политики в отношении России, то самое важное достижение администрации Клинтона состоит в том, что была доведена до конца начатая еще Джорджем Бушем-старшим работа по превращению Украины, Казахстана и Беларуси в безъядерные государства. Советник Буша по национальной безопасности генерал Брент Скоукрофт настаивал на том, чтобы команда его патрона как можно теснее сотрудничала с командой нового президента Клинтона, чтобы избежать непоследовательности в реализации программ нераспространения ядерного оружия{77}. Практически вся основная работа была проделана еще до избрания Клинтона, но оставалось еще подписать и ратифицировать соответствующие соглашения. Тэлботт создал рабочую группу по стратегической стабильности в рамках учрежденной незадолго до того Двусторонней комиссии Гор – Черномырдин. В группе председательствовали сам Тэлботт, а со стороны России – замминистра иностранных дел Георгий Мамедов. Их взаимоотношения во многом отражали перипетии взаимоотношений Клинтона и Ельцина, правда, переменчивости и непредсказуемых поворотов в них было меньше. Личные контакты Тэлботта и Мамедова и их преданность делу во многом оживляли отношения двух стран и определяли успешность американо-российских переговоров по вопросам безопасности.