Читать онлайн «Сталинград». Страница 51

Переправляться через Волгу в таких условиях становилось все опаснее. Немецкие орудия, установленные на прямую наводку, давно пристреляли плацдармы 62-й армии, а теперь по ним били и пулеметы. Военные моряки из Ярославля построили узкий понтонный мост от Зайцевского острова до правого берега. С наступлением темноты по нему начинали двигаться красноармейцы – они несли защитникам города боеприпасы и продовольствие. Попасть в эту переправу оказалось трудно – мост действительно был очень узким, но для тех, кто шел по нему с тяжелой ношей, представляли огромную опасность разрывы снарядов по обеим сторонам понтона. Крупные грузы перевозили на судах, а обратно они везли раненых. Новые танки переправляли на правый берег на баржах. Василий Гроссман писал обо всем этом так: «…едва сгущаются сумерки, из землянок, блиндажей, траншей, из тайных укрытий выходят люди, держащие переправу».[435] Эти люди делали все для того, чтобы помочь тем, кто стоял насмерть в Сталинграде.

Около причалов на левом берегу в блиндажах были устроены пекарни и полевые кухни. Отсюда несли во флягах еще горячую пищу. Имелись даже бани. Такие условия жизни уже можно было назвать человеческими, но режим на левом берегу был почти таким же строгим, как в самом Сталинграде. Грузовые суда и их экипажи, объединенные в 71-ю особую вспомогательную роту, подчинялись непосредственно новому начальнику войск НКВД генерал-майору Рогатину. В его ведении было и военное управление Речного района.

Потери моряков Волжской флотилии были сравнимы с потерями батальонов на передовой. Например, пароход «Ласточка», перевозивший раненых, всего за один рейс получил десять прямых попаданий. Оставшиеся в живых члены экипажа весь день латали пробоины, а уже вечером снова отправились на правый берег. Иногда потери были обусловлены тем, что за один рейс хотели перевезти как можно больше. 6 октября перевернулась и утонула перегруженная лодка. 16 человек из 21 погибли.[436] Был случай, когда судно в темноте пристало к берегу не в том месте, где ему полагалось причалить, и 34 человека подорвались на минах. После этого минные поля окружили колючей проволокой.[437]

Люди пытались снять напряжение алкоголем, если появлялась такая возможность. 12 октября, когда сотрудники НКВД в поисках дезертиров проводили обыски в домах прибрежного поселка Тумак, их глазам предстала неприглядная картина. Капитан, политрук, сержант и старшина Волжской флотилии, а также секретарь местной партийной ячейки напились до бесчувствия, как было написано в донесении, и «валялись на полу вместе с женщинами».[438] В таком состоянии их всех и доставили прямо к генерал-майору Рогатину.

Случались и настоящие трагедии. 10 октября, в разгар боев за Сталинградский тракторный, «тридцатьчетверки» 84-й танковой бригады с бойцами 37-й гвардейской стрелковой дивизии на броне контратаковали 14-ю танковую дивизию на юго-западной стороне завода. Оба советских соединения только что переправились на правый берег, и один из механиков-водителей, не увидев в смотровую щель воронку, загнал танк прямо в нее. Согласно донесению, командир пехотной роты, который был до того пьян, что чуть не слетел с брони, пришел в ярость. Он спрыгнул на землю, подбежал к смотровому люку, открыл его и двумя выстрелами в упор застрелил механика.[439]

На второй неделе октября в боях наступило затишье. Чуйков понял, что немцы готовят новый, еще более мощный штурм, возможно с участием свежих подкреплений.

Гитлер давил на Паулюса не меньше, чем Сталин на Чуйкова. 8 октября командование группы армий Б в соответствии с директивой, полученной из ставки фюрера, приказало 6-й армии подготовить массированное наступление в северной части Сталинграда. Начаться оно должно было не позднее 14 октября. Паулюс и его штаб были встревожены и удручены, ведь 6-я армия понесла большие потери. Один из штабистов писал в своем дневнике, что численность 94-й пехотной дивизии сократилась до 535 человек, то есть в батальонах осталось в среднем по три офицера, 11 унтер-офицеров и 62 солдата.[440] О 76-й пехотной дивизии он написал, что это соединение не просто обескровлено – оно небоеспособно. Для усиления уже брошенных в бой соединений 6-й армии выделили только 305-ю стрелковую дивизию, в которой служили в основном земляки – выходцы с северного берега озера Констанц, которое чаще называют Швабским морем.

Немцы не только не скрывали своих приготовлений – они разбрасывали листовки и выкрикивали угрозы, используя громкоговорители. Что скоро они пойдут в наступление, было ясно, но какова его главная цель? Советские разведчики каждую ночь проникали в расположение противника и старались взять как можно больше «языков». Они снимали часовых и захватывали солдат из вспомогательных частей, в частности доставлявших продовольствие. Командиры разведрот или штабные офицеры тут же допрашивали пленных. Те, напуганные рассказами о «методах» НКВД, отвечали на все вопросы. Разведотдел штаба 62-й армии на основе анализа информации из разных источников вскоре пришел к выводу, что главный удар снова будет нацелен на тракторный завод. Остававшихся там, а также на заводе «Баррикады» рабочих, ремонтировавших танки и противотанковые орудия прямо в ходе боев, зачислили во фронтовые батальоны, а высококвалифицированных специалистов и инженеров эвакуировали на левый берег Волги.

К счастью для 62-й армии, предположения разведки оказались правильными. Немцы планировали полностью захватить территорию тракторного завода, потом кирпичный, расположенный севернее, и выйти к берегу Волги. Чуйков рискнул перебросить части с Мамаева кургана в северную часть города. Дальнейшие события подтвердили, что это было единственно правильное решение. Представить себе его чувства, когда Чуйков узнал, что по приказу ставки Сталинградский фронт будет получать меньше артиллерийских снарядов, трудно. Впрочем, генерал не мог не понять, что в Москве начата подготовка крупного контрнаступления. Выходит, Сталинград был своего рода приманкой в огромной мышеловке?..

В понедельник 14 октября в 6 часов утра по берлинскому времени 6-я армия начала наступление. Ее поддержал 4-й воздушный флот генерала фон Рихтгофена. Один из солдат 389-й пехотной дивизии в ожидании приказа идти в атаку писал: «Небо заполнилось самолетами. Палили зенитки, с ревом сыпались бомбы… Мы со смешанными чувствами наблюдали из окопов за этим грандиозным и страшным зрелищем».[441] Артиллерийский и минометный огонь ровнял блиндажи с землей, а начиненные фосфором бомбы сжигали на ней все, что только могло гореть…

«Сражение было чудовищным, выходящим за грань разумения, – писал впоследствии один из офицеров Чуйкова. – Бойцы в окопах и ходах сообщения лежали ничком, словно находились на палубе корабля в шторм».[442] Сравнение можно было бы назвать поэтическим, если бы перед глазами не вставала кошмарная картина. «Те из нас, кто видел в те дни черное небо Сталинграда, – свидетельствует в своем донесении в Москву Щербакову Добронин, которого уж никак не назовешь романтиком, – никогда его не забудет. Оно было грозовым и суровым, с поднимающимся вверх багровым заревом».[443]

Немцы начали массированный штурм тракторного завода. В полдень с севера пошли в атаку части 14-го танкового корпуса. Чуйков бросил в бой свой резерв, 84-ю танковую бригаду. Ей предстояло отражать натиск трех пехотных дивизий, усиленных 14-й танковой. «Огонь нашей тяжелой артиллерии был необычайно силен, – свидетельствует унтер-офицер 305-й пехотной дивизии. – Несколько батарей реактивных минометов, налетающие непрерывными волнами самолеты и самоходные штурмовые орудия в невиданных прежде количествах засыпа́ли снарядами и бомбами русских, но они продолжали оказывать ожесточенное сопротивление».[444]

«Это был ужасный, изматывающий бой, – писал позже офицер 14-й танковой дивизии, – на земле и под землей, в развалинах и подвалах. Танки со скрежетом взбирались на груды битого кирпича, ползли через разрушенные цеха, стреляя в упор в узких дворах. Множество машин подорвалось на вражеских минах».[445] Попадая в металлические конструкции цехов, снаряды высекали снопы искр, которые разлетались в разные стороны в копоти и дыму.

Стойкость советских солдат действительно была невероятной, однако сдержать натиск они не смогли. Немецкие танки прорвали оборону и отрезали 37-ю гвардейскую дивизию Жолудева, а также 112-ю стрелковую. Генерал Жолудев во время взрыва был заживо погребен в своем блиндаже – в тот ужасный день такая судьба постигла многих. Солдаты откопали его и перенесли на командный пункт армии. Красноармейцы поднимали с земли оружие своих погибших товарищей и продолжали бой. Покрытые кирпичной пылью немецкие танки, словно доисторические чудовища, ломились сквозь стены заводских корпусов, поливая все вокруг пулеметным огнем. Бой продолжался, и невозможно было понять, где тут линия фронта. Группы гвардейцев Жолудева обрушивались на немцев со всех сторон. Противники шли врукопашную… Один немецкий военный врач устроил перевязочный пункт внутри доменной печи, и недостатка в пациентах у него не было.