Читать онлайн «Первая мировая война. Катастрофа 1914 года». Страница 18

Тем не менее с 1905 по 1916 год он безраздельно властвовал в британской внешней политике. Ллойд Джордж писал: «За восемь предвоенных лет Кабинет смехотворно мало времени уделял внешнеполитическим вопросам»{89}. Отношение правительства Асквита к происходящему за рубежом и к европейским державам отдавало чудовищным высокомерием, особенно возмущавшим немцев. Французский посол в Лондоне Поль Камбон заметил саркастически, что нет для англичанина большего удовольствия, чем обнаружить, что интересы Англии совпадают с интересами человечества: «А если совпадения не наблюдается, он всеми силами создает его сам». На званом ужине, где присутствовали несколько представителей правительства, лорд Нортклифф с презрительной усмешкой обронил, что редакторы британских газет куда лучше осведомлены о положении дел за рубежом, чем любой министр Кабинета{90}. Канцлер отозвался о министре иностранных дел так: «Сэр Эдуард Грей принадлежит к тому классу, который по традиции считает себя вправе облачиться в судейскую мантию и оценивать своих собратьев, но который едва ли найдет возможность поинтересоваться проблемами и испытаниями, стоящими перед человечеством»{91}.

Издевка достаточно едкая, однако и Генри Вильсон после бесед с министрами в 1911 году о сценариях конфликта писал, что не впечатлен «тем, как Грей и Холдейн [тогдашний военный министр] владеют ситуацией, – Грей из них двоих наиболее невежествен и беспечен, он не только не представляет себе, что такое война, но шокировал меня тем, что, кажется, и не хочет представлять… невежественный, напыщенный мямля, которому нельзя занимать пост министра иностранных дел никакой страны крупнее Португалии»{92}. Бернард Шоу с ненавистью называл Грея «помещиком от корней волос до кончиков ногтей… склонным к подлости»{93}. Такой оценки он удостоился после неоправданно жестокой расправы в 1906 году британских властей над жителями египетского селения Деншавай, осмелившимися перечить устроившим голубиную охоту офицерам.

Даже если в чем-то Шоу и преувеличивал, тайная дипломатия Грея действительно отдавала заносчивостью – как и вся британская внешняя политика в то время. В августе 1904 года лорд Перси от лица тогдашнего консервативного правительства ответил с патрицианским высокомерием на вопрос палаты общин о только что подписанном англо-французском договоре: «Прерогатива народа – строить домыслы насчет существования секретных пунктов в международных соглашениях, дело правительства – поддерживать эту прерогативу своим молчанием». Однако 5 сентября 1911 года Асквит написал Грею, предупреждая, чем чреват разрешенный министром иностранных дел диалог между британским и французским генеральными штабами: «Мой дорогой Грей, переговоры, подобные тем, что ведутся между генералом Жоффром и полковником Фэрхомом, кажутся мне довольно опасными, особенно в той части, которая касается оказания помощи со стороны Британии. В нынешних обстоятельствах не стоит давать французам почву для подобных планов. Всегда ваш, Г. Г. А.»

Тем не менее премьер-министр фактически выдал Грею карт-бланш на внешнюю политику, добавив этот просчет к немалому числу проблем в политике внутренней. Министр иностранных дел давал Франции обещания поддержки в случае войны без оглядки на Кабинет и на палату общин – поведение, немыслимое по современным и даже по тогдашним представлениям о демократии: ничего подобного далее не случалось вплоть до англо-французского сговора 1956 года о совместном вторжении в Египет. Грей действовал тайком, поскольку знал, что парламентского одобрения он не добьется. Во время июльского кризиса его личное желание, чтобы Британия сражалась на стороне Франции, перевесило мнение народа и большинства коллег по правительству.

Трудно, однако, согласиться с теми, кто причисляет Грея к основным виновникам войны по причине того, что он либо слишком многое скрывал от британцев в последние мирные годы, либо не сумел дать четко понять Берлину, что Британия не собирается соблюдать нейтралитет. Германия, следуя в 1914 году намеченным планам, не рассматривала возможность британской интервенции всерьез и нисколько не опасалась презираемой ею крошечной армии. Возможные экономические последствия (Британии, обладающей абсолютным мировым господством в торговом мореплавании, ничего не стоило устроить коммерческую блокаду) Германию не пугали, поскольку она рассчитывала на молниеносную победу. Маловероятно, что какие-либо политические решения, принятые правительством Асквита, помогли бы избежать войны в 1914 году, но другой министр иностранных дел мог бы желать участия в ней Британии гораздо меньше.

Планируемые экспедиционные войска предполагалось хорошо вооружить и экипировать, однако их малочисленность отражала нежелание тратить большие деньги на сухопутную армию, когда четверть государственных расходов уходила на военно-морской флот. Генри Вильсон, руководивший военными операциями с 1910 по 1914 год, называл британские войска «наша смешная маленькая армия» и с презрением говорил, что нет такой военной проблемы на Континенте, на которую Британия могла бы ответить своими шестью дивизиями{94}. Однако увеличивать армию правительство не собиралось, и народ его мнение поддерживал. Британцы холили и лелеяли прежде всего флот – по сравнению с флотом и регулярная, и территориальная (резервистская) армии были недоукомплектованы, тем более что глубинка и Уэльс отличались особенной нелюбовью к военной службе.

Вильсон играл ведущую роль в военном сближении с Францией (гораздо более тесном, чем хотелось бы генералам и чем предполагал Кабинет). Блестящий оратор, склонный тем не менее к безрассудству и просчетам, он поступил в военную академию лишь с шестой попытки. Вильсон долго ратовал за всеобщий призыв, называя добровольцев территориальной армии «самыми большими патриотами Англии, поскольку они хотя бы не сидят сложа руки»{95}. В 1910 году, будучи преподавателем штабного колледжа, он уверял, что война в Европе неизбежна, и единственный благоразумный выход для Британии видел в союзе с Францией против Германии. Когда один из курсантов попытался возразить, что повергнуть в войну всю Европу «способна лишь необъяснимая глупость властей», Вильсон разразился хохотом: «Ха-ха-ха! Именно так, необъяснимая глупость нас и ждет!»{96} Лорд Эшер писал впоследствии, что после лекций Вильсона курсанты возвращались в свои соединения, «убежденные в неизбежности [военного] катаклизма»{97}. Премьер-министр характеризовал его Венеции Стэнли как «язвительного, но умного злодея», который в общем и целом прав{98}.

Вильсон был бессовестным интриганом, который вмешивался во все, вплоть до обещания поддержки бунтующим ольстерским протестантам. Однако в основном благодаря ему британская армия разработала план войны на Континенте – так называемый план «S. W.» («С Францией»).

В 1911 году Вильсон добился согласия Грея на то, чтобы совместно с британскими железнодорожными компаниями разработать график переброски войск к морским портам в случае войны. Были составлены соответствующие расписания. В конце июля того же года Ллойд Джордж выступил с речью в резиденции лондонского лорд-мэра, безоговорочно ставя Британию плечом к плечу с Францией при любом конфликте с Германией, и Вильсон принял самое активное участие в реализации этого плана. В 1913 году он семь раз побывал во Франции, в беседах с Жоффром и его штабом обещая на 13-й день мобилизации сосредоточить 150 000 бойцов между линией Аррас – Сен-Кантен и Камбре. Довольно призрачное обещание, однако именно оно легло в основу военного соглашения, которого добивался старший британский офицер. Вильсон утверждал, что экспедиционные войска при всей своей малочисленности окажут неоценимую моральную поддержку. Он серьезно недооценивал предполагаемую силу Германии. Но при этом, будучи тогда лишь бригадным генералом, он сделал все, чтобы убедить Асквита рассмотреть – пусть и не подтверждая – военное соглашение с Континентом. Здесь чувствуется скорее благоразумный государственный подход, чем кровожадность и жажда войны.

Тем временем на переговорах 1914 года между российским и британским военно-морскими штабами британцы обсуждали возможную помощь российским войскам при высадке в Померании. Такими шахматными партиями балуются все военачальники, однако, когда новость о переговорах просочилась через российского дипломата в Берлин, немецкая паранойя по поводу Антанты только усилилась. К сожалению, померанская схема представлялась малоосуществимой. Подготовка королевских ВМС к Армагеддону была целиком сосредоточена на блокаде, дипломатические последствия которой тоже слабо просчитывались. Как и всем военным планам Британии, этой схеме не хватало размаха и четкости, а также политической поддержки, способной превратить ее в более стройную стратегию. Поскольку континентальные державы рано или поздно собирались скрестить оружие, Британии следовало бы задуматься о своем участии всерьез. Однако островитянам хотелось верить, что война на Континенте будет носить междоусобный характер.