Читать онлайн «Чешежопица. Очерки тюремных нравов». Страница 9

Была, говорят, тут рядом тайная тропа спиртоносов на гилюйские желтуги, где работало много пришлого люда, в том числе и китайцев. Отработав лет двадцать, они тайно возвращались домой. Открыто ходить было опасно, их убивали, называя этот промысел охотой на синюю птицу, потому что китайцы любят синий цвет, считая его небесным. Проходя мимо этого дома, заглядывали в него. Там жила Дунька с ухажером и спиртишко имела. Соскучившиеся по бабе мужики, будь то русские или китайцы, после стопки разведенного спирта приставали к Дуньке. «Дунька, отдайся, озолочу». «Хорошо, отдамся, косоглазенький, но с одним условием, ежели мой пупочек золотым песочком присыпешь». А в пупочек целая кружка золотого песка входила. За большой срок намытая в бесконечной шурфовке, оттаивании грунта в вечной мерзлоте.

Отвлекись, читатель, от текста и представь ситуацию не фантастическую, а действительную: миллионы женщин не имели нормальной половой жизни. Их никто никогда не голубил, даже писаных красавиц, никогда им не дарили цветов, не писали любовных писем, за ними не ухаживали, им не пели серенады. Они жили вне жизни — в системе социалистического производства, там создавая «семейные отношения» с деталями, гайками и болтами, тайно влюбляясь в передовиков и стахановцев.

Вот картинка, списанная с натуры: провожают человека на пенсию, говорят речи, благодарят, а в углу рыдает пожилая дама, льются неутешно слезы. Кто она? — спрашиваем у юбиляра. — Катя, она уже тридцать лет работает на тех же заводах, где и я — в Свердловске, Нижнем Тагиле, Муроме, Владимире. Она живет по общежитиям. — Какой вы жестокий человек, у вас же пятнадцать лет назад умерла жена. Почему вы на ней не женились? — Ей я как муж не нужен, а нужен как миф — так она себе внушила, так и живет без меня со мной. Мне ее очень жалко, я ухожу на пенсию. Как ей меня не видеть? Как ей без меня жить?..

Раскрою вам тайный секрет советско-сталинского режима, подтвержденный многочисленными исследованиями женского труда на предприятиях Советского Союза. Самую высокую производительность и эффективность труда дают вдовы, те, у которых погибли или умерли мужья, те, у которых мужья сидят в тюрьмах и вдовы социальные, те, кто из-за сложившихся условий не в состоянии были реализовать себя как жены. Они своих нереализованных мужей, детей отдали на заклание социалистическому производству, которое невозможно без принудительного, рабского труда, будь он женским, детским, зэковским.

Зэки на станции Просвет в Курганской области работают на оборудовании Шадринского автоагрегатного завода тридцатых годов выпуска (на станках стоят инвентаризационные номера ШААЗа имени Сталина), зэчки в девятой зоне Новосибирска шьют фуфайки на швейных машинках фирмы Зингер начала нашего века. Как-то я спросил Дмитрия Георгиевича Большакова, друга Алексея Косыгина (вместе учились в Текстильной академии) и Леонида Ильича (вместе воевали) — бывшего директора Ташкентского меланжевого и Барнаульского камвольно-бумажного комбинатов, заместителя председателя Совета Министров Киргизской ССР и зампреда Владимирского совнархоза, многолетнего депутата Верховного Совета СССР, постоянного осведомителя КГБ: «Скажите, вам не жалко так эксплуатировать женщин, загонять в трехсменку, заставлять спать на трехэтажных койках в общагах и платить им меньше, чем зэкам? Они все же женщины». Он ответил: «Зря расчувствовался, они все почти воровки. У меня в Ташкенте умудрялись по 20 метров натурального парашютного шелка в половые органы загонять. Жалеть их не надо, а погонять стоит». Результат виден — верховные чучеки так загоняли «прекрасный пол», что он превратился в зэковский.

История греха и покаяния купца Второва, рассказанная старожилом села Тамарей в 1957 году.

Из одного илимского села прибыл в Иркутск юноша Второв, где по знакомству смог устроиться извозчиком. Возил грузы по сибирским трактам — Московскому, Качугскому, Кругобайкальскому. Был немногословен, исполнителен, сдержан в поступках и не предавался порокам. В Иркутске в те дни проводила время веселая жена одного ленского золотопромышленника. Предприниматель постоянно был в тайге, а его молодая супруга тешила себя балами и гуляниями. Однажды ей представился молодой человек с личным посланием от супруга. Муж просил взять в Русско-Азиатском банке крупную сумму денег и передать вручителю. Подделкой здесь не пахло: и почерк сходился, и бумага, и форма просьбы, и тайные, только им двоим известные знаки. Необычным было то, что прежде за деньгами приезжали родственники. Жена подумала и решила поехать самолично к мужу с деньгами в сопровождении молодого человека. Ехать надо было до Качуга, а там спуститься сплавом Леной до Киренска, а затем Витимом добраться до приисков мужа. Она попросила найти ей хорошего надежного кучера до Качуга. Ей порекомендовали Второва. В назначенный сентябрьский день утром подкатила пролетка, в нее положили сундук, подушки, спальные вещи, теплую одежду, дорожную провизию. Дама без умолку всю дорогу болтала с молодым человеком, который ей все более и более нравился и располагал к себе.

Так солнечными сентябрьскими днями доехали они до реки Манзурки, впадающей в Лену. Второв держался стороной, в беседах и трапезах участия не принимал, больше занимался лошадьми и обозрением природы. Смеющаяся пара подошла к реке. Вздрогнул неожиданно Второв, услышав крик. Молодой человек схватил даму и поволок ее к реке. Дама, как и положено сибирячкам, оказалась неподатливой. Она отчаянно сопротивлялась, и силы были равные. «Второв, помоги, разделим пополам», — прокричал насильник. Не спеша подошел Второв к барахтающимся на берегу и, схватив обоих, сунул их в воду. Затем оттащил трупы в заводь и завалил корягами. «Хорошая подкормка будет для налимов», — пробурчал он. Заехал потом в Качуг, а оттуда потихоньку вернулся домой и доложил хозяину, что урок выполнил — отвез господ до Лены-реки.

Через некоторое время пошел слух о бегстве жены промышленника через Китай в Европу с молодым поклонником. О Второве в этом деле даже не вспоминали, на тракте его многие видели и был он вне подозрений. Еще несколько лет занимался Второв извозом, затем попросил взаймы у хозяина денег, купил себе лошадей и открыл дело. Занимался извозом на Север, скупал у монголов верблюдов, присоединился в Троицкосавске к китайской торговле текстилем. Стал известным купцом. Магазинов понастроил по всей Сибири, все они красным кирпичом выложены под расшивку швов — в Томске, Каинске, Минусинске, Красноярске, Енисейске, Иркутске, Верхнеудинске, Благовещенске. Их и ныне называют второвскими и вспоминают, как, войдя туда в костюме из воздуха, выходили господами. Все у Второва было: здоровье, деньги, красивая жена, только не было детей. Он считал это наказанием за «манзурский грех» и, умирая, завещал — треть капитала оставить жене, треть отпустить на строительство православных храмов, а оставшуюся треть употребить на возведение приютов и больниц для страждующих недугами и детей. Эти больницы и ныне называют второвскими.

По-зэковски насильников называют потрошителями мохнатых сейфов. Это многочисленная часть зон, охватывающая все возрасты и группы населения. Смотришь на потрошителя и не можешь понять, как это такой, вроде милый человек и насильник. Совсем загадка для страны, где женщина для блатного стоит меньше бутылки бормотухи.

Насильники говорить о бабах не любят, превращаясь постепенно в лютых женоненавистников. Многие не виноваты, все произошло без умысла, часто по прокладке — подстройке дела. Конечно, есть мастера высшего пилотажа во взломном деле, но залетевшие случайно, ибо до этого их похождения насчитывали сотни совращений и целколоманий. Эти в каждой новой жертве находят свой смак, свежесть тела и трепет удушения.

Преступный секс, как весеннее половодье, разлит по Отечеству, заполняя наиболее глубокие впадины — такси, гостиницы, Дома отдыха, тайные и явные притоны. В московских такси «сосалка», «мальчик-пидорчик» стоит по дешевке от пятерочки и выше, правда, надо еще такую же сумму «за поиск» передать водителю. В гостиницах все зависит как от их класса, так и от масти проституток; в Домах отдыха и на побережьях, разумеется теплых, товар сходит почти за бесценок.

«Дядя Омар, подвези, покатай!» — кричит толпа малолеток у парка имени Кирова в Новосибирске. «Детки-сеголетки, занят, завтра утречком, при хорошей погоде покатаю, ждите» — машет рукой сбитый смугляк. Слышавший такой милый разговор и не подумает, что дети просят таксиста Омара взять их с собой, напоить вином и ублажить дядюшку, все его разносторонние похоти и желания. Утром подкатывает «Волга» и из группы, ее ждущей, Омар острым взглядом выбирает аппетитных мальчиков и смачных девчонок. Он размещает их по сиденьям и катит на берега Ини-реки, выбирает цветистый лужок с бархатной листвяной подстилкой. Машина загоняется в кусты и из багажника достается вино, закусь, стелется скатерть и приступают к действу. Детям нравится, захмелели, говорят: «Больно, дядюшка Омар, не надо так».