Читать онлайн «Крушение России. 1917». Страница 62

Не будет преувеличением сказать, что кадетам симпатизировал цвет интеллигенции. В их руководящих эшелонах были выдающиеся профессора юриспруденции – Гессен, Котляревский, Муромцев, Петражиц-кий; истории – Кизеветтер, Корнилов; экономисты и публицисты – Изгоев, Струве, Тыркова; адвокаты – Винавер, Ледницкий, В. Маклаков. Этих людей знала вся образованная Россия. Были там и видные представители аристократии, в том числе Рюриковичи – князья Павел и Петр Долгоруковы, князь Д.И. Шаховской. Приобрели известность и менее именитые руководители думской фракции кадетов.

Ближайшим сподвижником Милюкова стал уездный врач и земец Андрей Шингарев, который вырос в главного эксперта по бюджетным вопросам и наиболее ярого оппонента Коковцова. Набоков называл его «русским провинциальным интеллигентом, представителем третьего элемента, очень способным, очень трудолюбивым, с горячим сердцем и высоким строем души, с кристально чистыми побуждениями, чрезвычайно обаятельным и симпатичным, но в конце концов «рассчитанным» не на государственный, а на губернский или уездный масштаб»[633]. Более комплиментарно Набоков отзывался о Николае Некрасове, предводителе левого крыла партии, инженере-железнодорожнике и профессоре Томского технологического института, у которого обнаруживались «огромные деловые способности, умение ориентироваться, широкий кругозор, практическая сметка». Куда ниже он оценивал этические качества Некрасова[634]. Схожего мнения придерживалась и Ариадна Тыркова, гимназическая подруга Надежды Крупской, модная журналистка и писательница, эффектная женщина с репутацией «единственного мужчины в партии». «Он жаден к почету и неразборчив в средствах»[635], – замечала Тыркова о Некрасове. Своими главными помощниками сам Милюков называл также адвоката Федора Родичева, который «обладал совершенно исключительным даром красноречия, но его горячий темперамент часто выводил его за пределы требовавшиеся фракционной дисциплиной и политическими условиями момента», а также Василия Маклакова, который «был несравненным и незаменимым оратором по тонкости и гибкости юридической аргументации»[636].

Кадеты подавали себя как «внеклассовую» партию, которая по своему характеру соответствует «традиционному настроению русской интеллигенции»[637]. Вкратце их политическую программу можно было сформулировать так: делай, как в Англии, только еще более либерально. Действительно, кадеты были гораздо левее любых своих западных либеральных аналогов, как наша интеллигенция была радикальнее зарубежных интеллектуалов.

Партия народной свободы отрицала социальную революцию, но была вовсе не против революции политической, которая брала бы на себя решение тех задач, которые не в состоянии решить действующая власть. Иными словами, кадеты не поддерживали идеи народного бунта, но не исключали возможности государственного переворота.

Политическим идеалом выступала конституционная монархия британского типа, основанная на последовательном разделении властей, ответственности правительства перед парламентом, который бы избирался на основе всеобщего избирательного права.

Кадеты были сторонниками сохранения централизованного, унитарного государственного устройства, но при этом признавали право народностей на самоопределение, хотя главным образом в культурно-национальной сфере. Впрочем, в партии были и сторонники польской независимости, как Родичев, и максимальной украинской автономии, как Милюков. Местное управление предлагалось распространить на всю Российскую империю и довести до самого низового уровня, формируя его путем прямых и закрытых выборов.

Весьма обстоятельно кадеты разрабатывали аграрный вопрос, причем в ключе не либеральном, а явно социалистическом. Откладывая в сторону главную либеральную ценность – право собственности, они предлагали передачу крестьянам казенных и частных земель. В Думе партийная фракция сразу же предложила выработать закон «об удовлетворении потребностей крестьян в земле путем обращения в их пользу земель казенных, удельных, кабинетских, монастырских, церковных и принудительного отчуждения земель частновладельческих»[638]. Нигде больше в мире таких экспроприаторски настроенных либералов не встречалось. Что их действительно сближало с зарубежными коллегами, так это свойственные «Милюкову, как и всему либерально-позитивистскому миру, поверхностность и глухота в отношении всех религиозно-нравственных вопросов», подмеченные Степуном[639].

Радикализм кадетов, сразу перешедших во фронтальную оппозицию правительству, явился одной из главных причин роспуска и I, и II Думы, где партия имела крупнейшую фракцию и держала контрольный пакет акций. В III Думу ей удалось провести всего лишь 54 депутата, и она уступила большинство и пальму первенства октябристам. Преобладающая часть партийного руководства резко критиковала политику Столыпина, хотя появились и диссиденты в лице авторов «Вех», которые, по сути, призвали к компромиссу с исторически сложившейся властью. Поведение правых кадетов возмутило партийное руководство, инициировавшее в 1910 году выпуск альтернативного сборника «Интеллигенция в России», где было заявлено о преемственности с русской освободительной традицией и о солидарности с автономистскими партиями на национальных окраинах.

Начало работы IV Думы кадеты, получившие 59 мандатов, ознаменовали внесением законопроектов о всеобщем избирательном праве, гарантиях гражданских свобод, а затем – голосованиями против ассигнований по сметам Синода, Минюста и других ведомств, возглавляемых «реакционными» министрами. Во время второй сессии они отвергали уже бюджет в целом. Перед войной в партии развернулась дискуссия между сторонниками «оздоровления власти» путем привлечения туда либеральных общественников и бюрократов (в частности, на этой позиции стоял Петр Струве), и приверженцев идеи «изоляции правительства», которую озвучивал сам Милюков. Чтобы создать политический вакуум вокруг правительства, лидер кадетов был готов на широкий альянс, включающий и умеренных консерваторов, и либералов, и социалистов.

В этот период активизировались контакты конституционных демократов с более молодой партией прогрессистов, которую я бы тоже отнес к либеральной части российского политического спектра.

Партия эта рождалась на квартирах крупных московских предпринимателей Рябушинского и Коновалова, где регулярно проходили «экономические беседы» с участием широкого круга интеллигентов, бизнесменов, членов Думы и Государственного совета весьма различной идеологической ориентации. Из завсегдатаев этих встреч создалось некое ядро, куда вошли бывшие октябристы, которым не нравилась поддержка Гучковым политики Столыпина (граф Гейден, Александр Стахович, Дмитрий Шипов); и бывшие кадеты, недовольные радикализмом аграрной программы партии и ее заигрыванием с социалистами (Николай Львов, философ князь Е.Н. Трубецкой). Таким образом, прогрессизм явился альянсом левых октябристов с правыми кадетами. К ним добавилось в личном качестве насколько бизнесменов, в первую очередь сам Александр Коновалов.

Сын хлопчатобумажного фабриканта, он продолжил трудовую династию после учебы на физмате Московского университета и в школе ткачества в немецком Мюльгаузене, возглавив товарищество мануфактур «Иван Коновалов с сыном». Коновалов-младший славился либерализмом в отношении рабочих, строил для них комфортабельные общежития, ввел 9-часовой рабочий день. Общественная активность привела его к руководству хлопкового комитета при московской бирже, костромского комитета торговли и мануфактур, Российского взаимного страхового союза и т. п. В 1905 году Коновалов стоял у истоков торгово-промышленной партии, затем спонсировал многие либеральные периодические издания.

Яркой фигурой прогрессистов был и Михаил Терещенко, представитель династии украинских землевладельцев и сахарозаводчиков, располагавшей 150 тысячам десятин земли, сахарными, лесопильными, суконными производствами, винокурнями в Киеве с окрестностями, Подольской, Черниговской, Орловской и ряде других губерний. Поучившись у лучших экономистов Лейпцигского университета, он экстерном закончил юридический факультет Московского, где и преподавал, пока не подал в отставку в знак протеста против увольнения трех коллег. Меломан и театрал, он подался в дирекцию Императорских театров, дослужился до камер-юнкера, получил потомственное дворянство. В 26 лет Терещенко, этот «изящный монденный англоман»[640] (словами Александра Бенуа), имел состояние в 70 млн рублей, что равноценно состоянию современного долларового миллиардера, и был избран в IV Думу, где, оставаясь формально беспартийным, примкнул к фракции прогрессистов.