Читать онлайн «Крушение России. 1917». Страница 55

Глава 5

Политические игроки: пантеон охранителей и революционеров

В сфере создания и развития партий и партийной системы Россия опровергала политическую теорию и практику развитых государств того времени.

Партия вкратце – это общественно-политическая организация, обладающая массовой базой, способная вести борьбу на выборах и организовывать процесс государственного управления. При всем обилии функций, которыми наделяют партии в мировой и отечественной политологии, их можно свести к трем главным. Во-первых, функция программно-целевая. На основе выявления интересов больших общественных групп партии формулируют программные установки, которые воплощают в жизнь после того, как приходят к власти. Во-вторых, функция электоральная. Партии выступают главными инструментами организации и проведения предвыборных кампаний, структурирования политических предпочтений населения, продвижения политиков на государственные должности. В-третьих, функция связующего звена между властью и населением, с одной стороны, а также между различными ветвями и уровнями государственной власти – с другой.

В Российской империи партии эти функции практически не выполняли. Их программы оказывали минимальное влияние на содержание правительственной политики. И не мудрено. Как деликатно замечал видный историк российских партий Шелохаев, партийные программы «носили, как правило, абстрактно-теоретический характер и были сравнительно слабо синхронизированы как с общественными потребностями развития страны вообще, так и с интересами различных классов, социальных групп и профессиональных страт, в частности»[556]. Партийные предпочтения были весьма расплывчаты в электорате, который в массе своей оставался политически индифферентным. Удельный вес партийно-организованных граждан не превышал 0,5 % от общей численности населения[557]. Сложная, многоступенчатая избирательная система сильно искажала представительство реальных общественных интересов. Выборы не были путем к правительственной должности. Власть в центре и на местах была беспартийной, более того – антипартийной. В 1909 году Столыпин специальным циркуляром предписывал губернаторам, что «руководство всякой политической организацией не только воспрещено начальствующим должностным лицам, в том числе и земским начальникам, но не может быть допущено, поскольку отвлекает их от исполнения прямых обязанностей»[558]. Партии в этих условиях не могли быть инструментом борьбы за реальную власть, – и большинство из них оказалось в оппозиции к верховной власти.

Весьма специфическим был и процесс генезиса российских партий. Шелохаев видит эту специфику в том, что они «прорастали» не «снизу», а насаждались интеллигенцией «сверху»[559]. Честно говоря, никогда не слышал ни об одной партии в мире, созданной «снизу» по инициативе трудящихся масс. Специфика в другом. На Западе их развитие шло по известной триаде Макса Вебера «аристократическая группировка – политический клуб – массовая партия». При этом партии имущей элиты возникали раньше партий интеллигенции. У нас все было наоборот. В России элитные группировки были последними, кто принял участие в создании партий. Аристократия и предпринимательские круги столиц вплоть до 1905 года сторонились политики, предпочитая устанавливать личные отношения с властями. Сначала сформировались партии радикального и экстремистского толка, потом уже либеральные организации и, наконец, консервативные и ультраправые как ответ на наступление антиправительственных сил слева. В авангарде партстроителей шла интеллигенция, представлявшая национальные и радикально-социалистические движения. «Но в чем российские партии явно превосходили своих западных собратьев, так это в полнейшей нетерпимости к инакомыслию, – правильно подмечал историк Тютюкин. – Межпартийная и внутрипартийная полемика всегда отличалась в России крайней грубостью и несдержанностью, личными выпадами и оскорблениями, производившими гнетущее впечатление на современников и потомков»[560].

Другая наша специфическая черта: партии возникли не в столицах, а на национальной периферии. С XVII века понятие «партия» уже использовалось, но исключительно для описания придворных группировок, представителей тех или иных литературно-философских или политических течений. Первые партии в современном понимании возникли в Финляндии и Царстве Польском в середине XIX века, почти сразу разделившись на антирусские и прорусские. К рубежу столетий уже активно действовали польские, литовские, латышские, еврейские, армянские, украинские радикальные социалистические группировки. Следует заметить, что многие национальные меньшинства обладали мощными зарубежными диаспорами, которые нередко выступали вдохновителями и спонсорами внутрироссийских партий. В итоге к 1917 году на польских и украинских землях действовало по 12 национальных партий, на финских – 8, в Латвии – 9 и т. д.

Первой организацией в самой Великороссии, которая назвала себя партией – на самом деле она была революционной группой, – была образованная в 1879 году «Народная воля». Социал-демократы конституировались в 1898 году, социалисты-революционеры – в 1902-м. Лишь в преддверие революционной волны 1905 года стали разрабатываться программные установки либерального движения, требовавшего создания конституционного строя и правового государства западного типа. Одновременно возник консервативный лагерь, заинтересованный в минимальной модернизации самодержавной системы в направлении ограниченной монархии. Наиболее сильной консервативной партией стал «Союз 17 октября» – октябристы. Наконец, в 1905 году на правом фланге обосновались многочисленные черносотенные группы, отстаивавшие идеи органичности самодержавной власти для России и видевшие главную опасность в западничестве и либеральной модернизации.

Вплоть до революции в стране не сложилось партии, которую хоть с каким-то основанием можно было считать правящей. Лишь октябристы в столыпинские времена претендовали на эту роль, но затем и они оказались в оппозиции. Таким образом, ни одна из партий не проходила испытания на власть, не имела ни малейшего опыта практического государственного управления. Это было одной из главных причин явно неадекватного понимания лидерами партий природы властвования и страны, в которой они жили и которой собирались править. «Правые еще жили как бы в средневековом измерении, либералы в современном им западноевропейском, левые – в фантастической и утопической устремленности в будущее, и все они – в нереальном, «нероссийском» мире»[561], – справедливо замечал историк Андрей Сахаров.

Правомонархическая политическая традиция была сильна в России на протяжении всего времени существования царской власти – у режима во все века существовали свои идеологи и защитники. На протяжении почти 40 лет – вплоть до Первой мировой войны – ведущим мозговым центром «партии порядка» выступал салон писателя и публициста князя Мещерского. Его посещали высшие бюрократы, военные, титулованное дворянство, представители высшего духовенства, известные мыслители. За эти годы на еженедельных встречах за чашкой чая или за бокалом вина в салоне перебывали многие выдающиеся люди – от знаменитого обер-прокурора Синода Константина Победоносцева до писателей Достоевского (он даже редактировал издававшийся Мещерским журнал «Гражданин»), Лескова, Тютчева, Писемского. Отношения князя с властью было неоднозначными. В начале ХХ века его не без оснований считали «оруженосцем» премьера Витте, но Николай II, поначалу расположенный к Мещерскому, стал от него отдаляться[562]. В период смуты 1905 года из этого круга начала формироваться ведущая монархическая политическая сила, получившая название черносотенной.

Словосочетание «черная сотня» до начала ХХ века не имело политической окраски: так со средних веков называли податное посадское население. В 1612 году черные сотни привели Минин и Пожарский, чтобы освободить Москву от поляков. Затем черносотенцами стали называть крайних ревнителей самодержавия и участников погромов, а уж потом это название распространилось на определенные политические партии, среди которых ведущую роль первоначально играл Союз русского народа (СРН). «Союз возник в тот момент, когда в стране царила полная анархия, власти растерялись и спрятались, и Россия должна была погибнуть, но явился Союз, подавил революцию и спас Россию, – только он один и никто более»[563], – без тени скромности заявлял его первоначальный лидер Александр Дубровин, профессор медицины и детский врач. Он, безусловно, преувеличивал роль Союза в гашении революционной волны, была еще и преданная царю армия. Но, действительно, в 1905 году в огромном количестве российских городов были зарегистрированы и активно сражались с «красными тряпками» десятки черносотенных групп, позднее влившихся в СРН. Союз прямо субсидировался из секретного фонда Министерства внутренних дел и за свои заслуги в революционные дни заслужил признательность императора.