Читать онлайн «Том 2. Повести». Страница 56

Много зерен из кошелки сеятеля пропадает бесполезно, угодив на межу или на полевую тропинку, много их выклевывают из борозды птицы. И никогда уже не вырастет из них колоса. Король куда могущественнее простого земледельца, но и из его слов не каждое колосится. Многие пропадают без пользы, а другие даже и зерна в себе не содержат. Если король — человек умный, ему следует говорить как можно меньше (а если не умный — и того меньше). Ведь если не каждое его слово заколосится — это еще полбеды; беда, когда взойдут и принесут плоды те слова, которых и произносить-то не следовало. Так что лучше бы королю не говорить и того немногого, что говорится им.

Вот ведь и теперь — что получилось? Сам дьявол не мог такого оборота предвидеть. На троицын день король отправился в свой варпалотский замок — место его юношеских забав (госпожа Уйлаки прозвала замок «холостяцким»). Вздумается, бывало, королю кутнуть день-другой, он и забирается туда со своими верными друзьями: братьями Цоборами, молодым Канижаи, Палом Гути, Гергеем Розгони — одним словом, со своими сверстниками-аристократами, — сбежав от итальянских наставников, от ученых своих да от важничающих государственных мужей. Обычай этот был введен еще самим Силади. Juventus ventus: вот и пусть его величество слегка проветрит себе мозги от многочисленных наук — надо же мальчику вкусить прелесть отрочества и юных лет. Молодые люди пировали, дурачились, боролись друг с другом, играли в мяч, тешились как кому вздумается, и во время таких состязаний в силе частенько и сам юный король оказывался на лопатках. Но здесь, в холостяцком замке, это не считалось оскорблением королевского величества, потому что вся суть забав в Варпалоте и состояла в полном равноправии их участников. А церемониям место — в Буде.

В упомянутый год молодые люди решили троицын день провести, как обычно, в Варпалоте. Король вместе со своим шутом Муйко еще в канун праздника, на пятницу, покинул столицу. Приятели же его приехали в замок утром в субботу, и только Иштван Батори прискакал на своей знаменитой кобылице Липитьке поздно вечером.

Его опоздание вызвало переполох.

— Где ты пропадал? Почему так поздно? Наверное, опять какое-нибудь приключение?

— Я примчался прямо из Буды.

— Ну что там новенького сегодня с утра?

Прибывший начал было рассказывать самые свежие придворные и государственные новости, как вдруг вспомнил что-то и, махнув рукой, нетерпеливо воскликнул:

— Ой, ваше величество, и каких же чудо-красавиц прислал из Селища Дёрдь Доци! Трех — в качестве образцов!

— Что ты говоришь?!

— Феи! Благоуханье цветов и свежесть росы! Вся Буда сбежалась глазеть, когда они сегодня в полдень ехали по городу на убранных лентами повозках.

— В самом деле так красивы? Не шутишь, Батори?

— Прикажи выколоть мне глаза, государь, если я хоть когда-нибудь видел более красивых женщин!

— Черт побери! Ну и что дальше?

— Ввиду отсутствия государя их принял палатин.

— Что же он им сказал?

— Я слышал, будто он слегка пощипал их — потому что и старику не удержаться при виде таких краль! — а вот что он им сказал, про то я не знаю. Вероятно, сказал: «Подождите короля!», — а может быть, и так: «Довольно и того, что я вас видел, доложу, мол, потом о красоте вашей!..»

— Ну, я надеюсь, что палатин все же не так сказал, — перебил его король. — Лучше всего, если б он направил их прямиком сюда. Ей-богу, это дивное развлечение поболтать, пошутить немножко с простушками-пастушками. А вы как думаете, господа?

Слова короля встретили единодушное одобрение весело настроенных молодых людей, которые готовы были одобрить его речи, даже если в них содержалась опасность. А уж когда дело пахнет только медом, то и подавно!

— Хорошо бы гонца за ними в Буду послать, — предложил Барнабаш Драгафи.

— Я сейчас кликну, — ухватился за поданную мысль Гергей Розгони, красивый юноша с орлиным носом.

— Эй, нет, погоди! Прежде нужно подумать, — остановил его Матяш, любивший помудрствовать даже над пустяком. — Дело это необычное и уж пи в коем случае не умное. Ergo[41] — глупое. А посему и совета о нем нужно просить у глупца. Позвать сюда Муйко!

На поиски королевского шута отправились сразу четверо; после долгих розысков нашли его на скотном дворе, возле свинарника, где он, по его заверениям, учился хрюкать, поскольку и это искусство тоже относилось к его обязанностям. Придворного шута не следует представлять себе таким, каким его обычно изображают в книгах: что-де остроумие и мудрость так и льются из него потоком, будто лава из Везувия. Как бы не так! Все остроты, сказанные когда-либо всеми шутами средневековья, уместятся и на десяти печатных страницах. Даже при версальском дворе остроумие — редкая птица, а уж что там было требовать от Муйко!

Муйко был не кто иной, как недоучившийся студент, крепкий малый недурной наружности, который свободно мог бы поступить в солдаты или избрать себе еще какое-нибудь полезное занятие, но которому бездельничанье пришлось больше по душе Он был самый заурядный бродяга, разве что с умом чуточку более живым, чем у других, и ловко умевший изображать в лицах. Своего господина он потешал безобидными проделками и шутками, по большей части — двусмысленными. Он умел великолепно подражать отдаленному лаю собак, мяуканью кошек, жеманной походке и манере надувать губки придворных дам Эржебет Силади. Но лучше всего он подражал голосу Ласло Гары, бывшего наместника: когда он порою забирался под стол и оттуда начинал вдруг говорить, все присутствовавшие готовы были присягнуть, что это был сам палатин, каким-то чудом оказавшийся под столом.

Муйко был тотчас же доставлен к королю. Он примчался вприпрыжку, с хлебной корзиной на голове, которая то и дело падала наземь, но шут вовремя успевал подцепить ее на лету ногой и опять забросить на голову. Такие фокусы, разумеется, повергали окружающих в неописуемый восторг.

— Ну, дурак, — обратился к нему король, — подай-ка нам хороший совет! — И Матяш, сообщив шуту о прибытии селищенских женщин в Буду, предложил ему решить вопрос о доставке их в Варпалоту.

Шут глупо осклабился (видно было, что он делает это только по обязанности) и отвечал сладеньким голоском архиепископа Витеза, что тут же вызвало всеобщий смех:

— Гм, я понимаю тебя, о король, брат мой во Христе! (Тут он вскинул брови.) Ты желаешь умиротворить совесть свою, и посему слово дурацкое да будет для тебя аки бальзам целебный. Правда, скажу я тебе, ты уподобляешься при этом скворцу, вопрошающему дрозда: можно ли ему отведать запретного винограда?

Король усмехнулся и перебил шута:

— Ну и что же ответил бы ему на это дрозд?

— Дрозд просвистел бы в ответ: «Ваше скворчиное величество, если вы хотите поступить в соответствии с требованиями морали, не советуйтесь со мною, грешным дроздом, а не сочтите, за труд и обратитесь к полевому сторожу». Спросите, ваше величество, об этом архиепископа Эстергомского.

— Ха-ха-ха! — покатились со смеху господа. — Не плохо бы, а? Представляем, как вытаращил бы глаза его преосвященство.

Матяш стоял и пальцами перебирал серебряные пуговицы своего платья (привычка, сохранившаяся у него на всю жизнь и свидетельствовавшая, что король находится в известном замешательстве или нерешительности). Но это длилось всего несколько мгновений.

— Архиепископы, — заметил он весело, — очень осторожный народ, мой друг Муйко. Его преосвященство, вероятно, ответил бы так же, как в свое время один из его предтеч: «Nolite timere bonum est si omnes consentiunt ego non confcradico».[42]

Но это еще куда ни шло. Осторожные епископы — явление нормальное. А вот что я должен сказать при виде столь осторожного дурака, как ты? Это уже настоящее светопреставление! Ну, так что ж, перевернем и мы, друзья, свет вверх тормашками, сроком на один день! Прикажи, Розгони, послать за селищанками гонца. Устроим-ка мы веселую пирушку в Варпалоте. Ты, Канижаи, обсуди все с поварами. Но только на этом пиру, друзья, все будет наоборот: Муйко станет королем, лакеи — вельможами, а мы — лакеями, которые будут прислуживать им за обедом. Понял меня, Батори?

— Как сказать, ваше величество, и да и нет…

— А между тем — нет ничего проще! Если бы мы сами стали принимать прибывших в гости женщин, наши слуги не могли бы приказать нам вести себя прилично. Если же они станут вельможами, мы в любом случае сможем проследить за их поведением. Это во-первых. А поскольку слуги не решатся выкинуть какую-нибудь глупость, значит, не появится никаких слухов о том, что господа вели себя дурно, не будет пищи для сплетен в Буде. Зато мы с вами сможем повеселиться и чуть-чуть посвободнее, так как все наши возможные грехи будут отнесены за счет прислуги! Это во-вторых. А в-третьих, необычайная ситуация породит множество веселых чудачеств и шуток.