Читать онлайн «Рассказы (Авторский сборник изд-ва «Республика»)». Страница 15

Однажды на остров высадится какой-нибудь ловец жемчуга, но на берегу у кромки воды его не встретит молчаливый и подозрительный Немец Гарри. Тогда он войдет в хибару и там обнаружит на кровати неузнаваемые человеческие останки. Кто знает, может, он обыщет тогда весь остров в поисках спрятанных жемчужин, будораживших воображение стольких искателей приключений. Но, думается мне, не сможет он ничего найти: перед смертью Немец Гарри позаботится, чтобы никому не удалось разыскать сокровища. И превратятся они в прах в том самом тайнике, где покоятся. Вернется тогда ловец жемчуга на свое суденышко и остров вновь станет необитаемым.

Я отплыл из Бангкока на маленьком видавшем виды суденышке грузоподъемностью четыреста-пятьсот тонн. В тусклом салоне, служившем также столовой, вдоль стен тянулись два узких стола, по обе стороны которых стояли вращающиеся кресла. Каюты находились во внутренней части корабля, и в них было очень грязно. По полу разгуливали тараканы, и, даже если вы человек совершенно невозмутимый, вам будет не по себе, когда, подходя к раковине помыть руки, вы увидите, как из нее лениво выползает жирный таракан.

Мы спустились вниз по широкой, неторопливой, спокойной реке, зеленые берега которой были усыпаны домишками на сваях, стоявшими прямо у воды. Мы прошли заставу, и взору моему открылось море, голубое и спокойное. Увидев его, вдохнув его запах, я почувствовал прилив восторженной радости.

На корабль я сел рано утром и вскоре обнаружил, что судьбе было угодно поместить меня в чрезвычайно разношерстное общество. На борту находились два французских коммерсанта, бельгийский полковник, итальянский тенор, владелец цирка (американец) с женой и какой-то французский чиновник в отставке, тоже с женой. Владелец цирка был, что называется, компанейским парнем, людей такого типа вы всегда можете, в зависимости от настроения, приблизить к себе или держать на расстоянии, но я в то время был вполне доволен жизнью, так что не прошло и часа, как мы уже успели сыграть в кости на стаканчик спиртного, после чего американец показал мне своих животных. Это был очень низкорослый, полный человек, его белая, не отличавшаяся особой чистотой куртка плотно облегала благородные контуры его живота, в то же время воротник ее был настолько узок, что оставалось только удивляться, как это он не задыхается. На красном чисто выбритом лице его светились веселые голубые глаза, а короткие рыжеватые волосы торчали во все стороны. Потрепанный тропический шлем лихо сидел на затылке. Родом американец был из Орегона, из города Портленда; звали его Уилкинс. Оказывается, жители стран Востока неравнодушны к цирку, и вот уже двадцать лет мистер Уилкинс колесил по всему Востоку от Порт-Саида до Иокогамы (Аден, Бомбей, Мадрас, Калькутта, Рангун, Сингапур, Бангкок, Сайгон, Ханой, Гонконг, Шанхай — имена городов со смаком слетают с языка, наполняя воображение солнечным светом, громкими звуками и бьющей в глаза пестротой) со своим зверинцем и каруселями. Он жил удивительной, странной жизнью, и можно было предположить, что в жизни этой происходит много интересного и любопытного, но как ни парадоксально, этот маленький толстяк был совершенно заурядной личностью, и вы нисколько не удивились бы, окажись он владельцем гаража или хозяином третьеразрядного отеля в каком-нибудь заштатном калифорнийском городишке. Истина, подтверждение которой я встречал в жизни столь часто и которая тем не менее всегда меня озадачивает, заключается в том, что человек, живущий в необычных условиях, сам от этого более интересным не становится, но с другой стороны, человек незаурядный сделает свою жизнь необычной, даже если он всего-навсего рядовой сельский священник.

Жаль, что здесь будет не вполне уместно привести историю отшельника, которого я навестил в Торресовом проливе (этот моряк с потерпевшего кораблекрушение судна прожил на острове в полном одиночестве целых тридцать лет), но когда пишешь книгу, ты заточен в четырех стенах своего сюжета, и хотя, дабы ублажить мой отвлекающийся мозг, я сейчас об этой истории вспоминаю, в конце концов мне придется, прикинув, чему положено оставаться между двумя обложками, а чему нет, этот кусочек выкинуть. Короче говоря, суть в том, что, несмотря на длительное и тесное общение с природой и собственными мыслями, человек этот по прошествии уникальных тридцати лет остался таким же нудным, бесчувственным и вульгарным чурбаном, каким был до этого.

Мимо нас прошел певец-итальянец, и мистер Уилкинс, сказал мне, что этот тенор родом из Неаполя и плывет в Гонконг, чтобы присоединиться к своей труппе, от которой он отстал из-за приступа малярии, случившегося с ним в Бангкоке. Итальянец был крупного телосложения, довольно толст, и когда он плюхнулся в кресло, оно испуганно под ним скрипнуло.

Он снял шлем, и миру предстала крупная голова с длинными курчавыми и засаленными волосами, по которым он провел толстыми окольцованными пальцами.

— Не очень общительный малый, — заметил мистер Уилкинс. — Я угостил его сигарой, но выпить со мной он отказался. Не удивлюсь, если мне скажут, что он немного не того. Согласитесь, тип не из приятных.

На палубе появилась невысокая полная женщина в белом платье. За руку она вела небольшую обезьяну, которая важно шествовала рядом.

— Позвольте вам представить миссис Уилкинс, — объявил владелец цирка, — и нашего младшего сыночка. Берите кресло, миссис Уилкинс, и знакомьтесь с этим джентльменом. Я не знаю его имени, но он уже дважды заплатил вместо меня за виски, и, если бросать кости лучше он не умеет, ему придется угостить чем-нибудь и тебя.

С глубокомысленным, отсутствующим выражением на лице миссис Уилкинс опустилась в кресло и, не отрывая взгляда от голубых волн, дала понять, что не имеет ничего против бутылочки лимонада.

— Боже, какая жара, — пробормотала она, обмахиваясь шлемом.

— Миссис Уилкинс плохо переносит жару, — сообщил ее муж. — Она борется с ней вот уже двадцать лет.

— Двадцать два с половиной года, — поправила миссис Уилкинс, все так же глядя на волны.

— И так к ней и не привыкла.

— Никогда не привыкну, и тебе об этом прекрасно известно, — отрезала миссис Уилкинс.

Ростом она была под стать мужу и почти такая же полная; как и у него, лицо было красное и круглое, а волосы — такие же рыжеватые и чуть растрепанные. Интересно, подумал я, они потому и поженились, что так похожи друг на друга, или их черты приобрели такое поразительное сходство с течением лет? Не поворачивая головы, она продолжала с рассеянным видом смотреть на море.

— Ты уже показал ему животных? — спросила она.

— Даю голову на отсечение, что да.

— Как ему понравился Перси?

— Он был им совершенно очарован.

Я не мог не почувствовать, что меня самым несправедливым образом вытесняют из беседы, предметом которой я частично являлся, поэтому решил вмешаться:

— Кто такой Перси?

— Наш старший сынок… Смотри, Элмер, летающая рыба… Он орангутанг. Кстати, он сегодня хорошо позавтракал?

— Прекрасно. Это самый большой орангутанг, живущий в неволе. Я не отдал бы его и за тысячу долларов.

— А кем вам приходится слон? — спросил я.

Миссис Уилкинс не удостоила меня взглядом, ее голубые глаза продолжали безразлично созерцать море.

— Никем не приходится, — ответила она. — Просто другом.

Мальчик-слуга принес лимонад миссис Уилкинс, виски с содовой — ее мужу, а мне — джин с тоником. Мы бросили кости, и я подписал счет.

— Он может обанкротиться, если всегда проигрывает в кости, — негромко произнесла миссис Уилкинс, обращаясь к береговой линии.

— Мне кажется, дорогая, Эгберт хочет попробовать твоего лимонада, — сказал мистер Уилкинс.

Миссис Уилкинс чуть повернула голову и взглянула на обезьянку, сидевшую у нее на коленях.

— Хочешь, Эгберт, мамочка даст тебе глотнуть лимонада?

Обезьянка взвизгнула. Обхватив ее покрепче, миссис Уилкинс протянула ей соломинку. Обезьянка пососала немножко лимонада и, утолив жажду, удобно устроилась на обширной груди миссис Уилкинс.

— Миссис Уилкинс без ума от Эгберта, — пояснил ее муж.

— Ничего удивительного, он ведь ее младшенький.

Взяв новую соломинку, миссис Уилкинс задумчиво допила лимонад.

— Об Эгберте не беспокойтесь, — заметила она. — С ним все в порядке.

В этот момент французский чиновник, все время мирно сидевший в сторонке, поднялся и принялся прогуливаться по палубе. В порту его провожали французский посланник в Бангкоке, несколько секретарей и один из королевских наследников. Они долго раскланивались с отъезжающим, жали ему руки, а когда корабль наконец отчалил от пирса, махали платками и шляпами. Видимо, он был важной персоной. Я слышал, как капитан обращался к нему Monsieur le Gouverneur.[8]