Читать онлайн «Мадфогские записки». Страница 24

Любопытной чертой общественной жизни англичан прошлого века является пристрастие к крайне замкнутым общественным организациям. Самым ярким выражением этого можно считать английские клубы. Клубы зародились еще в конце XVII века, а в начале XVIII клубов было уже немало не только в Лондоне, но и в других городах. Но в XVIII веке они находились на втором плане — общественная жизнь протекала в основном в кофейнях и тавернах. Правда, эти заведения — в особенности кофейни — сплошь и рядом имели завсегдатаев, объединенных либо общностью политических убеждений, либо общей профессией, но все же и кофейни и таверны открыты были каждому, кто пожелал бы их посетить, тогда как пожелавшие вступить в клуб проходили при вступлении строгий контроль.

Роль кофеев и таверн в организация общественной жизни англичан закончилась в основном к началу XIX века. Наоборот, роль клубов возросла, а число их увеличивалось с каждым годом. Вместе с тем состав членов клубов стал более демократическим, чем раньше. Вступительные взносы в клуб были Я ранее очень высоки, к тому же в клубы начала XIX века не принимали представителей некоторых профессий: солиситоров, поверенных, хирургов и др. Новые клубы, открывшиеся во времена Диккенса, стали более доступны лицам, не обладавших большими доходами; тем не менее каждый клуб был замкнутым учреждением, а вступительные взносы даже в недорогие клубы достигали пятидесяти фунтов.

Большинство клубов помещалось в специально оборудованных зданиях, на отделку которых подчас затрачивались большие суммы. Ибо неписаный закон английских клубов требовал предоставления своим членам комфорта, и в достижении этой целя клубы состязались между собой — переманивали лучших кулинаров и пр. На кулинарию клубы обращали особое внимание. Так, например, шефом кулинарного дела в клубе радикалов «Реформ Клуб» был знаменитый француз-повар Алексис Сойер, приехавший при жизни Диккенса из Франции и попавший даже в Биографический национальный словарь Англии.

Руководители клубов заботились о крайне строгом режиме, в подопечных им учреждениях. Ни один посторонний не мог войти в клуб. Исключение делалось лишь для знатных и богатых иностранцев. Обедать в клубе разрешалось только в вечерних костюмах, как было принято в самых фешенебельных домах Англии. Курить в некоторых клубах разрешалось лишь в курительных комнатах. В ту эпоху курили трубки в сигары, папиросы появились только в середине 50-х годов после Крымской войны, когда английские солдаты, бывшие в Крыму, позаимствовали от французов привычку курить папиросы. Как правило, в мужские клубы женщины не допускались. Нередко члены клуба проводили там большую часть дня в полном безделье.

«Сезон» в Лондоне начинался с апреля и длился по август. В это время открыты были оба главных лондонских театрах — Друри-Леин и Ковент-Гарден, а также Итальянская опера, парламент, высшие суды и т. д. Поздняя осень и зима — самые плохие климатически времена года в Англии; холодные дожди и туманы с ноября по апрель прерывали «сезон» — Итальянская опера закрывалась, знать и крупная буржуазия проводили время в Вате, Брайтоне и на заграничных курортах. Особенно популярным английским курортом являлся Бат в Сомерсетшире, в ста пятидесяти километрах к западу от Лондона.

Диккенс дал сатирическое описание Вата в «Посмертных записках Пиквикского клуба». В Бате — горячие источники и воды его использовались не только для лечебных ванн, но и для питья. Из всех курортов Англии Бат являлся (да и теперь является) самым фешенебельным. В Бате во времена Диккенса уже была выстроена великолепная галерея (заключавшая горячие источники) и колоннада, перед которыми была разбита большая площадь, откуда открывался вид на старинное Аббатство. Знаменитая батская «Зала для Ассамблей», выстроенная в 1771 году, являлась центральным пунктом для встреч курортной публики.

Кроме Бата, знать и буржуазия посещали в те месяцы, когда «сезон» в Лондоне и в других крупных городах кончался, приморский курорт Брайтон, где не раз проводил осень и Диккенс.

Итальянская опера, переезжавшая к этому времени из Парижа в Лондон, открывалась к началу апреля. Здание Оперы на Хэймаркет, построенное по образцу миланской оперы, было пятиярусным, роскошно, но безвкусно отделанным и недоступным для широкой публики. В партер публика допускалась только в вечерних костюмах, все дожи были абонированы, а места на галерее стоили не дешевле пяти шиллингов.

В Англии существовал закон о «королевских патентах» для театров, с небольшими изменениями он действовал с XVII века. Сущность его сводилась к тому, что классические драмы имел; право ставить только театры, имевшие «королевский патент». Эти патенты закреплялись не за труппами актеров, но за театральными помещениями, а актеры, игравшие в помещении с патентом, выделялись из армии английских актеров. Еще в начале XVIII века, при королеве Анне, был издан закон, который по точному его смыслу приравнивал актеров к представителям социальной группы, которые именовались кратко «мошенники и бродяги». Только в 1737 году закон был несколько изменен, он исключил из числа «мошенников и бродяг» актеров, работавших в театрах с королевским патентом или со специальным разрешением лорд-канцлера. Но власти опасались просветительной роли театра, и новые патенты невозможно было получить руководителям актерских групп, намеревавшимся ставить классические пьесы — например, Шекспира. Поэтому в XVIII веке они должны были либо обходить закон, переделывая трагедии в оперы, либо покупать право участия в управлении театром с «патентом». За это право надлежало уплачивать огромные суммы: Шеридан в 1776 году уплатил Дэвиду Гаррику, уходившему на покой и владевшему только половиной патента, тридцать пять тысяч фунтов стерлингов.

Во времена Диккенса королевские патенты все еще были закреплены только за двумя лондонскими театрами: Ковент-Гарден и Друри-Лейн, а труппа театра «Хэймаркет» имела право играть только летом (зимой здесь играла французская труппа). Но так как закон о патентах давно уже изжил себя (другие театры его нарушали), то надо было добиться его отмены, чтобы создать лучшие условия для роста английского театрального искусства. В 1843 году и другие театры получили право ставить драмы, а не только оперы, пантомимы или водевили.

Репертуар Ковент-Гарденского театра в то время не отличался от репертуара Друри-Лейнского: драмы, оперы, балеты. Оба театра были значительно более доступны широкой публике, чем Итальянская опера, — места на галерее продавались по два шиллинга. К тому же, начиная с девяти часов вечера билеты на спектакль продавались за полцены — спектакли начинались в семь часов («см. „Копперфилд“, гл. 61).

Ряд более мелких театров — «Королевский театр Виктории», «Королевский театр Адельфи», «Олимпия» и другие ставили в эпоху Диккенса водевили с музыкой, балеты, пантомимы и т. д.

Лучшим актером эпохи Диккенса был Уильям Макриди, друг Диккенса, долго гастролировавший в провинции, в Америке, во Франции и руководивший некоторое время театром Друри-Лейн. Макриди напоминал методом своей работы Гаррика. В шекспировском репертуаре он создал образы Макбета, Лира, Яго, Кассио, вошедшие в историю английского театра.

Если не считать Шекспира, то едва ли не основными пьесами в репертуаре того времени являлись переделки романов и повестей Диккенса. Например, в 1846 году переделка повести «Сверчок в очаге» шла одновременно в четырех лондонских театрах.

Но англичане этой эпохи слушали концерты иностранных гастролеров значительно чаще, чем видели зарубежных драматических актеров и актрис. Такие концерты были обычным явлением, так же как и публичные балы. В лондонских залах «Уиллис Румс» устраивались по средам балы. Доступ на них был свободен лишь с 1840 года, и самое название предприятия до конца XVIII века было иное. Это был знаменитый Олмэк, упоминаемый в романах XVIII века, а также Диккенсом. В 1765 году владельцу ресторации Олмэку пришло в голову построить увеселительное заведение, но закрыть в него доступ всем тем, кто не входит в «светское» общество; в смежной с залой комнате шла крупная игра в карты. Любопытно отметить, что в Англии азартная картежная игра была воспрещена законом. Воспрещено было также содержание игорных домов. Однако, невзирая на это, в Англии было их множество. В Лондоне лучшие из них находились на самых центральных улицах, один из них — игорный дом Крокфорда на улице Сент-Джеймс, открыто посещался вельможами и даже герцогом Веллингтоном. Правда, этот игорный дом носил название клуба, но доступ в него был открыт всем «приглашаемым», то есть фактически всем представителям крупной буржуазии и знати, желающим развлечься азартной игрой.

Наиболее популярными карточными играми в частных домах были вист, пикет, «коммерция», «спекуляция», «двадцать одно», «Папесса Иоанна», упоминаемые Диккенсом. В игорных домах играли в «фаро» и в другие азартные игры.