Читать онлайн «Жизнь и приключения Николаса Никльби». Страница 47

Миссис Кенуигс была столь потрясена этим предположением, что понадобились нежные заботы мисс Питоукер из Королевского театра Друри-Лейн, чтобы привести ее в состояние более или менее спокойное, не говоря уже об усердии мистера Кенуигса, который держал у носа своей супруги большой флакон с нюхательной солью, пока не возникли некоторые сомнения, вызваны ли струившиеся у нее по лицу слезы ее чувствительностью или солью.

Леди, выразив порознь и поочередно свое сочувствие, принялись согласно обычаю повторять хором успокоительные фразы, из коих такие соболезнующие выражения, как: «Бедняжка!», «Будь я на ее месте, я бы чувствовала то же самое!», «Конечно, это тяжелое испытание» и «Никто, кроме матери, не поймет материнских чувств», — занимали первое место и слышались чаще других. Короче говоря, мнение общества было высказано столь ясно, что мистер Кенуигс уже готов был отправиться в комнату мистера Ногса потребовать объяснения и, с большою непреклонностью и решительностью, даже выпил перед этим стакан пунша, как вдруг внимание присутствующих было отвлечено новым и ужасным происшествием.

Дело было в том, что неожиданно и внезапно понеслись сверху самые душераздирающие и самые пронзительные вопли, быстро следовавшие один за другим, и понеслись, по-видимому, из той самой задней комнаты, на третьем этаже, где покоился в тот момент младенец Кенуигс. Как только они раздались, миссис Кенуигс, высказав догадку, что, пока девочка спала, забралась чужая кошка и задушила малютку, бросилась к двери, ломая руки и отчаянно визжа, к великому ужасу и смятению компании.

— Мистер Кенуигс, узнайте, что случилось! Скорее! — крикнула сестра, энергически хватая миссис Кенуигс и удерживая ее насильно. — О! Не вырывайся так, дорогая моя, я не могу тебя удержать!

— Мое дитя, мое милое, милое, милое дитя! — визжала миссис Кенуигс, выкрикивая каждое следующее «милое» громче, чем предыдущее. — Мой ненаглядный, дорогой, невинный Лиливик… О, пустите меня к нему! Пустите меня-а-а-а!

Пока раздавались эти безумные вопли, и плач, и жалобы четырех маленьких девочек, мистер Кенуигс бросился наверх, в комнату, откуда вырывались звуки. В дверях ее он натолкнулся на Николаса с ребенком на руках, который выбежал так стремительно, что встревоженный отец был сброшен с шести ступеней и рухнул на ближайшую площадку лестницы, прежде чем успел раскрыть рот и спросить, что случилось.

— Не тревожьтесь! — крикнул Николас, сбегая вниз. — Вот он! Все обошлось. Все кончено. Пожалуйста, успокойтесь, никакой беды не случилось!

И с этими словами и с тысячей других успокоительных слов он вручил младенца (которого второпях нес вниз головой) миссис Кенуигс и побежал назад помогать мистеру Кенуигсу, который изо всей силы растирал себе голову и, казалось, не мог опомниться после падения.

Ободренные этим приятным известием, гости до известной степени оправились от страха, который дал о себе знать некоторыми весьма странными примерами полной потери присутствия духа; так, например, приятель-холостяк долгое время поддерживал, заключив в свои объятия, сестру миссис Кенуигс вместо самой миссис Кенуигс, и было замечено, как достойный мистер Лиливик несколько раз поцеловал за дверью мисс Питоукер с таким спокойствием, как будто ничего не происходило.

— Это пустяки, — сказал Николас, возвращаясь к миссис Кенуигс, — девочка, сторожившая ребенка, должно быть, устала и заснула, и у нее загорелись волосы.

— Ах ты злая, негодная девчонка! — воскликнула миссис Кенуигс, выразительно грозя указательным пальцем злополучной девочке лет тринадцати на вид, которая стояла с подпаленными волосами и испуганным лицом.

— Я услышал ее крики, — продолжал Николас, — и прибежал как раз вовремя, чтобы помешать ей поджечь еще что-нибудь. Можете быть уверены, что ребенок невредим: я сам схватил его с кровати и принес сюда, чтобы вы убедились.

После этого краткого объяснения младенец, который, получив при крещении имя сборщика, имел счастье именоваться Лиливиком Кенуигсом, едва не был задушен поцелуями присутствующих, и его так прижимали к материнской груди, что он снова заревел. Затем внимание общества, натурально, обратилось на девочку, которая имела дерзость поджечь себе волосы; получив несколько легких шлепков и толчков от наиболее энергических леди, она была милостиво отправлена домой; девять пенсов, предназначенные ей в награду, были конфискованы в пользу семейства Кенуигс.

— Право же, я не знаю, как и благодарить вас, сэр! — воскликнула миссис Кенуигс, обращаясь к спасителю юного Лиливика.

— Не стоит говорить об этом, — отвечал Николас. — Уверяю вас, я не сделал ничего, что дало бы мне право притязать на вашу благодарность.

— Если бы не вы, он сгорел бы заживо, сэр, — с жеманной улыбкой сказала мисс Питоукер.

— Вряд ли это могло случиться, — ответил Николас. — Здесь множество людей, которые пришли бы на помощь раньше, чем ему стала бы угрожать опасность.

— Во всяком случае, вы нам разрешите выпить за ваше здоровье, сэр! — сказал мистер Кенуигс, показывая жестом на стол.

— В мое отсутствие, пожалуйста, — с улыбкой ответил Николас. — Я совершил очень утомительное путешествие и окажусь весьма неважным собеседником, — скорее помешаю вашему веселью, чем буду ему способствовать, даже если мне удастся не заснуть, в чем я очень сомневаюсь. С вашего разрешения, я вернусь к моему другу мистеру Ногсу, который ушел наверх, когда убедился, что ничего серьезного не случилось. Спокойной ночи!

Принеся таким образом свои извинения за отказ участвовать в торжестве, Николас очень мило попрощался с миссис Кенуигс и другими леди и удалился, произведя наилучшее впечатление на всю компанию.

— Какой очаровательный молодой человек! — воскликнула миссис Кенуигс.

— Право, это самый настоящий джентльмен, — сказал мистер Кенуигс. — Вы согласны, мистер Лиливик?

— Да, — отозвался сборщик, недоверчиво пожимая плечами. — Он джентльмен, настоящий джентльмен, по крайней мере с виду.

— Надеюсь, вы ничего не имеете сказать против него, дядя? — осведомилась миссис Кенуигс.

— Ничего, дорогая моя, — ответил сборщик, — ничего. Думаю, он не окажется… а впрочем, неважно… Мой нежный привет тебе, дорогая моя, и желаю долгой жизни малютке…

— Вашему тезке, — с милой улыбкой сказала миссис Кенуигс.

— И, надеюсь, достойному тезке, — добавил мистер Кенуигс, желая умилостивить сборщика. — Надеюсь, малютка никогда не обесчестит своего крестного отца и со временем будет походить на Лиливика, чье имя он носит. Я утверждаю — и миссис Кенуигс разделяет мое чувство — и оно в ней столь же сильно, как и во мне,я утверждаю: то обстоятельство, что он был наречен Лиливиком, является одной из величайших наград и одним из величайших отличий в моей жизни.

— Самой великой наградой, Кенуигс, — прошептала супруга.

— Самой великой наградой, — поправился мистер Кенуигс. — Наградой, которую я надеюсь… в один из ближайших дней заслужить.

Это был политический ход Кенуигсов, ибо таким путем они делали мистера Лиливика великим фундаментом и источником будущего преуспеяния младенца. Добрый джентльмен почувствовал деликатность и тонкость этого намека и тотчас предложил выпить за здоровье джентльмена, чье имя неизвестно, но который прославил себя в этот вечер своим хладнокровием и расторопностью.

— Я не прочь отметить, — заявил мистер Лиливик, как бы делая большую уступку, — что он производит впечатление довольно миловидного молодого человека, и характер его, надеюсь, не хуже, чем его манеры.

— Действительно, у него очень приятное лицо и осанка, — сказала миссис Кенуигс.

— Несомненно, — добавила мисс Питоукер. — Есть что-то в его наружности очень… боже мой… боже мой, как это слово?..

— Какое слово? — осведомился мистер Лиливик.

— Да это… ах, боже мой, какая я глупая! — запинаясь, сказала мисс Питоукер. — Как это называется, когда лорды сбивают дверные кольца, дерутся с полисменами, играют на чужие деньги и делают всякие такие вещи?

— По-аристократически? — предположил сборщик.

— Да! Аристократически! — ответила мисс Питоукер. — В нем есть что-то очень аристократическое, не правда ли?

Джентльмены промолчали и с улыбкой переглянулись, как бы желая сказачь: «Ну что ж! О вкусах не спорят!» Но дамы единодушно решили, что у Николаса вид аристократический, а раз никто не оспаривал этого мнения, то оно и восторжествовало.

Так как пунш к тому времени был выпит, а маленькие Кенуигсы (которым в течение некоторого времени удавалось держать глазки открытыми только с помощью указательных пальчиков) начали капризничать и довольно настойчиво требовали, чтобы их уложили спать, сборщик подал сигнал, достав свои часы и уведомив общество, что уже около двух. При этом иные гости были изумлены, а другие потрясены, и из-под столов извлекли мужские и женские шляпы, а затем их владельцы ушли восвояси после многочисленных рукопожатий и заявлений, что никогда не проводили они такого очаровательного вечера, и как они удивлены, что уже так поздно (а ведь они думали, что сейчас, самое позднее — половина одиннадцатого), и как бы им хотелось, чтобы мистер и миссис Кенуигс каждую неделю праздновали день своей свадьбы, и что они недоумевают, каким таинственным способом удалось миссис Кенуигс устроить все так чудесно, и многое еще было сказано в том же духе. В ответ на эти лестные замечания мистер и миссис Кенуигс благодарили всех леди и джентльменов за приятное общество и выражали надежду, что они получили хотя бы половину тех удовольствий, о каких говорили.