Читать онлайн «Джимми Хиггинс». Страница 36

В конце осени произошло событие, на которое, несмотря на его важность, Джимми почти не обратил внимания. На реке Изонцо итальянские войска стояли против своих исконных врагов — австрийцев; страна была уже предельно истощена затянувшейся и, главное, безрезультатной кампанией. Итальянские социалисты вели точно такую же борьбу против своего правительства, как и Джимми Хиггинс в Америке. Им помогали интриганы-католики, которые ненавидели правительство за то, что оно ограничило светскую власть папы римского; им помогала австрийская тайная агентура, ловко орудовавшая на территории Италии, распространяя среди итальянских войск слухи о дружественных намерениях австрийцев и о близком перемирии. Дошло до того, что эти агенты стали распространять поддельные номера ведущих итальянских газет с описаниями голодных бунтов в итальянских городах и расстрелов женщин и детей. Однажды их подбросили солдатам в окопы в .горном секторе, где австрийцы затеяли братание с неприятелем; после этого ночью австрийские части были отведены, а их место заняли отборные германские штурмовые полки. На рассвете они обрушились на передовые позиции итальянцев и рванули вперед, вынудив противника отступить на фронте протяженностью в сто миль. Немцы захватили в общей сложности четверть

миллиона пленных и тысячи две пушек — можно сказать, почти всю итальянскую артиллерию.

Джимми Хиггинс не придал должного значения этой катастрофе отчасти потому, что прочел о ней в буржуазных газетах и, следовательно, не поверил; главным же образом потому, что внимание его было всецело приковано к России, где пролетариат мог в любую минуту захватить в свои руки власть.

— Тогда уж всем войнам будет крышка! — ликовал Джимми.— И осатаневший мир, наконец, успокоится!

Умеренное социалистическое правительство Керенского молило капиталистических заправил союзнических держав объявить свои условия мира — пусть рабочие России знают, за что они должны воевать. Русские рабочие хотели декларации о мире без аннексий и контрибуций, при обязательном последующем разоружении: на этих условиях они соглашались помочь союзникам завершить войну, несмотря на голод и бедствия в истерзанной России. Но государственные мужи союзников отказались сделать такую декларацию, и русские рабочие, поддержанные социалистами всего мира, заявили, что союзники ведут войну империалистическую и не собираются прекращать ее, пока не отхватят у Германии и ее сателлитов огромные территории и не добьются такого выкупа, который вывел бы Германию из строя на несколько десятилетий. Русские рабочие наотрез отказались воевать ради этого, и в ноябре произошла вторая революция — восстание большевиков.

Завладев дворцами и государственными архивами, большевики первым делом обнародовали тайные договоры, которые правители Англии, Франции и Италии заключили с Россией. Эти договоры полностью оправдывали позицию русских революционеров. Из них стало ясно, какой бессовестный грабеж задумали империалистические союзные державы: Англия намеревалась захватить германские колонии и Месопотамию; Франция — германские земли вплоть до Рейна; Италия — Адриатическое побережье, а также вместе с Англией и Францией участвовать в разделе Палестины и Сирии.

Особенно знаменательным показалось Джимми Хиггинсу то обстоятельство, что буржуазная пресса Америки пыталась скрыть от народа эти важнейшие разоблачения, равных которым не появлялось с самого начала войны. Сперва газеты поместили коротенькое сообщение: большевики напечатали какие-то материалы, утверждая, что это якобы тайные договоры, однако подлинность их весьма сомнительна. Затем появились туманные и лживые опровержения британских, французских и итальянских дипломатов, а потом наступило полное молчание. Нигде ни одним словом не упоминалось больше об этих документах. Лишь одна-две традиционно честные буржуазные газеты да, естественно, социалистическая пресса опубликовали полный текст тайных договоров.

— Ну, что вы теперь скажете, каковы наши славные союзнички?—спрашивал Джимми рабочих у себя на заводе.— А наши уолл-стритские газеты чего стоят?

Мог ли кто-нибудь из рабочих, знакомых с американской печатью, отрицать правоту Джимми и не чувствовать, что этот маленький человек, при всем его упрямстве и узости взглядов, делает полезнейшее на свете дело?

Джимми был на седьмом небе, он просто ног под собой не чуял от счастья. Наконец-то, впервые в истории, создано пролетарское государство! Правительство рабочих, таких же простых людей, как он, самостоятельно управляется со всеми делами, не прибегая к помощи политических дельцов и банкиров; честно выступает перед всем миром и говорит о государственных вопросах языком, который понятен простым людям! Расформировывает войска и отпускает рабочих по домам! Отбирает фабрики и заводы у хозяев и ставит на их место рабочие комитеты! Лишает жульнические капиталистические газеты права печатать рекламу, так что тем поневоле приходится закрывать свою лавочку! Каждое утро Джимми бежал на угол к газетному киоску узнавать свежие новости; с газетой в руках он шагал по улице в таком возбуждении, что забывал даже позавтракать.

В Айронтоне Джимми завел одно новое знакомство: портной Рабин по имени Шолом (что означает «мир») дал ему письмо к своему брату Дерору (что означает «свобода»). Ежедневно, кончив работу на заводе, Джимми покупал вечернюю газету и нес ее Дерору в его портняжную мастерскую; там они, водя пальцем по строчкам, вместе читали последние известия. Боже, подумать только! Просто невероятно! Иностранными делами у большевиков заправляет еврей-марксист, недавно еще работавший в Нью-Йорке в редакции «Нового мира» —левой газеты, которую Шолом читал Джимми Хиггинсу! Еще раньше он служил официантом в гостинице «Уолдорф-Астория», а теперь, извольте, разоблачает тайные договоры и пишет революционные воззвания к мировому пролетариату!

Газеты капиталистов врали, конечно, вовсю об этой революции, но Джимми умел читать между строк! А то, что ему надо было, он узнавал из двух-трех социалистических газет, которые пока еще продолжали выходить. Читать их он ходил в штаб-квартиру своей партии. В глазах Джимми все, что делали большевики, было безусловно правильным; если же что-нибудь выглядело не так — значит, это вражеская ложь в отместку за то, что большевики отказались признать четырехмиллиардный долг царя банкирам Франции! Уж он-то, Джимми, великолепно знает, какова клеветническая сила четырех миллиардов долларов!

Американские газеты вопили, что русские социалисты бросают борьбу за дело демократии и помогают Германии выиграть войну. Американские газеты обзывали большевиков немецкими агентами, но Джимми пропускал все это мимо ушей. Джимми успел за свою жизнь насмотреться, как стряпают в Америке клевету на рабочие организации. А тут он видел, что вожди большевиков первым делом обратились с воззванием к революционным рабочим Германии. Российский пролетариат показал пример; теперь дело за немецким пролетариатом! В Германию посылали большие партии литературы, с аэропланов сбрасывали листовки для немецких войск — их генералы даже заявили русским протест по этому поводу! Когда Джимми с Дерором прочитали в газете об этом протесте, они дружно захохотали. Пускай попищат эти генералы — знают небось, что их ждет! В январе Джимми и Дерор прочли о мятеже целой бригады и о забастовках сотен тысяч рабочих в Германии и решили, что войне, видно, приходит конец. На одном собрании айронтонских социалистов портной Рабин внес предложение переименоваться в большевиков. Под восторженные возгласы все единодушно проголосовали «за». Вскоре эти американские большевики обратились к профсоюзам с рекомендацией организовать «заводские- комитеты» и начать подготовку к захвату промышленности a la Russe[11]

Но внезапно новая революционная машина застопорилась. Немецкие военные власти захватили вождей забастовочного движения у себя в стране и расправились с ними — одних бросили в тюрьму, других послали на передовую, на убой. Где террором, а где хитрыми увещеваниями они сломили забастовку и снова погнали своих ропщущих рабов на трудовую каторгу. А вслед затем германские армии начали продвигаться вглубь России.

Это был момент, которого Джимми Хиггинс со страхом ждал с самого начала войны. Толстой писал, что если какой-нибудь народ откажется воевать, то враг не посмеет напасть на него, и, хотя Джимми Хиггинс не был мистиком или религиозным непротивленцем, в этом вопросе он разделял взгляды великого русского. Ну, какой же солдат из рабочих подчинится команде стрелять в своих братьев, заявляющих во всеуслышание о своем миролюбии?

И вот настал час проверки теории: германским социалистам приказали идти войной на русских социалистов и стрелять в красное знамя. Исполнят ли они приказ своих военных богов? Или прислушаются к громкому призыву международного пролетариата и обратят оружие против собственных офицеров?