Читать онлайн «Посмертные записки Пикквикского клуба». Страница 48

— Смотрите-ка, куда забрался Винкель, — сказал мистер Топман, дернув президента за рукав.

— Куда? — спросил мистер Пикквик, надевая очки, которые он, к счастью, имел предосторожность держать в кармане до этой поры.

— Вот он, на крыше этого дома, — сказал мистер Топман.

И точно, на черепичной кровле, за железными перилами, заседали в спокойных креслах друг подле друга мистер Винкель и миссис Потт, делая своим приятелям приветственные знаки белыми платками, на что мистер Пикквик поспешил отвечать воздушным поцелуем, посланным его рукой прелестной леди.

Этот невинный поступок ученого мужа возбудил необыкновенную веселость в праздной толпе, еще не развлеченной церемонией выбора.

— Продувной старикашка! — закричал один голос. — Волочится за хорошенькими девушками!

— Ах ты, старый грешник! — закричал другой.

— Пялит свои очки на замужнюю женщину! — добавил третий голос.

— Я видел, как он моргал своим старым глазом, — вскрикнул четвертый.

— Верзила Потт и не думает смотреть за своей женой, — прогорланил пятый, и залпы громкого смеха раздались со всех сторон.

Так как за этим следовали ненавистные сравнения между мистером Пикквиком и негодным старым козлом и многие другие остроумные шуточки весьма колкого свойства и так как все это могло очевиднейшим образом компрометировать честь благородной леди, то негодование в груди мистера Пикквика забушевало самым стремительным потоком, и бог ведает, чем бы оно прорвалось на бессовестную толпу, если б в эту самую минуту не раздался звонок, возвещавший о начале церемонии.

— Тише, тише! — ревели помощники мэра.

— Уифин, действуйте для водворения тишины! — сказал мэр торжественным тоном, приличным его высокому общественному положению.

Исполняя полученное приказание, глашатай дал новый концерт на своем неблагозвучном музыкальном инструменте, что вызвало в толпе дружный смех и остроты.

— Джентльмены, — начал мэр, когда народный гвалт немного поутих. — Джентльмены! Братья избиратели города Итансвилля! Мы собрались здесь сегодня с единственной целью избирать нашего представителя в палату, вместо…

Здесь мэр был прерван громким голосом, раздавшимся в толпе.

— Слава нашему мэру! — прогремел этот голос. — Да процветает его славная торговля гвоздями и тесьмой, и пусть наполняются его тяжелые сундуки звонкой монетой!

За этим пожеланием, напомнившем о страсти почтенного мэра копить деньги, последовал веселый смех толпы, полились остроты и поднялся такой шум, что даже звонкий колокол глашатая оказался не в силах успокоить его. Мэр продолжал свою речь, но говорил ее собственно для себя, так как из всей его речи только и можно было кое-как расслышать лишь самый конец ее, в котором почтенный сановник приглашал собрание высказаться за того кандидата, который знает действительные потребности города и потому может принести ему пользу.

Едва окончилась речь мэра, на эстраде появился худенький джентльмен с туго завязанным белым галстуком. При смехе и остротах толпы он заявил, что намерен просить избирателей подать их голоса за человека, действительно принимающего близко к сердцу интересы города Итансвилля и настолько талантливого, что он с успехом станет защищать их в парламенте. Этого доблестного гражданина зовут Горацио Фицкин; он эсквайр и имеет поместье близ Итансвилля. При этих словах «Желтые» выразили свой восторг громкими рукоплесканиями, а «Синие» сопровождали их свистом, шиканьем и так шумно и продолжительно выражали свои чувства, что худенький джентльмен и почтенный друг, поддерживавший его предложение, произнесли свои длинные речи для назидания мэра, единственного слушателя, до которого долетали их слова.

Когда друзья Фицкина сказали все, что могли сказать, их место занял джентльмен, обладавший здоровым, розовым цветом лица. Он начал, конечно, с предложения подать голоса за другого кандидата (мистера Сломки). Розовый джентльмен был вспыльчивого нрава, и хотя его приняли несколько лучше, чем друзей мистера Фицкина, однако ж он не удовольствовался таким ничтожным предпочтением и потому, сделав небольшое ораторское фигуральное вступление, внезапно перешел к обличению тех джентльменов в толпе, которые прерывают его своими криками; затронутые джентльмены отвечали энергичными ругательствами, и обе стороны обменялись внушительными пантомимными угрозами. Чтобы положить конец неурядице, розовый джентльмен уступил свое место почтенному другу. Почтенный друг, сообразив, что не следует утомлять избирателей обильным словоизвержением, пробарабанил свою речь одним махом, не останавливаясь на знаках препинания; он мало заботился о том, что его никто не понял, зная хорошо, что, если кто пожелает ознакомиться с красотами его речи, тот всегда может прочесть ее в «Итансвилльской Синице», где она напечатана от слова до слова, снабженная всеми надлежащими знаками препинания.

После этого выступил сам Горацио Фицкин, эсквайр; но лишь только произнес он: «Милостивые государи» — как «Синие» загудели с неистовой силой, загремели барабаны достопочтенного мистера Сломки, оркестр грянул, и воздух наполнился смешанным гулом, и начался такой шум, каким не сопровождалась даже речь самого мэра. Выведенный из терпения, Горацио Фицкин подошел к своему оппоненту, достопочтенному Самуэлю Сломки, и грозно потребовал объяснения: точно ли оркестр заиграл по его предварительному приказу; и когда достопочтенный Самуэль Сломки дал весьма уклончивый и неопределенный ответ, Горацио Фицкин грозно поднял кулаки и, становясь в наступательную позицию, приглашал своего противника на смертный бой. При этом совершенно непредвиденном нарушении всех известных приличий и правил городской мэр скомандовал оглушительную фантазию на огромном колоколе и объявил, что он требует перед свои очи достопочтенных господ Горацио Фицкина, эсквайра, и мистера Самуэля Сломки. Минут через двадцать, при сильном содействии «Желтых» и «Синих» членов, противники помирились, пожали друг другу руки, и Горацио Фицкин, эксвайр, получил позволение договорить свою речь.

Речи обоих кандидатов, различные по изложению и красоте слога, совершенно, однако ж, были сходны в громких похвалах, воздаваемых избирателям Итансвилля. Горацио Фицкин, так же как Самуэль Сломки, объявили, каждый с приличной торжественностью, что не было и не могло быть во всей вселенной людей благороднее и бескорыстнее тех великодушных граждан, которые вызвались подать голоса в их пользу; но вместе с тем оба оратора весьма искусно намекнули, что избиратели противной стороны отличаются, к несчастью, такими свинскими качествами, при которых они, судя по совести, совершенно неспособны к принятию разумного участия в этом национальном деле. Фицкин выразил готовность делать все, что потребуют от него; Сломки, напротив, заранее отказался наотрез действовать под влиянием чужих мыслей и чувств. Оба оратора объявили, что благосостояние итансвилльских граждан сделается исключительным предметом их заботливости и что они всеми силами будут стараться об усовершенствовании мануфактур, промышленности и торговли во всех ее видах и родах.

Когда, наконец, приступлено было к окончательному отбору голосов и поднятию рук, огромное большинство, как и следовало ожидать, осталось на стороне достопочтенного Самуэля Сломки, который и был торжественно провозглашен представителем итансвилльских граждан. Сыграли еще раз фантазию на огромном колоколе, городской мэр надел шляпу, и народные толпы хлынули во все стороны, оглашая воздух залпами дружных восклицаний.

Во все время отбирания голосов город находился в сильно возбужденном состоянии. Все, что дышало итансвилльским воздухом, старалось вести себя в самом либеральном и просвещенном смысле. Подлежащие акцизу продукты продавались по замечательно дешевой цене во всех публичных местах. Для удобства голосующих прохлаждающие и горячительные напитки были выставлены на самых улицах; но, несмотря на такую предусмотрительную меру, многие изобретатели, почувствовав от утомления кружение головы, повалились на тротуаре и не могли заявить свое мнение, которого из кандидатов они предпочитают. Мистер Перкер в этот день выказал во всем блеске свои удивительные способности. Для успеха своего доверителя он пустил в ход всевозможные средства. В числе избирателей, стоявших на стороне мистера Фицкина, было несколько решительных патриотов, которых, казалось, нельзя привлечь никакой приманкой. Но мистер Перкер сумел залучить к себе этих рассудительных почтенных джентльменов и, после часовой с ними беседы, убедил их в талантливости своего клиента, и они подали голос за мистера Сломки. Злые языки утверждали, что мистер Сломки обязан своим избранием единственно ловкости своего пронырливого агента, а никак не своей популярности; но, конечно, это говорилось из зависти.