Читать онлайн «Приключения Родрика Рэндома». Страница 59

Тем временем я попытался поднять руку и подать сигнал бедствия, но у меня хватило сил только зашуршать соломой, и этот шорох столь испугал молодого крестьянина, что он бросился к двери и по дороге сшиб с ног отца. Старый джентльмен не терял времени на то, чтобы подняться, и очень быстро пополз задом, подобно крабу, пока не очутился за порогом, не переставая бормотать при этом заклинания. Я пришел в глубокое уныние, видя, что мне грозит опасность погибнуть из-за скудоумия и трусости этих невежд, и уже терял сознание, когда в амбар вошла старуха в сопровождении обоих беглецов и бесстрашно приблизилась к тому месту, где я лежал, со словами:

— Если это дьявол, я его не боюсь, а если мертвец, он не может причинить нам зло!

Увидав, в каком положении я нахожусь, она воскликнула:

— Никакого дьявола тут нет, разве что он засел в ваших дурацких башках! Это какой-то жалкий бедняк, истекающий кровью, и если он помрет, нам придется поиздержаться на похороны. А стало быть, ты, Дик, притащи старую тачку, положи его туда и отвези к задней двери хозяина Ходжа… Он побогаче нас и может выложить денежки на бедного бродягу. Ее совет был принят и немедленно приведен в исполнение. Меня отвезли к двери другого фермера, где и вывалили, как кучу навоза, и я, несомненно, достался бы на съедение свиньям, если бы мои стоны не всполошили обитателей дома и кое-кто из них не вышел и не увидел меня. Но Ходж походил скорее на иудея, чем на доброго самаритянина, и приказал перенести меня к дому священника, который обязан был не только проповедывать милосердие, но и показывать его на деле; при этом он заметил, что хватит с него, Ходжа, платить свою долю на содержание бедных принадлежащих к его приходу. Когда меня положили у ворот священника, тот пришел в страшный гнев и пригрозил отлучить от церкви и того, кто послал, и тех, кто принес меня, если они не перенесут меня немедленно в другое место.

К тому времени я от изнеможения лишился чувств и впоследствии узнал, что меня таскали от двери к двери по всей деревне, и ни у кого нехватило добросердечия оказать мне хоть какую-нибудь помощь, пока о моей беде не услыхала одна старуха, слывущая в округе колдуньей, которая приняла меня к себе в дом и, перевязав мои раны, привела в чувство каким-то снадобьем собственного приготовления.

Эта почтенная женщина ходила за мной очень заботливо и внимательно, а когда силы начали возвращаться ко мне, пожелала узнать все подробности постигшего меня бедствия.

Я не мог не уважить просьбы той, что спасла мне жизнь, а потому и поведал ей обо всех моих приключениях, ничего не преувеличивая и ни о чем не умалчивая. Она была, казалось, удивлена перенесенными мною ударами судьбы и на основании моих страданий сделала благоприятное предсказание касательно моего будущего; затем с таким жаром и с такой рассудительностью стала восхвалять превратности жизни, что показала себя в моих глазах особой, знававшей лучшие дни, и я возгорелся желанием услышать ее историю. Она догадалась об этом по нескольким сорвавшимся у меня словам и с улыбкой сказала, что в жизни ее не было ничего занимательного или необычайного; однако она готова рассказать мне о ней в благодарность за оказанное мною доверие.

— Незачем называть имена моих родителей, — начала она, — которые умерли много лет назад; достаточно будет поведать вам, что они были богаты и не имели других детей, кроме меня. Поэтому я почиталась наследницей большого состояния, вследствие чего мне надоедали искатели моей руки. Среди моих многочисленных поклонников был один молодой джентльмен, не обладавший никакими средствами и полагавшийся только на свои успехи по службе в армии, где он имел в ту пору чин лейтенанта. Во мне зародилось нежное чувство к этому обходительному офицеру, которое в короткое время разгорелось в пылкую страсть; не останавливаясь на мелких подробностях, скажу только, что я тайно связала себя с ним узами брака. Мы недолго наслаждались обществом друг друга, встречаясь украдкой, как вдруг он получил приказ отправиться со своим полком во Фландрию; но перед его отъездом мы договорились, что он в письме объявит моему отцу о нашем браке и будет молить его о прощении за содеянное нами без его одобрения. Он написал отцу, когда я гостила у друзей, а в то время, как я собиралась вернуться домой, пришло письмо от отца, извещавшего меня, что раз я поступила, как непочтительная и недостойная дочь, выйдя замуж за нищего без его ведома и согласия, и тем самым навлекла позор на его семью и обманула его надежды, — он от меня отрекается, предоставляя меня уготованной мне жалкой участи и запрещает впредь переступать порог его дома. Этот суровый приговор был скреплен моей матерью, которая сообщала, что вполне разделяет чувства моего отца и предлагает мне избавить себя от труда прибегать к мольбам, ибо ее решение непреклонно. Пораженная, как громом, своим несчастьем, я послала за каретой и поехала к моему мужу, которого застала ожидающим результатов своего письма. Хотя он легко мог угадать по моему лицу, к чему привела его декларация, он с большим спокойствием прочитал полученное мною послание и с нежной улыбкой, которой мне никогда не забыть, обнял меня, сказав: «Мне кажется, что достойная леди, ваша матушка, могла бы избавить себя от труда делать эту приписку. Ну, что ж, милая моя Бетти, придется вам отложить всякое помышление о собственной карете, пока я не получу командования полком!» Такое хладнокровие не только помогло мне перенести перемену фортуны, но в то же время усилило мою любовь к нему, убедив меня в том, что он женился на мне, не преследуя никаких корыстных целей. На следующий день я поселилась с женой другого офицера, давнишнего друга и конфидента моего мужа, в деревне неподалеку от Лондона, где онитрогательно распрощались с нами, уехали во Фландрию и были там убиты друг возле друга. Зачем докучать вам описанием нашей неизъяснимой скорби при роковом известии об этом событии, при воспоминании о котором старческие мои глаза и ныне увлажняются слезой! Когда наша печаль немного утихла мой рассудок пришел на помощь, мы убедились, что всеми покинуты и нам грозит опасность погибнуть от нищеты; тогда мы подали прошение о пенсии и были занесены в списки. Поклявшись в вечной дружбе, мы продали наши драгоценности и лишние платья, удалились в это местечко, находящееся в графстве Сассекс, и купили этот домик, где и прожили много лет в уединении, предаваясь нашей скорби, пока небу не угодно было отозвать два года назад мою подругу. С той поры я влачу жалкое существование в ожидании скорого освобождения, которое, как я надеюсь, принесет мне вечную награду за все мои страдания.

А теперь, — продолжала она, — я должна поведать вам, какая молва ходит обо мне среди моих соседей. Речи мои, непохожие на разговоры обитателей этой деревни, уединенный образ жизни, уменье излечивать болезни, приобретенное благодаря чтению книг с тех пор, как я поселилась здесь, и, наконец, мой преклонный возраст — все это побудило простой народ смотреть на меня, как на какое-то сверхъестественное существо, и теперь меня считают колдуньей. Приходский священник, с которым я не слишком старалась поддерживать знакомство, был обижен моим, неуважительным по его мнению, отношением и немало способствовал укреплению такого суждения, распространяя мне во вред разные слухи среди простолюдинов, возмущенных также и тем, что я держу у себя эту бедную тигровую кошку с ошейником, любимицу моей покойной подруги. Столько было простодушия, невинности, рассудительности и доброты в речах и поведении этой почтенной особы, что я исполнился к ней сыновнего уважения и попросил у нее совета, как держать мне себя в будущем, когда я получу возможность действовать. Она отговорила меня от задуманного мною плана ехать в Лондон, где я надеялся получить обратно свои пожитки и жалованье, вернувшись на корабль, который, как прочитал я в газете, благополучно достиг к тому времени Темзы.

— Вам грозит опасность, — сказала она, — что с вами поступят не только, как с дезертиром, покинувшим судно, но и как с мятежником, покусившимся на жизнь своего командира, и вы еще меньше будете защищены от его злобной мстительности.

Затем она обещала рекомендовать меня в качестве слуги одной из своих знакомых, незамужней леди, которая жила в этом краю вместе со своим племянником, весьма богатым молодым любителем охоты на лисиц, где я буду жить в полном благополучии, если свыкнусь с нравом и привычками моей хозяйки, склонной к причудам и странностям. Но прежде всего она советовала мне скрыть мою историю, разоблачение коей может в значительной мере отравить мое существование, ибо большинство знатных людей придерживается правила не принимать в семью в качестве домашнего слуги джентльмена, впавшего в нужду, из опасения, как бы он не оказался гордым, ленивым и дерзким.

Мне поневоле пришлось принять это незавидное предложение, так как положение мое было отчаянное, и через несколько дней я поступил в услужение к этой леди в качестве ее лакея. Моя хозяйка представила меня как молодого человека, против своей воли посланного родственниками на морскую службу и потерпевшего кораблекрушение, которое столь усилило его отвращение к такому образу жизни, что он предпочитает служить на суше, только бы не итти на какой бы то ни было корабль. Прежде чем я поступил на новое мое место, она вкратце описала характер моей госпожи, чтобы мне легче было приноровиться к ней.