«Ленинский путь», 14 марта 1934 года, № 9 (45).
До глубокой ночи засиживался молодой директор совхоза Степан Дерябин у себя в маленьком кабинете. Он понимал: надо жить масштабно — впереди, как это виделось им в ту пору, мировая революция. Капиталисты наступают на права рабочего класса, сажают в тюрьмы революционеров, увольняют с работы, грозят войной.
Надо помочь международному пролетариату хотя бы морально. Они не знали тогда, как это сделать, но жили мыслью — надо.
Такое было яростное время, когда директор далекого сибирского совхоза Степан Дерябин, его помощники и соратники считали себя лично ответственными за мировую революцию.
Отзовут Степана Дерябина на другую работу, сядет на его место новый директор, вначале Писарев, потом Селиверстов, Кичигин. Забот от этого не убавится, и будут они говорить с потемневших страниц приказов шершавым, часто канцелярским языком. В них можно сейчас прочесть все — и горечь, и сердитость… и надежду. Но главная суть только одна — только боль за человека, забота о его благополучии. И даже самые строгие из них создавались с этой единственной целью— облегчить трудности, поднять моральный дух людей, помочь им в трудную годину испытаний.
Снова листаю страницы этих документов, где меж полустертых клеток ученических тетрадей мелькают фамилии, граммы хлеба, непонятные слова и фразы «ударный обед» и «арматурный список», слышатся непривычные для нас слова того жесткого времени.
«Приказ № 183… от 14/IX-33 г.
В связи с наступившими холодами и отсутствием у значительного количества трактористов и комбайнеров ботинок и фуфаек для ночных работ приказываю моему заместителю т. Разноглядову
1. Распределить имеющиеся на складах хозчасти и ОРСа ботинки — 186 пар, фуфаек—100 по отделениям…
2. Тов. Разноглядову и всем управляющим в течение двухдневного срока изъять все плащи; выданные ответственным и другим работникам зерносовхоза. Одновременно провести мобилизацию плащей, имеющихся у работников своих, с расчетом возвращения последним из вновь поступающей партии плащей…
3. Приказываю управляющим отделениями выдачу фуфаек, ботинок и рукавиц трактористам и комбайнерам производить по арматурному списку в кредит с оплатой в 2 месяца.
Срок реализации настоящего приказа—2-х дневный.
Писарев.
Верно: Каткова».
И еще одна особенность этих приказов. Все они в большей или меньшей степени были направлены в первую очередь на защиту интересов рядовых тружеников совхоза, на поощрение хлеборобов, особо отличившихся в труде.
«Распоряжение… от 6/Х-33 г.
Объявить строгий выговор с предупреждением и с занесением в послужной список заведующему столовой тов. Чащухину за невыполнение моего распоряжения о приготовлении ночных обедов для грузчиков, работающих на погрузке зерна центрального склада ненормированное время и невыдачу им хлеба по 200 гр. сверх установленного пайка, приказываю:
Для грузчиков зерна центрального склада столовой № 1 изготовлять во всякое время дня и ночи ударную горячую пищу и выдавать дополнительно по 200 гр. хлеба.
Писарев. Верно: Калинина».
Ударные обеды, что это такое?
Спрашиваю об этом Степана Андреевича Дерягина, старожилов.
Вспоминает Гомзяков Федор Иванович:
— Да, были ударные обеды и ударные столы. В столовой ставили, обычно в красном углу, обыкновенный стол. Летом на нем красовались в стеклянных банках полевые цветы. Обычно садились и ели в один ряд вместе, как за простые, так и за ударные столы. И официантка не выделяла ни тех, ни других — разносила всем по порядку, как удобнее.
Его дополняет Дерябин Степан Андреевич:
— Разница, конечно, была большая. И в первую очередь в количестве выделяемых продуктов. Вот у меня сохранилось распоряжение о нормах закладки в котел на дневное содержание.
Степан Андреевич передает выписку из приказа № 126 от 27/VII-33 года.
— И здесь, — продолжал Степан Андреевич, — не было никакой дискриминации. Здесь, я бы так выразился, уже заложено первоначальное зерно будущего принципа, который войдет в Конституцию: «От каждого по способностям — каждому по труду».
Чинеев Григорий Фролович:
— А еще у нас говорили так: «Кто плохо работает, тот так и ест». И вот эти ударные обеды поднимали тех, кто трудился добросовестно, и стыдили лодырей и разгильдяев.
Абакумов Иван Григорьевич:
— Получить место за ударным столом мог каждый, кто добросовестно выполнял норму в течение декады. И пока ее выполняет, его кормят ударными обедами.
Помню, как я первый раз садился за такой стол: и стеснительно было (не пошел я сам, управляющий силой усадил), и гордо. Так я тогда, в первый раз, оробел, что не только ударный, а и половину общего-то, наверное, не съел. А потом ничего, пообвык, только подавай… Такая еще тут штуковина: сесть-то сел, а попробуй-ка не сделай норму, при всем народе-то как покажут тебе место за общим столом! Вот позор, которого больше всего боялся. Да и только ли я? Благо, что такое, я вот не помню, не случалось.
Гомзяков Федор Иванович:
— Это было как в большой одной семье, когда с рождения известно всегда, где сидит отец, где сидят старшие сыновья… И не только управляющий там или бригадир следил за соблюдением этого правила, а все.
Прав Федор Иванович. Передо мной заметка из газеты политотдела Шумихинской ВТС Челябинской области «На стальном коне» от 29 декабря 1934 года, № 64 (100).
«Почему в столовой нет ударных столов?
Таких ударников, как в магнетном и регулярном цехе, у нас в МТС имеется 24 человека, которые действительно борются за выполнение производственной программы, не считаются со временем, выполняют дневные задания, за это им местный комитет и дирекция МТС организовали ударные обеды, но почему-то зав. столовой изволил накормить ударников лучшими обедами только один раз, и теперь снова продолжают давать одинаковые обеды ударнику вместе с лодырем.
Мы спрашиваем: «До каких пор это безобразие в столовой будет продолжаться?!»
Рабкор»
На местах подобное же положение расценивалось не иначе, как чрезвычайное происшествие, и дирекция совхоза вместе с политотделом тут же, немедленно принимали самые решительные и подчас жесткие меры для восстановления справедливости и порядка, поддерживаемого всегда всем коллективом.
«Приказ № 229… от 11/Х-ЗЗ г.
Несмотря на неоднократные приказы по общественному питанию, положение на этом участке остается явно неудовлетворительным.
Во-первых, до сих пор не налажено улучшенное питание ударников. Со стороны управляющих отделениями и бригадиров не дается ежедневных заявок на приготовление ударных обедов. Нередки случаи, когда ударники, задержавшиеся на работах, остаются не только без ударных, но и вообще без обедов, и, наоборот, рвачи и лодыри, уходящие с работы раньше, получают лучшие обеды…
Во-вторых, по всем, без исключения, отделениям продукты питания (обеды и хлеб), а в отдельных случаях и промтовары из ларьков берутся в кредит…
В-третьих, имеется ряд случаев отпуска хлеба без соблюдения установленных норм. На Ворошиловском отделении допризывникам хлеб выдавался по 1500 гр.
В результате этих искажений общественное питание, особенно ударников, за последнее время ухудшилось.
Приказываю:
1. Бухгалтера Ворошиловского отделения т. Поваженец за срыв и сознательное запутывание расчетов… привлечь к уголовной ответственности.
2. За срыв дифференцированного снабжения ударников, за допущение бесконтрольного отпуска продуктов общественного питания… привлечь к уголовной ответственности зав. столовой (фамилия неразборчива).
3. Для усиления общественного питания за счет мяса и жира гл. бухгалтеру т. Огурцову не позднее 15/Х выделить и перевести аванс в сумме 5000 рублей.
Зам. директора Мурашев,
начальник политотдела Булыгин,
секретарь Калинина».
Настала весна 1934 года. А хлеба недоставало уже не только для ударных, но и обыкновенных, общих обедов. И снова во весь рост встал вопрос об экономии каждого килограмма хлеба, жесткой борьбе с расхитителями и прихлебателями.
«Приказ № 56 от 20/IV-34 г.
§ 2
…Имея в наличии чрезвычайно напряженное положение с хлебом и имея в наличии чрезвычайно раздутые по всем без исключения хоз. единицам штатов и разных прихлебателей, напрасно пожирающих совхозный хлеб, и в целях действительно настоящей большевистской борьбы за экономию каждого получаемого колхозного килограмма хлеба и правильного бесперебойного снабжения рабочих, служащих совхоза, приказываю: