Читать онлайн «Албазинская крепость». Страница 38

Первый донос на посла Никифор Венюков подал воеводе Селенгинского острога. В доносе Никифор Венюков писал: «Посол, именем Николай Спафарий, государеву службу нес плохо, он завязал в Китайщине тайные дела и впал в измену и коварство. За ту измену богдыхановы люди щедро одарили посла, и те подарки везет посол при себе».

Воевода не посмел обижать царского посла, но при надежном человеке отправил доносную грамоту енисейскому воеводе.

Из Селенгинского острога посольство отплыло следом за уходящими льдами.

Миновали Байкал в тихую погоду. Быстро плыли по Ангаре к Енисею.

Енисейский воевода посла встретил сурово, сделал наглый обыск: потаенные товары искал всюду, щупал самолично карманы посла, рылся за пазухой. Китайские подарки воевода отобрал, посла посадил под строгий караул, а в Москву послал гонца с росписью на китайские подарки и с доносной грамотой.

А посол по-прежнему неутомимо трудился над писанием. Дорожные пометы от Москвы до Пекина старательно нанес на карту; изобразил и реки, и горы, и степи, и леса, и городки. Пометив реку Амур, поставил на левом берегу Албазинскую крепость, а сбоку написал: «Сей восточный рубеж Руси, повоеванный вольными казаками. Его надобно хранить строго, ибо земли всюду богатые, просторные, а народы, кочующие окрест, к китайцам мало склонны, обиды китайских ханов им надолго памятны…»

Свои драгоценные записи хранил посол в изголовье; походный ларчик отобрал воевода. А еще бережней хранил посол описание Китайского царства. Листы, мелко исписанные, ловко прятал, куда доведется: в сапог, в полу кафтана, а иногда листы клал на голое тело и поверх повязывал тряпицей, будто больное место лечил.

Боялся посол гнева своевольного воеводы.

В заключении опальный посол томился три месяца. В январе 1678 года, по указу царя, при строгом надзоре прибыл посол в Москву. На дальнее путешествие в неведомое Серединное царство потратил три года. От дорожных мучений, неудач и доносов голова посла побелела, он сгорбился, похудел.

Подозрительно встретил царский двор посла. Спафарий не узнал Москву, горько досадовал на свою судьбу. Царь Алексей Михайлович умер. Боярина Матвеева — помощника и любимца царя — придворные завистники очернили, опозорили. Слепые поборники старины кричали и поносили боярина Матвеева: он-де противник заветов наших отцов и праотцев, учредитель бесовского позорища — комедийной хоромины, он, подстрекатель лукавый и злонравный, наушничал царю на бояр достойных и тем обрушивал на них гнев царя, несчастья и беды. Боярина Матвеева, покровителя и поощрителя всех дел Спафария, царь Федор выгнал с позором. Боярин томился в ссылке в Пустозерском остроге на берегу Ледовитого океана. Другие приближенные царя и боярина Матвеева тоже очутились в опале: кто гнил в тюрьме, кто в монастырской келье, кто сложил голову на плахе.

Дорогие одежды, серебряные чаши, расписная утварь и все богатство Спафария, которые, отъезжая в Китай, отдал он под присмотр боярину Матвееву, разорили недруги боярина. Посол не отыскал и малой части своего добра. Даже енотовая шуба, даренная Спафарию царем Алексеем Михайловичем за прилежание к книжным трудам, пришлась по плечу одному из близких бояр царского двора.

Спафарий, одинокий, старый и нищий, скитался по монастырским обителям и слободам, кормился добрым подаянием. При царском дворе никто не оценил великих заслуг ученого трудолюбца, бесстрашного путешественника и бескорыстного посла. Короткие пути в Китай, вести о неизвестном Серединном царстве и его обитателях и те писания Спафария, в которые он вложил много труда и бессонных ночей, за которые вынес безмерные тяготы и мучения, никому оказались не нужными.

Междоусобица и плутни вокруг престола затмили все государственные дела. А тем временем Никифор Венюков настрочил доносный лист царю на Спафария. Вдобавок к доносу, поданному селенгинскому воеводе, Никифор Венюков возвел клевету на посла, обвинив его в самой тяжкой измене и предательстве. В доносе написано было, что-де посол, подлый лукавец, склонил за подарки да подачки на свою руку отрока Николку Лопухова. И этот-де Николка Лопухов все тайны знает, но уподобился рыбе: упрямо молчит.

И прежде чем допросить Спафария, схватили Николку Лопухова. В пытошной его пытали и мучили. Николка хранил честь посла, на пытках стоял твердо и, лишь когда вздернули его крюком под ребро сознался:

— Видел… писание тайное посла…

Николай Спафарий был немедленно разыскан, схвачен и предстал перед царским двором.

Царь Федор с ближними советниками — боярами Милославскими да Трубецкими — строго допрашивал посла. Заставили они его дать перед иконой богородицы кровную клятву и целовать святой крест трижды, чтобы заставить посла говорить чистую правду.

После клятвы и молебна привели посла к каменной стене, палач смерил рост посла черным шнуром, мерку наложил на стену.

— Рубите камень, готовьте могилу старцу… — указал он каменщикам.

По наказу бояр приготовлен был для Николая Спафария склеп в каменной стене монастыря, чтоб, уличив во лжи и черной измене, замуровать его живым.

Посла вновь привели в дворцовые палаты.

Боярин Милославский, ведавший делами посольского приказа вместо боярина Матвеева, муж величавый и гордый, обратился к послу:

— Винись, посол, и говори, пошто продал китайскому властителю иноверцев, живущих по реке Амуру, ясак платящих русскому царю.

Спафарий отвечал:

— То враки подлые… Иноверцы ясак дали русскому царю сполна, и тот ясак вез я на двадцати возах. Енисейский же воевода по тайному доносу те возки отобрал дочиста.

— О, какие речи!.. — перебил Спафария царь Федор. — Видано ли, чтоб воеводы царскую казну грабили?

Бояре поднялись:

— Каков грек? Слыхано ли, чтоб на святой Руси воеводы в грабежниках ходили? А?!.

— Грек срамит Руси обычаи. Потерпим ли то, бояре?

Спафарий стоял степенно, потом низко поклонился царю и боярам:

— Негоже шумите, бояре… Царя премудрый лик печалите напрасно. Вот вам отписка, в ней помечены оклады ясака для казны царской. Ту казну енисейский воевода отобрал сполна…

Спафарий подал отписку боярину Милославскому. Боярин позвал думного дьяка. Читал дьяк отписку:

— «…Соболей двадцать сороков, белок отборных сто сороков, лисиц-огневок две сотни, сызнова белок отборных десять сороков, сызнова лисиц-огневок, сызнова соболей…»

Царь прервал чтеца:

— Посла вины не вижу… Давай, боярин, допрос иной. Того воеводу-грабежника схватить, пытать, а пушной ясак отобрать в мою, царскую, казну.

Боярин Милославский сдвинул брови:

— А пошто посол передал китайским мудрецам чертеж всея Руси, помеченный в двукнижье?

Спафарий отвечал:

— Навета сия лжива, как и первая, пресветлый государь и бояре. Двукнижье храню пуще ока. Дозволь, государь, ларчик дорожный принесть, в нем увидишь то славное двукнижье.

Пока бегали посланцы за ларчиком, Спафарий рассказал государю и боярам, что стараньями его добыт чертеж Китайской земли, тайное тайн китайцев…

Весть о китайском чертеже царя и бояр мало задело. Спафарий огорченно умолк.

Принесли дорожный ларчик посла, двукнижье рассматривали тщательно, перебирая листы. И вторая тяжелая вина отпала от Спафария.

Боярин Милославский сказал сурово:

— Кайся, посол, в третьем грехе: отчего отдал ты на посрамление китайцам икону святого Спаса, и та икона средь черных идолов и драконов поганых, подобно грешникам в аду кромешном?..

Бояре сняли шапки, склонили головы, перекрестились. Царь насторожился:

— Каков царский посол? А? Молви!

— Дозволь, государь, о вере китайской слово малое молвить. В Китае почитают за бога драконов, идолов, однако же немало китайцев, кои исповедуют веру христианскую…

Бояре наперебой говорили громкоголосо:

— То, государь, слова грека неправедные!..

— Грек норовит попугать, тому не быть!..

— Истинно сказано в святом писании: у всех азиатцев вера желтая, идольская…

У Спафария дрогнули веки, в больших печальных глазах зажглись живые огоньки:

— Зря злословите, бояре. В древнейших китайских книгах прописано, что тысяча лет тому назад вера христианская почиталась многими китайцами.

Царь сбил Спафария твердым словом:

— В твоих же писаниях, грек, помечено, что Китай-де — царство желтых идолов, то как?

— То, государь, праведно. Не единожды вере Христовой в Китае учинялись гонения от идолопоклонников, коих великое множество, не единожды христиане за веру праведную отдавали свои животы, приняв муки смертные…

— Ты молви, как икону святого Спаса обесчестил? — рассердился боярин Милославский.

Спафарий степенно отвечал:

— Монахи желтой китайской веры безмерно горды и своими идолами похваляются. Мол, вера наша сильнейшая есть и равной ей не сыщете, а бог-де ваш, Христос, немощен. И коль рядом с нашим идолом поставите свою икону, то изойдет она прахом и дымом…