Читать онлайн «Русь. Том II». Страница 40

Он остановил лошадь у белых каменных ворот между гостиницей и трактиром, на грязном дворе которого со столбами навеса виднелись задки извозчичьих пролёток.

Денщик замедлил выбежать на его окрик, и, когда он наконец показался, Аркадий, сидя на лошади, поджав злобно губы, вытянул его стеком по плечу.

— Слушай, когда зовут, сволочь! — сказал он и спрыгнул с лошади на свои упругие, в рейтузах, ноги.

На подъезде гостиницы показались две дамы. Одна была жена командира, полная сорокалетняя женщина с вечным багровым румянцем на щеках. Другая — её младшая сестра, свежая, румяная девушка, тоже, видимо, склонная к полноте.

Аркадий приложил руку к козырьку, щелкнул шпорами и с милой, шаловливой улыбкой красивого балованного ребёнка приложился к ручке жены командира.

— Первая красивая женщина, которую я сегодня вижу, — это вы, значит, у меня будет хороший день, — сказал он.

— Ну, ну, вы, вероятно, успели увидеть и ещё кого-нибудь.

— Марья Георгиевна, я только что женился! — с шутливым ужасом сказал Аркадий, при каждом слове успевая взглянуть на красневшую от этих взглядов сестру командирши.

— Вам, я думаю, это нисколько не помешает.

Аркадий, как бы не отрекаясь, скромно потупился.

— Ну, идите, идите.

В зале ресторана с буфетом и стойкой, с большим столом посередине и маленькими столиками у окон, выходивших на площадь, уже сидели собравшиеся к обеду офицеры.

Среди выхоленных и спокойно-надменных штабных в большом количестве выделялись робкие и неловкие прапорщики из разночинцев, которые неуверенно входили в зал.

Зал этот, с выкрашенными в масляную краску стенами и широкими подоконниками, видел на своем веку до сих пор только купцов, сидевших за пузатыми чайниками, да мелкопоместных дворян, приезжавших на конскую ярмарку, заходивших сюда выпить с дороги водки и съесть холодной осетрины под хреном или заливного поросёнка, а то и метнуть банк в дальней комнатке, озарённой только двумя тусклыми свечами.

Поэтому теперь официанты с грязными салфетками под мышкой и испуганным и растерянным видом бросались от одного столика к другому, в первый раз видя перед собой такое многочисленное и блестящее общество офицеров.

Одни из них уже сидели за столиками, согнув под острым углом колени в рейтузах, другие подходили выпить рюмку водки у стойки буфета. Там, всё уменьшаясь, в ряд были расставлены рюмки всевозможных размеров и стояли под стеклянными и проволочными колпаками закуски всех родов. А услужливый буфетчик с густыми усами угодливо и торопливо наливал указанный сорт водки.

Аркадий с презрительно сжатыми губами, придерживая шпагу, проходил между сидевшими прапорщиками, не удостаивая взглядом ни одного из них, но, увидев у стойки широкоплечего, приземистого офицера, дружески хлопнул его по плечу. Тот, расплескав подносимую ко рту рюмку, раздражённо оглянулся.

— Фу, чёрт, это ты…

— Сядем здесь, — сказал Аркадий, выбрав место в углу под искусственной пальмой, где висела картина в дешёвой золочёной раме, изображавшая румяный зимний закат в лесу.

Но сейчас же на его лице установилось надменное выражение. За соседним столом сидели два прапорщика. У одного из них, носившего очки, были длинные, зачёсанные назад волосы, очевидно, намоченные при умыванье простой водой. Он, подпёрши щеку рукой, читал книгу в ожидании обеда.

Он изредка поднимая глаза от книги и спокойно отвечал на вопросы своего товарища, молоденького мальчика со светлыми волосами и юношеским румянцем во всю щёку.

Официанты, очевидно, считали неважными этих двух офицеров и все пробегали мимо них, кидаясь на зов других офицеров. А им только бросали по дороге обычное «сию минуту!».

Молоденький прапорщик краснел, возмущался и в то же время проявлял нерешительность, свойственную новичкам. Он ограничивался больше негодующими замечаниями, обращёнными к товарищу, чем решительными действиями в отношении официантов.

Старший же его товарищ продолжал с невозмутимым видом читать. Во всей его фигуре было какое-то необычайное самоутверждение и спокойствие.

Когда им подали наконец обед, он переложил книгу налево и, скосив на неё глаза, стал есть суп.

— Какое хамство!.. — сказал громко Аркадий, взявшись за спинку своего стула и собираясь сесть.

Его приятель, уже успевший сесть за стол и запихнуть салфетку за борт кителя, удивлённо поднял брови, не понимая, к чему относится восклицание Аркадия.

— Что? Где?… — спросил он.

Аркадий, не отвечая и стоя спиной к офицеру с книгой, движением глаз указал в его сторону приятелю. Потом сел за стол. Но глаза его против воли приковывались к лицу этого прапорщика с зачёсанными назад волосами. Он, видимо, раздражал его, как человек чуждого, низшего класса. Ему всё в нём было противно: и то, что он читает за столом, и то, что у него какой-то независимый вид, в то время как он не умеет даже обращаться с салфеткой, которую, не развёртывая, положил к себе на колени.

Молоденький прапорщик заметил бросаемые в их сторону взгляды. Он то краснел, то бледнел.

— А здесь есть хорошенькие девочки и женщины, — сказал Аркадий, говоря намеренно громко, с очевидной целью быть услышанным за соседним столом. — Поживём тут, отчего не сделать честь чиновникам, землемерам и судейским, воспользовавшись их жёнами и дочерьми.

Молоденький прапорщик вспыхнул и сжал губы, а старший даже не взглянул в сторону Аркадия, говорившего пошлости.

Он кончил обедать, подозвал официанта, расплатился и, захватив книгу, вышел со своим спутником.

— Ой, не могу! — сказал Аркадий, отвалившись на спинку стула и бессильно бросив по сторонам руки. — Ненавижу этих субъектов. Зачем испоганили все полки? — набрали кухаркиных детей. Обошлись бы и без них. Нет, ты обратил внимание: он настолько серьёзен, что даже за обедом читает. Он «размышляет»… И мало того, что он размышляет, он будет ещё рассуждать. Это землемер-то!

— А может быть, он не землемер, — заметил собеседник Аркадия, вставляя в янтарный мундштук папиросу. Он закурил и, щёлкнув большим и средним пальцем в сторону стоявшего у притолки официанта, издал губами звук «пст».

Официант мгновенно подбежал.

— Почему тебе непременно кажется, что он землемер, может быть, и не землемер? — повторил он, бросив на стол двадцатипятирублёвую бумажку.

— Ну, я не знаю, кто. Одним словом, его фамилия Дмитрий Черняк… Это, по-твоему, граф, или князь, или барон? Барон Черняк… Звучит?…

— Сегодня вечером ты где?

— Сам не знаю.

— Говорят, казначейша твоя — интересный экземплярчик?…

— А чёрт её знает. Муж её старый гриб с просиженными штанами, а она загадочная уездная мадонна, всегда с опущенными глазами и предлинными ресницами.

— Так это самый хлеб! — воскликнул, рассмеявшись, спутник Аркадия, когда они выходили из ресторана. — Пойдём пройдёмся.

— Нет, ты знаешь, — сказал Аркадий, — я бы таких субъектов, землемеров этих, или прямо направлял под пули, или отсылал куда подальше.

— Да что он тебе дался?

— Голову даю на отсечение, что он социалист какой-нибудь. По роже видно. А этот слюнявый галчонок — обожающий его ученик.

Проходя через площадь, они столкнулись с двумя дамами. Сзади дам шли двое мужчин в судейских фуражках с зелёными околышами и кокардами. Вероятно, их мужья.

Офицеры, не обращая внимания на них, остановили женщин, с которыми они только что познакомились в кино, и стали с ними болтать. Мужчины прошли несколько вперёд и остановились, дожидаясь, когда их спутницы освободятся. Но Аркадий и его приятель умышленно засыпали шутливыми вопросами обеих женщин и не давали им возможности отойти.

— Мы не знали, что здесь столько хорошеньких женщин, — говорил Аркадий, подрагивая отставленной ногой и похлопывая по ней стеком.

— А вам важно количество? — спросила одна, кокетливо улыбаясь в сторону дожидавшихся мужчин.

— Количество при качестве, — сказал, громко захохотав, спутник Аркадия. — Счастливо оставаться!

— Чем плоха жизнь? — сказал, отойдя от женщин, Аркадий. — Жёны при виде нас, героев, тают, мужья самоотверженно, а может быть, б л а г о р а з у м н о уступают своё место. Что же, у нас может быть человеколюбивое соображение: дать этим провинциалкам возможность хоть раз в жизни пережить яркий момент. В старости будут вспоминать.

— Недели две с этими уездными гусынями можно развлечься, но больше — избави бог, околеешь тут со скуки, — сказал спутник Аркадия.

— А нам больше двух недель и не надо. С провинциалками нужно вести трагически-загадочные разговоры о какой-нибудь похороненной тайне своей души, о неудовлетворённости и в конце концов сказать, что ты, избалованный светом, уже не думал нигде найти того, что затронуло бы твоё окаменевшее сердце, и вдруг здесь-то и нашёл это в лице её… какой-нибудь Агафьи Тихоновны…