Читать онлайн «Светить можно - только сгорая». Страница 12

Все оказалось хуже самых горьких предположений. Берлин рассказал, что киевский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» полностью разгромлен. Арестован почти весь только что созданный Киевский комитет РСДРП, произведены массовые аресты социал-демократов в Киеве, Екатеринославе и других городах. В Екатеринославе арестован Борис Эйдельман, захвачена типография «Рабочей газеты», арестован наборщик Альберт Поляк.

Тяжело переживал Урицкий арест своего наставника Эйдельмана и друга Поляка. Но как бы поступил Борис сейчас на месте Моисея? Конечно, начал бы действовать. И прежде всего, связавшись с оставшимися на свободе товарищами, занялся бы восстановлением организация.

И Урицкий, шаг за шагом, приступает к организации работы киевского комитета. Во-первых, необходимо узнать решения съезда. Для этого лучше всего встретиться с кем-либо из делегатов съезда, но Эйдельман арестован, где-то скрывается Вигдорчик. Тогда Урицкий едет в Вильно, где ему с большим трудом удается встретиться с делегатом съезда Кремером, который по поручению петербуржцев напечатал «Манифест Российской социал-демократической рабочей партии».

Кремер обстоятельно информировал киевского представителя о съезде, его решениях и передал для украинских товарищей большую партию «Манифеста РСДРП».

Возвратившись в Киев, Урицкий приступил к распространению этого важного документа. Связей у восстанавливающейся социал-демократической организации было мало, да и сама-то она состояла из неопытной молодежи. И Урицкий, рискуя быть схваченным жандармами, принялся сам распространять манифест среди знакомых рабочих на фабриках, заводах и в мастерских. Но дело продвигалось очень медленно. И Моисею пришла в голову идея: обратиться к двум знакомым черкасским крестьянам, приехавшим на киевский базар. Он заплатил им и попросил раздать «афишки» рабочим у проходной железнодорожных мастерских и у завода «Арсенал», но так, чтобы полиция не заметила. Желая поскорей выполнить поручение и отправиться со случайным заработком домой, крестьяне в тот же час принялись за дело. Осталось несколько листков, когда подвернулся добровольный осведомитель жандармов.

Крестьян продержали сутки в полицейском участке, а потом отпустили по домам, так и не выяснив, кто же дал им такое поручение.

Между тем дело о киевском «Союзе борьбы за освобождение рабочего класса», возбужденное жандармским управлением в марте 1898 года, коснулось и Урицкого. Но так спокойно, так независимо держался на допросе этот купеческий сынок, что жандармский ротмистр усомнился в правдивости полученного донесения о связи Урицкого с руководителями этого «Союза», да и прямых улик о его противоправительственных действиях не было. И Моисей остался на свободе.

И наконец радостное известие. Из Лукьяновской тюрьмы за недостаточностью улик выпущен ряд арестованных в марте социал-демократов и среди них — член Киевского комитета РСДРП Константин Василенко.

Для быстрейшего воссоздания киевской организации требовался печатный орган. Урицкий, раздобыв мимеограф, вместе с Василенко выпустил №№ 4, 5 и 6 газеты Киевского комитета РСДРП «Вперед». Но изданная на мимеографе газета в небольшом количестве экземпляров не могла удовлетворить потребностей партии. Требовалось создать настоящую подпольную типографию, и комитет поручает заняться этим делом Урицкому.

Но где? В Киеве, под носом у жандармов — опасно. В Черкассах? Дом Урицких тоже находится под пристальным наблюдением. А вот в Бердичеве Моисей присмотрел отличный подвал для хранения лесоматериалов… Чем не помещение для типографии? К тому же в Бердиве уже есть и шрифты и оборудование, переправленные из Черкасс.

Дом в Бердичеве, под которым находился облюбованный Урицким подвал, принадлежал двум рабочим-слесарям. Договориться с ними удалось легко. Моисей нанял их для работы в типографии, и очень скоро полным ходом заработала подпольная бердичевская типография. В течение нескольких месяцев она печатала брошюры, воззвания, прокламации, был подготовлен к выпуску седьмой номер газеты «Вперед», единственным редактором которого был Моисей Урицкий. К 1 Мая 1899 года он сумел выпустить и первомайскую прокламацию.

Появление этой прокламации было полной неожиданностью для киевского жандармского управления. Жандармы спешно начали розыск нелегальной типографии. Полученные агентурные сведения позволили 6 августа 1899 года возбудить дело «о тайной бердичевской типографии, организованной сыном купца Моисеем Соломоновым Урицким». Вот теперь можно было объединить дознание по делу Киевского комитета РСДРП с делом «о тайной бердичевской типографии». Поскольку жандармы не имели официальных доказательств для ареста Урицкого, они взяли у него подписку о невыезде и явке по первому требованию.

Существование типографии в Берднчеве стало небезопасным. Воспользовавшись тем, что заканчивалась отсрочка от военной службы, Урицкий принимает решение выехать в Киев для прохождения военной службы, а типографию укрыть в надежном месте. Спрятать оборудование типографии согласился член польской социал-демократической группы Станислав Бахницкий, работавший в Борисполе земским врачом.

Урицкий отправил оборудование типографии в Кременчуг и на станцию Бровары. Получить по этим адресам опасный груз поручено помощнику присяжного поверенного Давиду Логвинскому, а потом он должен был отправить его в Борисполь. По расчетам Урицкого скромный молодой юрист не должен вызвать подозрений полиции.

В Кременчуге на вокзале Логвинский получил в багажной кассе корзину с металлическим шрифтом, краской и рамкой с набором 7-го номера газеты «Вперед». Сгибаясь под пятипудовой тяжестью, он вышел на перрон. Необычная тяжесть корзины привлекла внимание железнодорожного жандарма.

— Эй, господин хороший, а ну покажь, что там у тебя в корзине, — остановил он молодого человека.

Давид тяжело опустил корзину на платформу.

— Арбузы, господин жандарм.

— Ну-ка покажь.

— Да ключа нет. Не ломать же.

Корзина действительно была заперта на висячий замок. Раздался третий звонок. То ли жандарму не захотелось возиться с замком и потом заниматься с отставшим от поезда пассажиром, то ли поверил молодому человеку, что в корзине в самом деле арбузы, но он отпустил со. Давид, стараясь показать, что корзина не так уж и тяжела, рывком поставил ее в тамбур вагона.

Давид Логвинский не сказал Урицкому о происшествии на вокзале Кременчуга. А жандарм, выполняя строгую инструкцию доносить по начальству обо всех происшествиях, сообщил об истории с корзиной в полицию.

«Болваны они там в Кременчуге, болваны! — орал рассвирепевший начальник киевского жандармского гу-берпского управления генерал-майор Новицкий. — Разве можно быть такими шляпами? Ведь если бы этот щенок с корзиной был опытным революционером, ищи его свищи по всей матушке-России! Хорошо, что у меня в Киеве народ поумней».

По багажной квитанции очень скоро жандармами была установлена личность Логвинского, и за ним была налажена постоянная слежка, за каждым его шагом.

Самоотверженности и самоуверенности у Давида Логвинского оказалось больше, чем осторожности и опыта. Не догадываясь о слежке, он в третьем классе парохода выехал со второй партией багажа по Днепру в Киев, для дальнейшей отправки в Бровары. Теперь не было необходимости, считал он, сдавать корзину в багаж и, имея ее при себе, спокойно ступил на сходни киевской пристани, где и был встречен жандармами.

Тут же, в дежурной комнате речного отдела полиции, корзина была вскрыта. Что-либо придумать было трудно, отрицать принадлежность корзины было невозможно. Логвинский вместе со злополучной корзиной был доставлен прямо в жандармское управление, где его ожидал сам Новицкий.

Нет, он не кричал, не шумел. Это был такой добренький толстенький человечек, что Логвинский даже подумал: «Почему о нем распустили слухи, как о звере в облике человеческом?»

— Мы вам не сделаем ничего плохого. Только говорите нам правду, — начал генерал не допрос, а скорее мягкую беседу с попавшим в дурную компанию мальчиком. По дороге в управление Логвинский придумал, как ему казалось, неопровержимую версию:

— Я ведь ничего не знаю, — начал Давид, — какой-то незнакомый мне человек попросил присмотреть за его корзиной, а в Киеве должны были встретить…

— Я же просил говорить правду, — перебил Новицкий, и лицо его начало наливаться малиновой краской. В кресле под портретом царя не стало добренького человечка. В щелях заплывших жиром глаз промелькнула искра лютой ненависти — на какое-то мгновение, но этого было достаточно, чтобы неискушенный в допросах Логвинский почувствовал, как страх стал заполнять все его существо.

— Я говорю правду, — пролепетал он и сам не узнал своего голоса. — Этот же человек просил меня получить багаж также на станции Бровары.