Читать онлайн «До особого распоряжения». Страница 21

те остались в песках.

Аксакалы щедро одарили муфтия. Привели двух скакунов, перекинули через седла хурджуны с мясом

и лепешками. Один из аксакалов протянул муфтию нагайку с серебряной ручкой:

- Да хранит вас аллах в пути.

Казахи не знали, куда и зачем отправляется Садретдин-хан. Но понимали: большой человек занят

большим делом.

На пути было мало встреч; каждая из них раздражала, злила муфтия.

В закопченной кибитке чабана начались длинные расспросы. Хозяин был в потрепанном чапане, но

все равно чувствовал свое превосходство над бродягами-чужеземцами. У него был дом. Пусть в том

доме грязная, давно потерявшая цвет кошма, да два черных кумгана, да один кувшин.

Когда, отдохнув, они двинулись дальше, Садретдин-хан выругался:

- Нищий, босяк, а держится султаном.

К вечеру путников окружила орава лихих всадников. Они кричали, словно готовились к нападению на

целое войско.

- Ну-ка, вы! Откуда и куда?

Главарь шайки кочевников не сводил взгляда с лошадей. Скакуны ему приглянулись.

Муфтий забормотал о святых местах.

- А знаешь, кто мы такие? - Главарь вытащил монету, покрутил перед носом испуганного муфтия. -

Видишь таньгу?

38

Он швырнул монету вверх и, стремительно сорвав винтовку с плеча, почти не целясь, выстрелил.

Пуля щелкнула по маленькой монете.

Муфтий побледнел:

- Что вы хотите?

- Мы... - Главарь уже гладил напряженное тело скакуна.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но один из кочевников, молодой парень, вдруг соскочил с

лошади и бросился к муфтию:

- Благословите, святой отец!

Парень, оказывается, бывал в городе в суннитской мечети у Садретдин-хана.

Придя в себя после бурной встречи, муфтий сказал Махмуд-беку:

- Аллах всегда поможет человеку, творящему правое дело.

Однако на границе опять ждали неприятности.

Сержант не умел читать и долго вертел паспорт муфтия.

- Русских испугались? Большевиков? - с горечью сказал он. - Э, вы... Если нам прикажет майор, мы

через два дня возьмем Москву.

Солдаты стояли с длинными старыми винтовками. Только сержант был одет в поблекшую английскую

гимнастерку и обут хотя в старые, но еще крепкие ботинки. На остальных висели лохмотья, которые

мало чем отличались от пестрых рваных халатов кочевников.

Паспорт настораживал сержанта. О визах он слышал впервые в жизни. До приезда майора сержант

решил посадить путников в кривую, тесную кибитку. Дверь была без замков, но подпиралась чурбаном.

Над дверью продолговатое окошечко с трудом пропускало свет и воздух.

- Когда приедет ваш майор? - хмуро спросил муфтий у солдата, который вечером принес лепешку и

кувшин воды.

- Он гостит у родных.

Рассохшаяся дверь с протяжным скрипом закрылась. Муфтий вздохнул:

- Нет. . Это не воины ислама... Нам нужна, дорогой Махмуд-бек, не такая опора.

Он оживился и заговорил на любимую тему: Англия, Япония, Турция. Разломил лепешку.

- Ешьте, дорогой...

Сам он жевал неохотно. Отложив кусок, муфтий смел крошки в ладонь. Закинул голову, открыв рот и

показав мелкие пожелтевшие зубы.

Приехавший офицер не был майором, но читать умел.

- Молите аллаха, - сказал он, - что я появился вовремя.

И снова дорога. Начались обжитые места. В первой деревне царило оживление. Что-то похожее на

праздник. На путников не обратили внимания. Любопытный муфтий не выдержал и спросил веселого

крестьянина:

- Что у вас происходит?

- Разве вы не знаете? - удивился крестьянин.

- Нет. .

- Ого! - Он с сожалением оглядел путников. - У нас сегодня режут барана.

Муфтий зло стеганул коня и обратился к Махмуд-беку по-узбекски:

- Об этом должен знать весь мир! Босяки...

В другой деревне, услышав узбекскую речь, торопливо, почти бегом бросился к ним старик.

- Вы узбеки?

Путников с почестями ввели в дом, долго угощали, рассказывали о себе.

- Мы чигатайцы. Ведем свою родословную...

- Сейчас не время вспоминать историю, - пренебрегая вежливостью, прервал муфтий. - Нужно думать

о будущем, бороться за него.

Муфтий дорожил каждой минутой. Впереди был Кашгар. Садретдин-хан не знал, что первая же

встреча в столице разочарует его. Турецкий консул Эсандол, оформив документы муфтия и его

секретаря, спросит о дальнейших планах. Потом, побарабанив по столу пальцами, тяжело вздохнет:

- Мы тоже мечтали о рождении нового тюркского государства. Но правительство оказалось

неопытным и потерпело поражение; так было угодно всевышнему. Государство погибло. Вам нет смысла

туда ехать. Вам хватит работы и здесь, где живут тысячи ваших земляков.

Этот разговор состоится очень скоро. Но муфтий как одержимый гонит коня, порой жалуясь Махмуд-

беку:

- Где я оставил нагайку?

Подарок казахских аксакалов, вероятно, стащил на границе кто-нибудь из солдат.

- Плохая примета, - покачал головой муфтий. - Ох, плохая...

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

Я часто беру комплекты газет, которые выходили без меня. Обычно этими подшивками пользуются

люди, работающие над диссертациями, научными статьями. Газеты стали историей. Но я их читаю

впервые. Тогда я о многом знал понаслышке, а некоторые новости просто не доходили до меня. Тогда -

это значит тридцатые и сороковые годы...

39

На некоторые важные стройки засылались шпионы и диверсанты. Они не успевали перейти границу,

как я уже сообщал данные о перебежчиках.

Я знал одно: народ, мои друзья, строят. Но как это было? Вот о чем я читаю сейчас. О стахановском

движении. О Чирчикстрое. Туда тоже пытались засылать диверсантов. О делах комсомольцев.

«Кокандская комсомольская организация лишь по трем сельсоветам сумела вовлечь в колхозы 623

хозяйства; Избаскентская по трем сельсоветам - 602 хозяйства и Нарынская только по одному

сельсовету - 202 хозяйства».

В среде туркестанских эмигрантов было много молодых людей. Их пугали словом «колхоз».

Перед отъездом за рубеж со мной беседовали, говорили о перспективах...

- Вы можете заняться преподавательской работой. Вы можете стать известным поэтом. Подумайте...

Я думал, вспоминал жадного и хитрого Джумабая, злого Ислама-курбаши. Оказывается, люди,

подобные им, еще были живы и угрожали нашей Родине.

Я вспомнил Зухру-апа, которая оказалась сильнее многих мужчин. Жизнь. Советского Узбекистана

преображалась на моих глазах, а я должен был уйти в старый, отживающий, но пока опасный мир. Для

этого я несколько лет «завоевывал» доверие мусаватистов.

В беседах в ГПУ мне говорили откровенно:

- Ваше имя покроется позором. Пусть несколько лет, но вас будут считать изменником. Друзья и

товарищи с неприязнью будут вспоминать о встречах с вами.

- Сколько лет я пробуду в чужой стране? - однажды спросил я.

- Трудно сказать, - откровенно признался чекист. - Годами невозможно измерить эту работу. Одно

скажу, что долго. До особого распоряжения.

Он повторил задание. Назвал имена Курширмата, Фузаила Максума, муфтия Садретдин-хана... Этих

врагов нужно обезвредить.

Да можно ли подсчитать дни, недели, месяцы, которые уйдут на борьбу? Ушли...

...Я листаю подшивки старых газет. Тревожно шелестят страницы. И здесь, в моем краю, шла

ожесточенная, суровая борьба. И я был тоже одним из солдат, одним из участников огромной битвы за

новую жизнь.

ПЕРВАЯ ОПАСНОСТЬ

Фузаил Максум принимал гостей в своем становище. Весело плясал огонь под котлами. Здоровенные

джигиты, даже у очагов сидя, не снимали оружия. Винтовки и сабли мешали двигаться. Но, казалось,

джигиты не обращали на это внимания. Они в любую минуту готовы были, отряхнув руки, вскочить на

коней.

За длинным глинобитным дувалом были построены низкие временные кибитки. В них джигиты спали

вповалку. Здесь и штаб курбаши. Достаточно было команды, чтоб три тысячи всадников загарцевали у

становища в ожидании приказа.

Рядом с могучим Фузаилом Максумом Садретдин-хан выглядел сухоньким, беспомощным стариком.

От восхищения муфтий потирал ладошки, цокал языком.

- Ой, молодцы мои!

Грудь у курбаши выгибалась колесом. Фузаил Максум видел, с каким почтением самые уважаемые

люди принимали старика в эти дни. Приезд муфтия Садретдин-хана взбудоражил весь эмигрантский мир.

Бывшие баи и курбаши состязались в гостеприимстве. Дымились горки плова, шли степенные разговоры.