Читать онлайн «Последний удар». Страница 50

Несмотря на солнечную погоду, никто не решился выйти прогуляться, кроме старого мистера Гардинера, который вышел из дому, когда все еще спали, и вернулся только под вечер. Когда его спросили, где он был, священник ответил: «Там, где Христос являл себя язычникам», — и тихо поднялся в свою комнату.

Зловещее предзнаменование вечера нависло над домом, накрепко завладев всеми. Это оказалось чересчур для ирландки Мейбл, и в середине дня она нарыдалась всласть на груди сконфуженного сержанта Девоу.

Эллен Крейг выдвинула предложение:

— Поскольку сегодня канун Крещенья, или Двенадцатая ночь, а завтра все разъедутся, то почему бы нам не отпраздновать этот день, как праздновали в средние века? В канун Крещения всегда здорово веселились, пировали, играли в разные игры. Что скажете?

— Браво! — сказал Эллери, воздержавшись от замечания, что праздник Крещения в средние века был, очевидно, пережитком римских сатурналий. — Кто что будет делать?

В конце концов было составлено что-то вроде программы.

В благодарственной молитве за праздничным столом мистер Гардинер упомянул брак в Кане Галилейской и под конец помолился за то, чтобы «горькие воды дома сего» превратились в сладкое вино доброты и радости. Но этой целенаправленной молитве не удалось поднять чье-либо настроение, и приготовленный миссис Янссен праздничный обед начался в молчании. Джон ничем не улучшил положение, когда сделал достаточно громкое замечание — миссис Янссен могла слышать его через буфетную, — что жаркое из баранины недожарено. Остаток обеда был съеден под симфонию приглушенных всхлипываний и сморканий из кухни, сопровождаемых отчаянными «ш-ш-ш!» Мейбл и Фелтона.

Затем Мейбл, убирая со стола перед подачей десерта, слишком наклонила нагруженный поднос, и почти полный бокал красного бургундского вина соскользнул точно на голову Роланда Пейна, окропив его седую шевелюру роскошным пурпурно-красным цветом. Потоки того же великолепного цвета заструились у него по щекам и по рубашке вплоть до колен. После этого Мейбл швырнула поднос и убежала на кухню, добавив вопли своих душевных мук к рыданиям миссис Янссен. Праздник пришел в полное расстройство. Эллен и Расти помчались на кухню утешать страждущих женщин, а Артур Крейг помог своему мокрому и несвязно лопочущему поверенному подняться наверх.

Эллери воспользовался случаем и тщательно осмотрел гостиную. Рождественского свертка не было. Он все еще гадал, где и каким образом будет найден двенадцатый подарок, когда вся компания собралась на представление, посвященное Двенадцатой ночи.

Мариус нырнул в музыкальную комнату, и через арку донеслась упоительно-наивная музыка, скорее всего Перселла. Под этот мелодичный аккомпанемент все расселись.

Эллери поднял руку, и музыка прекратилась.

— Как ваш церемониймейстер, леди и джентльмены, — торжественно начал Эллери, — я избрал наиболее популярную из всех линий — линию наименьшего сопротивления. Моя речь отменяется. — Эллен зааплодировала, как ему показалось, уж чересчур радостно. — Вместо этого мы немедленно приступим к делу.

— Первым номером нашей программы, вопреки освященной веками водевильной традиции, не будут пи акробаты, ни японские жонглеры. Признаюсь, я и сам не знаю, какого дьявола нам тут сейчас покажут. Друзья мои, перед вами — мистер Артур Бенджамин Крейг!

На рояле прозвучал аккорд, и из библиотеки торжественно вышел хозяин. Он нес коробку из гофрированного картона. Поставив ее на узкий стол, он с достоинством поклонился Эллери. Эллери отвесил ответный поклон, уселся, а Крейг прокашлялся.

Сержант Девоу выглянул из арки, ведущей в холл, а миссис Янссен, Мейбл и Фелтон — женщины все еще шмыгали носами — высунулись из приоткрытой двери в столовую.

— Уважаемые коллеги — члены Общества Поклонников Джона Себастиана, — начал Крейг, внушительно положив руку на коробку. — Поскольку завтра шестое января, «Дом Фримена» выпускает в свет «Пищу любви» в массовом издании, столь же скромном, сколь и благородном, как и автор книги.

Возгласы «браво! браво!» — прервали его. Джон ухмылялся, улыбались и все остальные, кроме Фримена и Пейна, которые сидели и слушали с безучастными лицами. Крейг быстро поднял руку.

— Имея двоякое отношение к нашему молодому герою — и как неофициальный отец его, и как непосредственный изготовитель вышеупомянутого массового издания, — я не мог позволить себе пропустить это историческое событие, не внеся свой скромный вклад в ознаменование оного события. Вследствие чего, — продолжил Крейг, как заправский оратор, — я использовал все возможности своей типографии и труд многих известнейших мастеров, с которыми меня связывает многолетняя дружба, ради того, чтобы произвести на свет, — Крейг открыл коробку и поднял книгу, — это специальное издание «Пищи любви», ограниченное двенадцатью последовательно пронумерованными экземплярами, по одному на каждого из членов уважаемого собрания.

Все зашумели, восторгаясь красотой томика.

— Книга напечатана в 1/12 листа, что приятно гармонирует с небольшим количеством страниц. Использовалась особая тряпичная бумага, изготовленная в Англии по моему заказу. Текст набран изысканным неброским шрифтом, разработанным по моему же заказу Шартреном исключительно для «Дома Фримена» и используемым для поэтической классики. Каждый лист исполнен в два цвета: текст черным, а графика и виньетки — бледно-красным. Форзац и шмуцтитул — дружеский дар известного художника Бориса Акста. Листы собраны, сложены и прошиты вручную, а затем переплетены в мятый левантийский сафьян. Я горжусь тем, что выпустил эту книгу, Джон, и дарю эти экземпляры твоим и моим друзьям в надежде, что все вы найдете столько же радости в обладании ею, как я — в работе над ней.

И, сияя. Крейг вручил одну из роскошных книг Джону, а остальные десять распределили среди присутствующих. Оставшийся томик бородатый печатник крепко прижал к груди.

— Себя я, естественно, тоже не забыл.

Джон был необычайно тронут. Он сидел с книгой на коленях и смотрел на пее, часто моргая.

Среди всеобщих возгласов восхищения прорезалось требование получить автограф Джона. Несмотря на его возражения, что писать он может лишь с огромным трудом из-за вывиха, Эллен и Расти подхватили его, подвели к столику и плюхнули в кресло. Мистер Гардинер достал свою авторучку, Валентипа побежала в библиотеку за промокашками, и стол стал местом импровизированной «раздачи автографов». Каждый требовал не только подпись, но и персонального посвящения. Джон, нахмуря лоб, придумывал и писал каждое посвящение едва разборчивым почерком на вкладыше, где помещались выходные данные этого ограниченного издания.