Читать онлайн «Родина дремлющих ангелов». Страница 33

Регулярность, с которой пиявка делает подобное открытие, достойна восхищения. Стоит какому-нибудь ротозею немного замешкаться, как пиявочные мозги тотчас взрываются эврикой: она внезапно начинает понимать, что ее никто не любит. Испуганный, совестливый донор всячески утешает пиявку, объясняя, что лично он в ней души не чает. Пиявка при этом дрыгает ногами и заявляет донору, что он такой же, как все. Обиженный донор вынужден предъявлять свидетельство своей преданности до тех пор, пока насытившаяся пиявка не оставит его в покое.

Отвлекать пиявку от мрачных мыслей — наш святой долг. В противном случае она может расплакаться. Опытный донор терпит подобные выходки не более одного раза, а потом обязательно врежет, чтобы слезы были натуральные. Однако обижать пиявку все же не следует. Ведь ей и так тяжело при мысли, что весь мир не заблуждается на ее счет.

Пиявки способствуют развитию искренности в людях. Их глубокие, доверительные разговоры могут вывернуть наизнанку даже самого упрямого и осторожного индивидуалиста. Когда пиявка делится сокровенным, человеку трудно взять себя в руки и послать ее подальше: угрызения совести мешают.

В местах большого скопления пиявок легко реализуется любая авантюра, в том числе религиозного характера. Многие пиявки обожают ходить на исповеди, публично каяться в грехах и совершать жертвенные движения во имя справедливости.

Самые прожорливые из них, помимо бытового рациона, регулярно подъедаются на специальных откормочных пунктах, т. е. в кабинетах психоаналитиков. Здесь пиявку ожидает роскошное меню. Опытный, дипломированный донор целыми часами будет тешить сложную пиявочную душу своим квалифицированным вниманием.

Для пиявок скрытных и молчаливых характерна любовь к детям. В данном случае дети служат средством, позволяющим избегать грубых контактов с донором. У скромной, тихой пиявки дети неприемлемо подвижные и безгранично вредные. Появляясь в сопровождении такого существа где-нибудь в людном месте, пиявка быстро насыщается всеобщим вниманием к своей неприметной персоне, придерживая для особо нервных дежурное открытие: «Вы не любите детей!» Что тут возразишь?! Укушенный совестью донор будет покорно терпеть присутствие невинно улыбающейся пиявки.

Существует также особая категория «продвинутых» пиявок, обожающих животный мир. Они заводят маленьких, омерзительно лающих собачек и вступают в комитеты по защите пушных зверьков. Встреча с такой пиявкой может дорого стоить донору с малейшими остатками совести. Но хуже всего иметь дело с пиявкой, вооруженной набором неизлечимых болезней. В данном случае совесть может загрызть донора насмерть.

Впрочем, не все так страшно. В основном пиявки очень полезны для доноров. Ведь что такое донор? Это просто чрезмерно жирная пиявка. Если человек имеет нахальство обладать избытком совести, только донорство принесет ему облегчение.

Пиявочные отношения во многом определяют мировую гармонию, начиная от личной жизни каждого человека и заканчивая взаимодействием целых этнических групп. Духовные институты не зря стоят на защите семейной стабильности. Супружеские узы позволяют пиявкам полноценно питаться. Когда один из супругов перенасыщается, роль пиявки исполняет вторая половина.

Типичным примером смены ролей донора и пиявки в судьбе народов может служить история Британской империи. Эта могучая, жирная пиявка так долго и настойчиво навязывала свое присутствие колониальным странам, что в результате начала страдать угрызениями совести. Теперь Британия выступает реципиентом Индии, Сомали, Бангладеш и т. п. Жители бывших колоний имеют правовые преимущества перед коренным населением Британских островов. Совестливые англичане терпеливо обслуживают многочисленных пиявок и считают это вполне справедливым.

Многие думают, что участь доноров более благородна, чем роль пиявки. На самом же деле здесь нет никакой разницы. Донор — это всего лишь жертва сытости, которую легко разглядеть в собственном зеркальном отражении. Вглядываясь в зеркало более внимательно, можно увидеть и хорошо знакомую пиявку. Отдавать предпочтение кому-либо из них не в нашей власти, ведь еще ни одному донору не удалось избежать пиявочной судьбы.

Мы были пиявками в детстве и будем ими в старости. За все годы тяжелой донорской жизни мы отомстим ближайшим пиявкам своим старческим маразмом, мокрыми штанами, умышленной порчей воздуха и душераздирающими ретроспективными беседами. И нам никто не помешает реализовать свою пиявочную суть, потому что человек не может избавиться от совести и, соответственно, не способен избавиться от пиявок.

Всем известный папа Карло был триумфально холостой. Он занимался пропагандой музыки, умел строгать деревянных мальчиков, уважал сырой лук и не искал счастья за нарисованным очагом.

Но если бы он женился, холостяцкая каморка с потайной дверцей ему бы не досталась. У совершенно натурального очага его жена сожгла бы волшебное полено, сытые же и согретые сопливые детки сломали бы любимую шарманку папаши. А тот, в свою очередь, пахал бы день и ночь рабочим сцены в театре Карабаса-Барабаса.

Самая большая иллюзия в жизни мужчины — это семейный очаг. Папа Карло об этом знал. Очагом реальным может владеть только женщина. Она создает его исключительно для себя.

Холостой бездетный мужчина не противоречит законам бытия. Он гармонично вписывается в социальную конструкцию. Это бродячий рыцарь или философ, монах-отшельник, одержимый морской волк или горький пропойца. Женщина с подобным имиджем выглядит одиозно и неправдоподобно. Мужчина, валяющийся на помойке, — это оригинальная, поучительная, эстетически грамотно состоявшаяся жизнь. Мужская судьба полноценна в любой форме. Но женщина, не родившая ребенка, — это трагедия космического масштаба, которую ничем нельзя восполнить и оправдать.

Ребенок — обязательное высшее творческое произведение, без которого женщина ничто. И она знает об этом. Только умалишенная может заявлять, что дети для нее не главное.

Тонкая работа требует комфортных условий. Женский детородный механизм и младенческая колыбель нуждаются в тепле, чистоте, покое и материальном достатке. Чтобы реализовать себя, женщина старается обзавестись всем необходимым как можно скорее. Для этого она приобретает самое универсальное домашнее животное — мужчину.

Привлекая своими формами и ферамонами подходящего бесхозного дурачка, она приглашает его к себе в жилище. Или проникает в его конуру, нередко выгоняя конкурентку. Будучи существом наивным и не слишком наблюдательным, мужчина принимает программу женской реализации за свою собственную. Чтобы не отпугнуть грубого волосатого глупышку, женщина всячески внушает ему, приговаривая: «Красавчик ты мой ненаглядный! Настоящий хозяин!» То же самое она говорит петуху на птичьем дворе, планируя его в бульон.

Получая от мужчины сперму и рожая ребенка, женщина заявляет ему, что это всё его, и посылает за добычей. Поддавшись на провокацию, мускулистый бедняга бросается в лес на медведя, штурмует соседние замки, ворует, грабит на больших дорогах, и весь покрытый кровью и грязью, приносит в зубах съестное. Женщина ласково обхаживает своего тупого кормильца, вычесывает из него окопных вшей, штопает одежду, подрезает ногти, — то есть содержит его, как и всякую рабочую скотину, в образцовом порядке. При этом продолжает его нахваливать: «Ты мой герой! Самый лучший! Ни у кого такого нет!» Загипнотизированный миской теплого супа и чистой простыней, мужчина изобретает стиральные машины, станки для изготовления махровых пеленок, выдумывает памперсы, тампаксы и прочие радости женского домашнего очага, к которому он не имеет ни малейшего отношения.

Но как только в его натруженных мозгах возникает догадка о своем истинном значении в доме, женщина дает ему урок стандартной дрессировки.

Например, «Ах ты, мерзавец! Наклепал мне детей — и хочешь пропить Нобелевскую премию? Сыну не за что тетрадку купить! У других мужья в дом вагонами тащат, а тебе бы только «в козла» забивать! И на кого я свою жизнь извела! Кому молодость отдала! До седых волос ему рубашки гладила — и что получаю взамен?! Что б ты пропал, кобель подзаборный! Не сметь прикасаться ко мне!»

Пристыженный, измученный комплексом несуществующей вины, мужчина продолжает верно служить хозяйке, изредка завывая с бутылкой водки в обществе таких же «подзаборных кобелей».

Надо признаться, несмотря на всю свою меркантильность, женщина умеет любить и жалеть мужчину. Если он погибает, она способна искренне скорбить о нем.

Когда в доме умирает любимая канарейка, сколько по этому поводу горя и слез! А ведь мужчина лучше канарейки. Помните, сказочный Карлсон говорил: «Но я ведь лучше собаки!» Осененный этой догадкой, он жил холостяком на крыше, подальше от посторонних глаз. Может, поэтому он умел летать.