Читать онлайн «Я в(ь) я». Страница 3

Что возможно объяснить одним: написать ее означает вписать в сознание небытие как смысл сознания, совместив его с мыслью о нем же, с "бытием о нем", с "бытием в нем". И, если мой рассудок не протестует против этого, следовательно, он, то есть, то, что привычно означивается гласной "я", принимает полную несостоятельность некоего разделения, отличия между "бытием" и "небытием", "я" и "не-я", являясь тем и другим, являясь временем/не того и другого или не являясь таковыми вообще.

Безумие позднего Гельдерлина, из поэзии которого исчезли все "шифтеры", означает по Якобсону "максимальное проявление утраты способности и воли к диалогической речи..."8 Но не встают ли "друг против друга два мира, абсолютно не сообщающиеся и не проницаемые друг другу: мир культуры и мир жизни..."?9 А именно, мир, т. е., "форма расположения Ego задолго до социальной определенности на линии вымысла, никогда не подлежащей изменению для отдельного индивида или которая, скорее, лишь асимптотически воссоединяется со становлением объекта... <в котором, в становлении> он должен растворить в качестве "я" свое несоответствие своей собственной реальности"10 и мир социальной определенности, где язык всесторонне воссоздает ему - "я" ____________________ 8 Jakobson R. Holderlin. Klee. Brech. Baden-Baden, 1976, - цитируется по: Роман Якобсон. Избранные работы., Прогресс, Москва, 1989, стр. 28. 9 К филосфии поступка. М. Бахтин. В сб. "Философия и социология науки и техники". М., "Наука", 1986, стр. 82 10 Стадия зеркала как образующая функцию Я, какой она раскрылась нам в психоаналитическом опыте. Ж. Лакан. Пер. с франц. В. Лапицкого. Рукопись. функцию субъекта. И что более категорично высказывает Бахтин, в какойто мере определяя онтологическую ситуацию сознания, поставленного перед опытом своего собственного переживания: "Акт нашей деятельности нашего переживания, как двуликий Янус, глядит в разные стороны: в объективное единство культурной области и в неповторимую единственность переживаемой жизни, но нет единого и единственного плана, где оба лика взаимно себя определяли бы по отношению к одномуединственному единству. Этим единственным единством и может быть только единственное событие свершаемого бытия... Акт должен обрести единый план, чтобы рефлектировать себя в обе стороны".11

Эта проблема ставится в условиях продолжения "единственного переживания" или пра-должения (нежели в терминах конца/начала или лингвистической антропологии - примечательно, что в своем рассмотрении фигуры Тота как фигуры нескончаемо недостаточного эллипсиса и одновременно оксюморона12, Ж. Деррида возможно наиболее близок к описанию процесса нескончаемого перехода ролей в заведомой оппозиции; чтобы приблизиться к другому, мы должны по меньшей мере о другом забыть как о внеположном или полностью стереть это из опыта), вынося тем самым проблему в атетическое (апроблематическое) пространство, помещая ее не столько в процесс метаморфозы, перехода, "выворачиванияобволакивания", но располагая ее в пределах, пускай, умозрительного "и", напоминающего проекты Эдемских садов Иеронима Босха, многофигурные композиции Достоевского или же китайский театр теней Сада. Но продолжение за-, за неустанно восстанавливающую себя черту предела (передела), несомненно предполагает длительность, поскольку только в ней вероятно пра-должение, за-должничество или заложничество13 не в, или у языка, так как не существует в сознании более "чистого" означающего, нежели "я", никогда не обмениваемого ни ____________________ 11 М. Бахтин, там же. 12 Dissemenation. Jacqes Derrida, tr. on engl. of Barbara Johnson, The University of Chicago Press, 1981, p. 92. 13 За затылком алфавита времени, за его календарем "прошедших", всегда прошедших настоящих и будущих, отстоящих подобно предлогам "за" и "пра", после и перед, смыкающихся в бескончено отдаляемую продолжением точку схода, узла, завязи. на что, даже на собственную смерть, и в первую очередь на "ты", - либо так: прибегая к испытанному словарю: означаемым означающего "я" есть и продолжает быть в продолжении "есть" его задолжность, "заложность" у сознания любого, берущего "я", нескончаемо продолжающего брать его залогом истока собственной суверенности.

Из чего, например, может проистекать, что (упуская многое за неимением времени) проблема понимания/непонимания также совершенно несущественна. Следовательно, "на данный момент", в это мгновение существенны только правила. Но теперь, к слову, на чье-либо высказывание: "многие не понимают многого в твоей поэзии", надлежало бы отвечать (и я это делаю с нескрываемым удовольствием), что все мои усилия направлены на то, чтобы как можно скорее и эффективней себя не понять и чтобы таким образом понять, что в обычных условиях делает меня понятным (или существующим, то есть, оторванным от мира) остальным и себе самому, и что такое понимание не предшествует ничему, и что жизнь любого точно также несхватываема схемами понимания (в подчинении, присвоении или во вживании, во всуществлении), как и непонимания. И последнее, высказывание в этом сличае намеренно не связующе, не передающе, ибо как можно что-либо передавать, ничего не передавая, что очевидно противоречит условиям обыкновенной логики даже тем из них, которые позволяют понять только что написанное здесь о непонимании (хотя я сильно в этом сомневаюсь), сплетаемом в основу голоса, вещи, стираемой желанием - steering of the stirred erosion. Желание, возрастающее в нежелании... Таковы правила в данный мне мною самим момент.