Читать онлайн «Корректор жизни». Страница 28

Хорошо быть богатым в богатой стране, неплохо быть богатым и в бедной стране, похуже, не так уж и страшно быть бедным в бедной стране, - живешь, как большинство, - похоже, я именно так и прожил жизнь, но что уж точно совсем скверно, - быть бедным в богатой стране!

Дойдя до выхода из парка, Владимир Васильевич уже почти успокоился и, переходя через улицу Фрунзе, поглядел на дом, в котором когда-то жил его друг студенческой поры Вадик, потом на общежитие Политехнического, в котором приходилось дежурить, - была такая форма воспитания студентов, - потом в памяти всплыла картина какой-то вечеринки в этом самом общежитии.

Ясно помнилась, пожалуй, только медицинская грелка из синей резины, в которой кем-то с Украины был привезен буряковый самогон. Пили его из немытых пол-литровых банок, причем на поверхность самогона всплывали какие-то зеленовато-синие шарики... Хозяин утверждал, что это "грелка трошки растворилась, бо вин крепкий, чертяка..."

Она была сильной, а я -нет.

Она приняла решение, а я лишь пытался сопротивляться.

О, страшные минуты, когда ты, такой сильный, такой любимый, такой уверенный в себе молодой мужчина, не можешь сопротивляться собственному падению, собственной слабости, собственным слезам и унизительной, жалкой мольбе. Тогда она взяла меня слабого, рыдающего слизняка, оседлала, словно Амазонка, взнуздала, как опытный красавец-ковбой укрощает молодую кобылку, она была и женщиной, и мужчиной, а я, по ее мановению становился майским ливнем, тропическим торнадо, нежащейся девушкой и неотразимым мачо, напоследок, она превратила меня в вулкан, извергающийся в безбрежный, благодатный Космос, и ушла, оставив мне многие десятилетия нескончаемых воспоминаний.

Владимир Васильевич уже подходил к началу Центрального Луча, как на крыльцо Союза кинематографистов вышло несколько человек, среди которых Владимир Васильевич узнал знаменитого кинорежиссера.

"Ну, надо же!" - подумал он, - прожить с этим человеком всю жизнь в одном городе, и лишь теперь, когда мы оба стали стариками, впервые встретить его вот так, запросто..."

Кинорежиссер, он же поэт, лидер национальной кинематографии, всемирно известный и уважаемый Мэтр, конечно, постарел, но, все-таки, был вполне еще похож на собственные изображения, некогда висевшие в фойе кинотеатров.

"Интересно, - продолжил размышления Смирнов, - снимает ли он что-нибудь, теперь... Видимо, нет, - такое впечатление, что республиканская кинематография уже мертва. И это не удивительно, ибо ни какое искусство так не зависит от экономики, как кино".

А ведь были времена... Начиналось все здорово - "Атаман кодр"! "Человек идет за солнцем"! "Ждите нас на рассвете"! "Лэутары"! А потом еще вот этот, из нескольких новелл... Там где на телеге ночью возвращается парень, а к нему девушка подсаживается... Как же он назывался? Там гениально было сделано, - ускоряется цокот копыт, все быстрее вращаются колеса...

И музыка, музыка, музыка...!

Теперь-то все знают одинокого пастуха - Джордже Замфира, все полюбили нежные переливы ная, а мы-то все это знали, слышали и видели давным-давно...

Тем временем, Мэтр со своими друзьями пошел вверх, а Владимир Васильевич со своими мыслями - вниз, к бульвару, что был устроен посередине Центрального Луча.

Однажды они собрались в кино. Не на что-то определенное, а просто так - пойдем и посмотрим, что там в "Москове"?

Вниз по Пушкина, потом, возле девятой школы налево, потом...

Но, неизвестно почему, они не свернули налево, а пошли прямо. Пошли туда, куда никогда не ходили, туда вообще нет проезжей дороги, туда ведет лишь тропинка. Удивительно, но там, в этом доселе затерянном мире, не просто жили люди, - там стояли большие многоквартирный дома, там оказалась старинная церковь, вокруг которой еще видны были каменные могильные плиты с надписями. Церковь и могилы стояли заброшенными в центре большого пустыря, заросшего высокой травой. Это был странный уголок запустения, уголок не дикой, но одичавшей природы.

Они присели на камни, потому что Володе захотелось покурить, и оказались полностью скрытыми от всего. Полынь их прятала и дурманила головы, а какие-то сверчки, или цикады верещали на той звуковой частоте, которая вызывает в нас чувство умиротворенной таинственности - так бывает летними вечерами в причерноморских степях.

Она, словно древняя воительница эпохи матриархата, овладела побежденным и поверженным врагом, а потом потребовала белого сухого вина.

Недалеко обнаружился продовольственный магазин, в котором оказался не только "Траминер", но и знакомый продавец - парень из параллельного класса, с которым не виделись уже несколько лет.

В кино, конечно, не пошли, а вместо этого пьянствовали в подсобке магазина со всеми его обитателями - продавщицами, грузчиками, кладовщиком, вылавливая руками огурцы из трехлитровой банки.

Уже за полночь, держась друг за друга, выползли обратно на Пушкина и, поймав такси, добрались до своих квартир.

Впереди возвышался высокий монумент. "Мужественная фигура женщины" на вершине параллелепипеда воздела обе руки к небу, держа в одной из них факел. Памятник был посвящен героям-комсомольцам, погибшим за свободу.

Вообще-то, интересных, во всяком случае, довольно-таки больших по размеру памятников у нас в городе немало. Почти все они несут серьезную политическую нагрузку: герою Гражданской войны Котовскому, Борцам за Советскую власть, Освобождению от немецко-фашистских захватчиков, Сергею Лазо, Антону Онике, Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу, Георгию Димитрову, Михаилу Ивановичу Калинину, еще один Карлу Марксу...

Что с этим делать? Как к этому относиться?

Талибы в Афганистане, например, уничтожили, расстреляв из пушек гигантские изваяния Будды, простоявшие полторы тысячи лет, потому, что Будда не их Бог, а демократы в России, посносили памятники "не своих богов" с площадей Москвы, перетащив их на пустырь, который теперь считается экспозицией. Разницу в их поведении просто невозможно не заметить - российские демократы не в пример гуманнее талибов, хоть побудительные мотивы у них сходные.

Думается, что копий ломать не надо, не следует придавать мистически-религиозное значение этим вещам. Хотя именно так поступали первые христианские миссионеры, огнем и мечем борясь с язычеством, сжигая и ломая каменных идолов. Теперь о древней, дохристианской культуре наших же предков приходится судить по чудом сохранившемуся, чуть ли не единственному Збручскому идолу, - а ведь их были тысячи! Были величественные Золотые ворота в Киеве, было множество святилищ в Карпатах...

Оценка тех или иных исторических событий сейчас снова изменилась, ну и ладно. Это означает лишь то, что оценки исторических событий меняются. Возможно, будут меняться и впредь, так что, перетаскивать памятники с места на место? Лучше, по возможности, оставлять все как есть, а уж в соответствии со своими убеждениями комментировать. Например, так: "Вот памятник, который Советская Власть ("коммунисты", "русские", "еврейские большевики", "оккупанты" и т.д. - желаемое использовать) установила в память о так называемом освобождении от фашизма. Это неправда, лично меня (моих друзей, родственников, единомышленников и т.д.) не освободили от фашизма, а лишили возможности создать великое объединение арийских народов". Возможны, разумеется и другие трактовки: "Народ всегда смеялся над этой жалкой попыткой придать высокий смысл оккупации нашего края, недаром этот памятник иначе, как "В гостинице мест нет" и не называли". Ну, и так далее...

Господь рассудит.

Обогнув памятник, Владимир Васильевич двинулся дальше, лишь мельком взглянув на Роддом, в котором родилась чуть не половина всех городских жителей, в котором родился их единственный с Полиной ребенок. Здесь же он и умер, - ему даже имени не успели придумать.

Бульвар катился вниз, позади остались бывший кинотеатр "Москова", даривший в свое время столько прекрасных грез, гостиница "Турист", славная во время оно легкостью нравов заезжих туристических групп, миновали "Оптика", и "Детский мир", кафе "Сэнэтате" и магазин "Кулинария".

Заканчивался бульвар, заканчивался Центральный Луч, заканчивался город, - впереди была река, на противоположной стороне которой на возвышении царила церковь Константина и Елены, а за нею - цирк, а выше всех - Рышкановский холм.

Владимир Васильевич постоял на мосту, наслаждаясь ветром, который вечно несся над рекой, используя, в качестве аэродинамической трубы, глубокую и длинную долину, прорытую речным потоком за миллионы лет. Глаза упокоились на мелкой, насквозь проросшей водорослями воде, на древнейшей Мазаракиевской церкви, а мысль блаженствовала нигде, осознавая лишь близость к началу начал, к точке, откуда и пошел расти Город.

Знание, касающееся женщин, лишено ценности.