Читать онлайн «Мальчики». Страница 3

Таран, на мой взгляд, был слишком инфантилен, чтобы иметь успех, но порою мне казалось, что Ишутина предпочитает элегантного Грека.

Муки сомнений сменялись иллюзорными достижениями. Однажды, например, я встал на сиденье парты, чтобы рассмотреть новую стенгазету, а

Ишутина встала рядом со мною, что якобы свидетельствовало о взаимности.

Для того, чтобы покорить сердце Ишутиной, я тщился придать себе сходство с испанским певцом Рафаэлем из фильма "Пусть говорят", насколько это возможно в наших условиях. Вопреки окружающей отсталости, мне удалось отпустить челку до глаз, и я укладывал её немного вбок. Дабы приучить пушистые волосы к правильному положению, как на фотографии Рафаэля в журнале "Советский экран", мама вечерами закалывала мне челку девчьей заколкой, но стоило заколку вынуть, как волосы рассыпались. Хорошо ещё, что меня, как Тарана, не оболванивали под полубокс, оставляя одну колючую полянку на макушке.

Для пущего сходства с Рафаэлем также требовались брюки клёш, белая водолазка и длинный двубортный пиджак с двумя вырезами на фалдах. Обладателем такого комплекта в нашем дворе пока был только один человек – Подшибякин из восьмого класса. А мне оставалось, проходя по пыльной обочине у завода ЖБИ, где стоял вагончик

Ишутиной, устанавливать челку в правильное положение и как можно шире раскрывать глаза, также не совсем рафаэлевские. "Это лучше, чем признавшись слышать нет в ответ", – думалось мне.

В пятом классе наступила иная эпоха. Появились новые предметы, о которых так многозначительно рассуждали наши старшие товарищи: алгебра, геометрия, иностранный язык… По каждой дисциплине был отдельный педагог, личность которого также дискутировалась. Марьяша по ботанике чеканутая, у неё даже пена идет изо рта, когда она орет.

Таиса Ивановна очень хорошо знает английский язык, но лучше её не доводить. А Сазон по физрЕ вообще ненормальный. Он сочиняет песни и поет их на уроках под гармошку.

Некоторые уроки теперь проходили в кабинетах. Химии – с таблицей

Менделеева, колбами, спиртовками и штативами, черчения – с замусоленными дочерна гипсовыми головами и надкусанным восковым яблоком, трудов – с верстаками, тисками и напильниками. В кабинете химии также проходили ботанику и прочую биологию. На задней стене висела схема освежеванного человека с антично поднятой рукой и жалким огрызком письки, а где-то в шкафу, говорят, хранился заветный скелет (skeleton in the cupboard).

Разногласия вызывал выбор иностранного языка: немецкого или английского. Некоторые выбирали тот же язык, который изучали и рекомендовали старшие братья и сестры, чтобы пользоваться их старыми учебниками. Они и повторяли чужие доводы насчет того, что в немецком, например, легкое произношение, почти как в русском языке, но много падежей, а в английском пишется по одному, а читается совсем по другому (пишем Манчестер, а читаем Ливерпуль). Я выбрал английский потому, что уже имел представление о битлах и знал, что на английском говорит самое большое количество людей в мире, в том числе и в Индии, а следовательно – знать его наиболее выгодно.

Немецкий выбирали ребята попроще, под впечатлением фильмов и игры в войнушку. Играло роль и то, что наша классная вела английский, и двоечники хотели держаться от неё подальше. Понятно, что Жарик и

Назарик пошли на немецкий, а Грек и Таран – на английский.

В новом году Ишутина переехала на другой конец города. Любить в нашем классе стало некого на долгие-долгие годы – до самого девятого класса, когда к нам перевели Опарину из восьмого "Б". Это было самое безнадежное, унылое время жизни, когда я лишь безответно любил девочек на два-три года старше меня – из других классов или художки

(художественной школы).

В новом году в наш класс записали несколько ребят из новостроек квартала П (с квАртала), а также второгодника Мазура. До этого я не представлял себе, что Жарика можно победить, но Мазур оказался ещё сильнее.

Мазур был вообще не ребенок и никогда не был ребенком, как некоторые не бывают юношами, а сразу после детства превращаются в мужиков. Однажды, когда мы цыбарили – курили и матерились за школой в присутствии знаменитого блатного по кличке Косой, мимо проходил мужчина с ребенком и сделал Косому замечание:

– Хоть бы постеснялся ругаться при детях!

На что Косой, с притворным изумлением глядя на Мазура, возразил:

– А где здесь дети?

Идущая следом почтальонша с сумкой увидела Мазура и приветливо сказала:

– А, Олежка, черноглазенький, здравствуй!

Стало быть, кто-то считал этого угрюмого садиста шустрым забавным мальчуганом!

Предосудительные свойства Жарика у Мазура были в избытке. Если

Коля был двоечник, то Мазур – что называется колышник. Коля был бедовый, Мазур – жестокий. Коля был без тормозов, Мазур – без башки.

Коля был плохой мальчик, Мазур – вообще не мальчик, а существо.

Конечно, они должны были сразиться.

Они стыкались не в рекреации под лестницей, где все, а прямо в классе, между парт. Мне запомнилось, как Жарик перед боем перевязывает потуже шнурки на кедах и сопит своим пушкинским носом.

Розовая кожа просвечивает сквозь кудрявую леску его волос. В детстве он был светловолосым и кудрявым.

Мазур занял выход к доске, и Коля вразмашку налетал на него, пытаясь пробиться. Каждый раз, когда Жарик снизу делал свой деревенский замах, Мазур, с сатанинской улыбкой на землистом лице, сверху бил его в нос и сбивал с ног. Коля вскакивал, бросался снова, и снова звучал омерзительный шмяк кулака о лицевую мякоть. Это продолжалось нестерпимо долго, секунд тридцать, пока не зазвенел звонок.

После этой бойни Жарик и Мазур стали приятелями. Они ходили вместе шухарить, стреляли из поджигного, залезали в товарный вагон со щебенкой и выпрыгивали на ходу, катались на лыжах с крыши сарая в

Китаевке. Количество поклонников Жарика поубавилось, некоторые стали исподтишка поговаривать, что не такой уж он и сильный, и даже Илюха из четвертого класса сильнее, потому что занимается боксом.

Но и Мазур любимцем не стал. Он жил в каком-то другом мире, недетском и жутком. В нем чувствовалась иная, неигровая жестокость.

К тому же он был уж чересчур дремучий. Выходя к доске, он не мог из себя выдавить совсем ничего, а только повторял, как старая бабка:

"Тышша, тышша". Да если бы кто другой, менее опасный, сказал вот так

"тышша", его бы заклеймили по гроб жизни.

Мазур не оставил глубокого следа в нашем классе. На следующий год он как-то незаметно исчез, остался в ещё более младшем классе, где должен был казаться каким-то динозавром.

Во взрослой жизни мы с ним почти не сталкивались. Однажды, когда

Жарик уже первый раз освободился, мы с ним отправились к двум крошечным воспитанницам ПТУ, снимавшим квартиру в том самом доме напротив школы, где жил Мазур. Между нами было условлено, что мы постучимся в дверь и скажем: "Спустилась ночь". А девочки из-за двери ответят: "Куку" – и впустят нас в квартиру. Если дома окажется хозяйка, то мы будем выдавать себя за двух кузенов, приехавших в гости из Арсеньево. И вот, когда мы обсуждали эту ловкую тактику, за нами увязался невменяемый Мазур.

Он брел за нами и выкрикивал из темноты оскорбления, предлагая

Жарику разобраться, но Коля отвечал невероятно миролюбиво и мне советовал не обращать внимания. Вечер был испорчен.

Во времена сухого закона, когда мужики в нашей единственной пивной стали обсуждать старшего брата Мазура, я спросил, не слыхали ли они про младшего, Олега. Мужики отвечали, что Мазур-младший опять сидит, но, к сожалению, он стал слишком нервный и с ним очень трудно общаться. Недавно, к примеру, он ни за что выбил глаз шнырю.

Незадолго до всей этой эпопеи с убийствами Жарик предложил мне зайти в гости к Мазуру, но я отказался. Я сказал, что Мазур, на мой взгляд, слишком отмороженный, с такими уголовниками не знаешь, как себя вести и что можно сказать. Коля уверял меня, что Мазур теперь совсем другой. Он стал нормальный, добрый малый и будет очень рад меня видеть.

Вскоре Мазура до смерти забили другие бандиты.

В классе годом моложе учился некий Илюха, удивительно похожий на картинку из учебника "Мальчик из пещеры Тешик-Таш", то есть, на петикантропа. Несмотря на юный возраст, он входил в число сильнейших мальчиков школы, а кое-кто поговаривал, что он сильнее самого

Жарика. Однажды этот Илюха вызвал на поединок моего друга Сидора и стал при этом применять какую-то непривычную тактику: подпрыгивать, держа руки у подбородка. Сидор, будучи на голову выше Илюхи и никак не слабее, на всякий случай стал подпрыгивать тем же манером, и поединок закончился ничем, как дуэль Пушкина с Вильгельмом

Кюхельбекером.

С той поры, стыкаясь, все стали точно так же подпрыгивать и куцо выкидывать руки вперед, вместо того, чтобы со всего размаха залепить в ухо "открытой перчаткой", как того требовала национальная традиция великороссов. Выяснилось, что в нашу школу приходил вербовать учеников тренер общества "Трудовые резервы" Роман Каристе, и мальчики толпами пошли записываться на бокс, как потом пойдут на каратэ.