Читать онлайн «Параметрическая локализация Абсолюта». Страница 21

Хотя дома всё было хорошо. Родители его любили, звали Вадей, старательно кормили, чтобы вырос красивый. Каждый год покупали новый школьный костюм, а не так, как другим детям – на вырост на два класса вперёд, помогали делать домашние задания, мягко журили за двойки, водили в кино и в кафе. Они не требовали от него многого, и благодаря этому подростковый переходный возраст прошёл у Вадима мягко, без бунтов, без дурных компаний и без побегов из дома. До самого поступления в институт он охотно проводил время с папой и мамой, играл с ними в Монополию, гулял в ботаническом саду и ничуть не стеснялся «предков», как многие его одноклассники.

Он не знал, куда поступать, и поступил в радиотехнический, по примеру папы. Элегантно полный, в больших очках, с мягкими волосами и квадратными ногтями, Вадим казался очень спокойным и уравновешенным парнем, но к середине первого курса внутри него начало расти какое-то непонятное беспокойство, неудовлетворённость. Поначалу это находило выход в кино: он вдруг стал запоминать актёров и режиссёров, волновался и остро переживал сюжеты; возбуждённо вытягивая длинные губы, обсуждал с родителями возможность или невозможность событий на экране. Оглушительное впечатление произвёл на него фильм «Апокалипсис сегодня» – он вышел из зала потрясённый, потерянный, как будто весь мир вокруг него перевернулся.

Из-за этого фильма и произошёл его первый конфликт с папой. Папа, человек доверчивый и добрый, любил все фильмы подряд, находя в каждом достоинства и не замечая недостатков. «Везёт нам на кино в этом месяце! Вот только недавно ту комедию – ну, как её, как называется? – а сегодня снова отличный фильм», – сказал он, ласково приобняв за спину Вадима и маму. Мама кивнула и указала на новую афишу: давайте ещё вон на тот сходим? Как вы можете такое говорить! Папа! Как ты можешь сравнивать? Как вообще можно рядом ставить такие вещи? Вадим остановился и возмущённо смотрел им в лица. Неужели вы не видите разницы? Серьёзнейшая, глубочайшая работа и бессмысленная пустышка! Позволь, Вадя, ну почему пустышка? Весёлая приключенческая лента, лёгкая и приятная. Разве тебе не понравилось? И они заспорили.

3. Отравленные родники

Дальше – больше. После того фильма Вадим увлёкся музыкой в стиле рок, в особенности же ему нравился рок психоделический. Теперь он уже не слушал вместе с родителями Аббу, умиротворённо качая головой и подпевая в любимых местах, а норовил сменить диск и привить им свои новые вкусы. Папа и мама силились, старательно вникали, но испытывали облегчение, когда сын закрывался в своей комнате и оставлял их в покое, с их привычными и понятными радостями. Но Вадим выходил из комнаты и, неодобрительно скрестив руки на груди, прохаживался перед папиными книжными полками, в поисках достойного чтива. Папа, объясни, как могут у тебя стоять рядом Набоков и Буссенар? – вопрошал он. Но ведь тебе всегда нравился Тарзан, Вадь? Вспомни, сколько раз ты его перечитывал!

Переоценка культуры длилась несколько лет, и к концу института Вадим превратился из лояльного обывателя в радикально настроенного интеллигента. Критическое отношение к общепринятому разрослось и вышло за рамки искусства: Вадим почувствовал вкус к непохожести на других и старательно её культивировал. Проколол оба уха серебряными колечками, отпустил волосы и бороду, регулярно выискивал нестандартную одежду в секонд хэнде, зимой и летом ходил в кедах и больших наушниках. Стал носить очки. Читал Сартра и скептично отзывался об устройстве общества. С родителями и приятелями держался хмуро и трагично. Девушек сторонился. Папа и мама дружно решили, что любой нормальный человек должен пройти в молодости через период нигилизма, и вели себя с особой внимательностью и предупредительностью, вплоть до совместного посещения с Вадимом магазинов поношенной одежды.

После института папа пригласил сына работать к себе на завод конструктором, а мама – к себе в агентство системным администратором. Вадим выбрал второе – он немножко разбирался в компьютерах, и добираться на работу было ближе. Коллектив агентства был чисто женским, молодым, и мама рассчитывала, что одна из незамужних менеджеров понравится Вадиму и не даст ему чересчур сильно отклоняться от нормальной жизни. Но Вадим вёл себя замкнуто, редко случавшуюся работу выполнял быстро и молча, курить на лестничный пролёт не выходил, в боулинг по пятницам вместе со всеми не ездил. Вскоре кто-то из обиженных невниманием девушек пустил слух, что Вадик – гей, и все охотно поверили, должен же быть в порядочной фирме хотя бы один гей. И даже прониклись к нему жалостливой симпатией.

Вадим целыми днями пил кофе и сидел в интернете, общаясь на форумах со всевозможными виртуальными собеседниками – о кино, музыке и литературе. Не чурался и философии с психологией. Считал хорошим тоном то тут, то там вставить цитату из Ницше, имя которого действовало гипнотически как на оппонентов, так и на него самого. «Жизнь – источник радости; но всюду, где пьет толпа, родники отравлены». Ярко выраженных взглядов Вадим не имел, но это не мешало ему иметь единомышленников –каждый был не прочь отругать широкие вкусы, невежественные массы и деградирующие нравы. Все с удовольствием презирали эстрадную музыку, женские романы, голливудские боевики и сходились в уважении к минимализму и артхаусу.

4. С пунктиром красных скамеек

И вот как-то раз, бесцельно прыгая со страницы на страницу, Вадим попал на фотосайт – место, где все желающие выкладывали свои фотоснимки и обсуждали их. Портреты, пейзажи, натюрморты, отчёты о далёких путешествиях. Раньше он уже бывал на таких сайтах мельком, но сейчас, скучая, стал смотреть чужие фотографии подробно. И постепенно скука ушла: в этих молчаливых отпечатках мира он всё сильнее чувствовал родное, близкое, как будто кто-то протягивал ему открытую руку, улыбался и приглашал смотреть своими глазами. Разговор с далёким неведомым другом, и разговор не словами, но чем-то большим, чем слова. Особенно его поразила чёрно-белая фотография старой водонапорной башни, кирпичной, неровной, с дощатой пристройкой сбоку и холмистой перспективой, уходящей в серые облачные небеса. Кривая железная лесенка поднималась от сухих бурьянов к верхушке башни, где стоял покосившийся жестяной конус. Что было в этой фотографии? Кажется, всё просто, обычно и буднично – и в то же время такая сила, такая тоска, такое одиночество... Волна мурашек пробежала по спине Вадима, и он стал листать другие работы того же автора – но остальные не тронули его так сильно.

Он вышел на обеденный перерыв и полтора часа кружил по ближайшим улицам, глядя вокруг уже совсем другими глазами: вот бабушка продаёт укроп под рассохшимся окном, вот облезлая штукатурка рождает на стене череду узоров, вот две тонкие радиомачты на крыше, на фоне величественного облака. Всё это было невероятно красиво, и Вадим то и дело щёлкал встроенной в телефон камерой. На экранчике телефона снимки выглядели не хуже, чем у того парня! С волнением он вернулся на работу и скопировал снимки в компьютер, чтобы рассмотреть их получше и сразу же опубликовать на фотосайте. Но его ждало разочарование: в увеличенном виде его фотографии никуда не годились – мутные, бледные, пятнистые, с искажённым цветом и пропорциями.

Через несколько дней Вадим получил зарплату, и больше половины потратил на маленький изящный фотоаппарат, расхваленный в рекламе, с самыми современными параметрами. Теперь дело пошло лучше: снимки получались чётче и красочнее, их не стыдно было выставить на всеобщее обозрение. Вадим забросил бесконечные беседы с интеллигентами, и всё время проводил в гулянии по городу в поисках интересных кадров. Сюжетов находилось неисчислимое количество – он фотографировал парапеты на набережной, люки в асфальте, пробивающуюся сквозь каменную плитку траву, кору деревьев, сетки троллейбусных проводов на закате.

Его работы смотрели, ставили неплохие оценки, писали комментарии, иногда сдержанные, иногда хвалебные. Часто замечали, что неплохо бы ему сменить мыльницу на приличную фотокамеру, и он сначала удивлялся, не понимал и списывал это на бессмысленный снобизм. Он был доволен своими кадрами, а одним даже гордился – тем, с пунктиром красных лавочек вдоль длинной аллеи. Тихий безлюдный парк, сухая трава, ровные стволы сосен – как будто приглушённая музыка. И сдержанное, выцветше-красное соло скамеек.

5. Иссушенный скелет цивилизации

Но постепенно его энтузиазм перестал бить фонтаном: он уже выходил на прогулку через день, и делал не двадцать разных снимков, а выбирал один-два объекта и пробовал дубли с разных позиций. Он всё больше смотрел чужие фотографии, и всё больше удивлялся, как у других людей на том же материале получаются снимки намного сильнее и глубже, чем у него. Светлые, ясные, контрастные – смотришь на них, и кажется, что видишь живое. Он занялся постобработкой своих снимков, изучил специальные программы и фильтры, но всё было напрасно – с каждым днём он всё больше злился на себя и завидовал конкурентам. И, наконец, Вадиму пришлось признать, что художественная съёмка бытовым фотиком – это добровольное мученичество. И он решился: хватит. Пора покупать взрослую камеру.