Читать онлайн «Романы в стенограмме». Страница 22

Пони обгладывали бумажные скатерти, слизывали крошки, жевали стенные украшения и под конец слопали елку вместе со стеариновыми свечами.

Сторожу ничего не оставалось, как разыскать веревки и привязать каждого пони в отдельности к столбам, подпиравшим перекрытие барака, но тут же возникла новая проблема, ведь пони не только жрали. Хотя сторож и пребывал в рождественском настроении и готов был заботиться обо всех рождественских ослах, но он все же не мог допустить, чтобы рабочую столовую превратили в настоящий рождественский вертеп. В любую минуту, того и гляди, появится его начальник, а кто знает настроение начальства? Сторож провел остаток ночи, собирая и вынося миниатюрные конские яблоки. К тому же он установил, что лошади не только испражняются. Ему пришлось также подтирать лужи. Вот уж воистину святая ночь!

Утром явился его сменщик, знавший, откуда явились пони.

Я с двумя сыновьями собрался в дорогу: семь километров туда, семь обратно — неплохая рождественская прогулка.

Когда мы открыли дверь столовой, жеребец приветствовал нас восторженным ржанием — со свиданьицем! На полу опять лежала куча навоза.

— Я думаю, к деньгам за находку следует мне немножко добавить, — сказал сторож.

Мы попытались растолковать ему, что пони пришли бы домой, не задержи он их. Но нет, он считал себя спасителем лошадок, мы не стали отнимать у него этот почетный титул и сунули ему еще денег.

Сопровождаемые топотом двадцати четырех копыт, мы вернулись домой, и только вечером по-настоящему отпраздновали рождество. С тех пор наши дети говорят так: чего только пони для нас ни делают, отцу — рассказы, а нам — двойное рождество.

Теперь, как я слышу, у нас нет больше егерей, они называются уполномоченные по охоте. Это казенное название на ногах-параграфах ковыляет по цветущим лугам немецкого языка. Иной раз мне кажется, что в каждом учреждении, в комнате под табличкой «Просьба не мешать» сидит человек, который, смеясь, скрещивает полнокровные слова родного языка с канцеляризмами. Поскольку я не хочу этим языковым генетикам доставлять никакой радости, то в дальнейшем стану один из их гибридов, «уполномоченного по охоте», называть егерем.

Один из наших деревенских егерей высыпал зимой на берегу озера целый ящик мелких диких яблок. Он хотел облегчить бескормицу оленям и косулям, но, видимо, был еще плохо знаком с повадками этих животных, так как оставил ящик на снегу, рядом с яблоками. Ящик был картонный, в нем прибыли заморские фрукты.

Морозный воздух был напоен ароматом маленьких яблок, олени, косули и зайцы чуяли его, но боялись ярко-желтого ящика.

Случилось, что моя лошадь, с волочащимися поводьями, покуда я в сторонке следил в бинокль за перепуганными оленями, обнаружила яблоки и захрупала, пережевывая их своими широкими коренными зубами.

Когда я застиг «воровку», губы ее уже покрылись ароматной яблочной пеной, а яблок как не бывало.

Я убрал с берега озера звериное пугало — отвез домой и сжег.

Разумеется, егерь в один из ближайших дней наведался к тому месту и порадовался, что животные приняли от него яблоки и даже умяли картонный ящик с надписью «Вест-индские бананы».

Вот так радость может возникнуть из заблуждения, но радость есть радость, маленькая помощь в жизни, однако при условии, что человек не узнает, что радость — результат заблуждения.

Зимой лошади шарахаются от зеленых мшистых кочек, торчащих из-под снега, весной пугаются последних кучек снега среди зеленых мхов.

Шел спор о кормовой смеси из семечек подсолнуха и пшеничных зерен: если в кормушке преобладает пшеница, то голуби сначала выклевывают темные семечки, если же в смеси преобладают черные семечки, то раньше будут склеваны пшеничные зерна.

Не дай нам бог, подобно лошадям, пугаться последствий смены времен года и, подобно голубям, по цвету выбирать себе пищу.

Собаки лаем возвестили о приезде чужих. Синяя машина, оставляя за собой снежные колеи на дороге, покачиваясь, проехала по лугу к нашему домишке. Мы настроились на неожиданный новогодний визит.

Из столицы приехал художник, мой друг. Ликуя, что он сейчас доставит мне радость, и даже не сказав обязательного «с Новым годом», он немедленно стал вытаскивать какой-то ящик из своей синей машины.

Крышка ящика была сколочена из деревянных планок, между планками торчала голова гуся, а из оранжево-красного гусиного клюва шли звуки, напоминавшие те, которые ученик лесника на второй неделе обучения извлекает из охотничьего рога.

Мой друг улыбался. Он ведь видел только гуся, судя по гоготу, его новогодний подарок был еще жив, а кроме того, он не заметил на моем лице выражения неудовольствия, да и вообще не принимал во внимание, что человек постоянно меняется, что я тоже человек и, следовательно, вправе измениться.

Разные домашние животные: волнистые попугайчики, морские свинки, черепахи, египетские голуби и карликовый африканский козлик — своей энергией и голосовыми средствами, прожорливостью и жизнерадостностью довели меня до полной утраты жизнерадостности, я так изменился, что подарил всех этих милых зверюшек больничному зоопарку в Магдебурге, и появление гуся навеяло на меня неприятные воспоминания о том отрезке жизни, который, как я думал, уже остался позади.

Мой друг и его жена встретили Новый год в столичном клубе художников, называвшемся «Чайка», там была устроена лотерея, то есть игра, сохраняющая в нас воспоминания о капитализме, когда многие оплачивают «счастье» одного.

Хотя некоторые уверенно говорят, что в наш научно-технический век суеверие вырвано с корнем, но тут же начинают смущенно вертеть в руках «поросят, приносящих счастье», или хватают с прилавка трубочистов, а так как трубочисты будто бы дарят удачей на целый год, то в новогоднюю ночь их в лотерее не разыгрывают и заменой им, как раньше, так и теперь, служат все те же поросята.

Но в истекшем году план поставок свинины ликвидировал суеверие: чтобы его выполнить, потребовались все поросята, имевшиеся в наличии, и потому устроителям лотереи пришлось довольствоваться новогодним гусем, который мог быть назван так лишь при большой благожелательности, на самом деле это был старый, упрямый, никому не нужный гусак.

Мой друг и его жена скупили целую кучу лотерейных билетов, так как вбили себе в голову, что этого гусака необходимо спасти от берлинских сковородок и сохранить ему жизнь. Мой друг сумел подчинить себе счастье — денег у него было достаточно — он выиграл.

Новогодним утром спасители гусака пустили его погулять по ковровому лужку своей гостиной на четвертом этаже берлинского дома. Потом сварили для него яйцо, гусак взял яйцо в клюв и зашвырнул под книжный шкаф, мой друг его достал, а гусак опять бросил туда же и так далее. В конце концов гусаковы спасители притомились и легли спать, ведь первый день Нового года, как всем известно, неподходящий день для работы.

Что же делает деревенский гусак, очутившийся в огромной каменной клетке между небом и землей? Он проверяет свои способности. Этот гусак из Марцаны или ее окрестностей принялся исследовать библиотеку моего друга, клювом вытаскивал книги с полок, в местах, показавшихся ему интересными, загибал страницу или попросту выдирал ее. Усердие у него было завидное, таким способом он проверил немало книг, но потом взлетел на письменный стол и прочитал в газете репортаж из зоопарка некоей молодой особы: «Материнские радости в обезьяннике».

Молодая особа, видимо, частенько спала на уроках биологии в школе, она так страшно идеализировала жизнь животных, как это делали девицы полвека назад, некоего Павлова она, надо думать, причислила к ветхозаветным пророкам, обезьян — к филистерам, их детенышей она называла «бэби», а преждевременно родившегося малыша — «недоноском», старые самки были для нее «мамочками», самцов же она величала «папочками».

Покончив с чтением, гусак стал умиленно вспоминать своих мамочку и папочку, покуда его внимание не привлек рак.

Рак лежал в салатнице; салатнице, раку и салату предстояло стать натюрмортом, гусак расковырял клювом рака, потом потолкался о стену гостиной и наконец-то обнаружил травку в виде цветов на подоконнике.

Он объел цветки клевера, сожрал лист с низкорослого каучукового деревца, а кактусы разочарованно побросал на пол.

От шума мой друг проснулся, разозленный, что его новогодний сон был прерван, он натянул брюки и попытался оживить свои школьные познания из зоологии, ему смутно припомнилось, что гуси едят рыбу, и жена поспешила принести из холодильника сардины в масле.

Гусак разбросал их по ковру. Ковер еще и сейчас свидетельствует, что в квартире жил гусак, не пожелавший есть поданные ему сардины.