Читать онлайн «Приключения бывшего мичмана». Страница 2

Детское сознание сохранило в памяти, как семья Климовичей одна из первых в моем окружении, приобрела телевизор. Первая модель белорусского телевизора «Неман», которая имела немалый экран уже без водяной линзы. На удлиненном корпусе из темного пластика с двух сторон имелись выемки для переключателя каналов и ручек, которыми регулировали громкость, четкость изображения. Чудо техники привезли, когда мы были в доме, и мы с открытыми ртами, затаив дыхание смотрели, как его извлекали из картонной коробки, устанавливали на высокую тумбочку для белья, как манипулировали антенной с металлическими телескопическими рожками, настраивая изображение.

Первым кадром в телевизоре оказалась странная черно–белая сетка, состоящая из квадратов и кругов и служащая для настройки экрана, но мы и этому были рады. Одним из наших излюбленных занятий было занять места в комнате и задолго до начала ждать кино, слушая характерный писк динамиков и глазея на экранную сетку. Потом бурно радовались появлению заставки, обещавшей «художественный фильм», которая иногда светилась с час, а то и дольше. Зато, когда на экране появлялись титры, мы цыкали друг на друга, требуя тишины. Мы смотрели любые фильмы, но нам больше нравились художественные. На осенних, зимних и весенних каникулах запоем смотрели первые зарубежные сериалы, тогда их называли многосерийными телевизионными фильмами. Польские были о Великой Отечественной войне «Четыре танкиста и собака», «Ставка больше, чем жизнь», венгерский «Капитан Тенкеш» — исторический. Халатностью считался пропуск хотя бы одной серии фильма и небрежностью — опоздание.

Мама по–соседски частенько заходила к тете Лиде за солью, спичками, реже чтобы просто посидеть и посудачить о женской доле, посмотреть телевизор. Они очень любили «Голубой огонек», особенно новогодний, наслаждались концертом, посвященным дню советской милиции, на котором выступали лучшие артисты. Наши родители слушали польские песни посетителей кабачка «13 стульев», от души смеялись над их шутками и не пропускали выступлений Аркадия Райкина, также с большим интересом смотрели первые выпуски «Клуба веселых и находчивых» и «Алло, мы ищем таланты!», которые вели молодые Светлана Жильцова и Александр Масляков. Для нас не существовало западных звезд, зато были популярные и всенародно любимые советские артисты эстрады и актеры нашего кино. Об их личной жизни мы ничего не знали, но если на улицах Минска я встречал Игоря Дмитриева, Игоря Старыгина, а в Москве Михаила Глузского, то это было личным событием в жизни.

С малых лет мама возила меня к бабушке Кате (это мамина родная тетя) с дедушкой Сережей (мамин троюродный брат) Климовым в Москву. Сначала старики жили где–то на Арбате, я там бывал, правда, подробностей не помню. Потом переехали в девятиэтажный дом желтоватого цвета, что стоит на неширокой улице под названием Звездный бульвар, где получили новую квартиру. Слева от бульвара по всей его длине расстилался широченный пустырь, а справа, сразу за магазином, в котором продавали обои, стоит дом, на пригорке. Обстановка в доме отличалась солидностью и основательностью, это ощущалось сразу при входе в подъезд. Степенные и интеллигентные жильцы в обращении были строги и корректны. Диссонансом выглядел громыхающий лифт с железной дверью. Снабжена она была металлической защелкой, рукоятку которой нужно было закрывать тихо и осторожно, чтобы не потревожить покой добропорядочных жильцов. Дедушка Сережа — участник Великой Отечественной войны, очень немногословный, знающий цену каждому слову, — в моем понимании был настоящим большевиком. Уйдя на пенсию с должности заведующего столовой в системе Академии наук, он оставался активным общественником и с удовольствием занимался благоустройством дворовой территории. Помню, как побывал у него в мастерской, расположенной в подвале. Там стоял большой столярный стол, или верстак, заваленный инструментом, какими–то деталями и поделками, а вдоль стен располагалась невероятная масса необходимых вещей и предметов. У стариков детей не было, поэтому они хорошо ко мне относились. Дедушка Сережа покупал огромный арбуз, который я безуспешно пытался оторвать от земли. Мы садились за круглый стол, и бабушка Катя, которая всю жизнь была домработницей, подавала арбуз, который мы с удовольствием уплетали за обе щеки, умывая их соком. Бабушка, сложив руки на переднике, глядела на меня слегка тревожным и любящим взглядом, приговаривала:

— Смотри не лопни!

Вечерами дедушка, к моему неудовольствию, так как я не прочь был посмотреть какую–нибудь киношку, выключал телевизор сразу после программы новостей, и все рано укладывались спать.

В Москве также навещали мою крестную маму, тетю Клаву, ее мужа и их дочку Валю, проживавших недалеко от станции метро «Речной вокзал».

Однажды летом в Москву с маминой работы отправили крытый грузовик, везли ребят и какой–то груз. Мы тоже поехали, на ночь глядя. Сначала с мамой тряслись в тесной кабине, где я пытался в неудобном положении уснуть, а потом пересели в кузов. В столицу въехали рано утром, остановились при въезде на мост, пустынная мостовая, ни машин, ни людей… Детская картинка застыла в памяти и хранится до сих пор.

Хорошо помнится круглосуточный детский садик, в который я ходил в 1959–1963 годах. Он располагался в угловом доме, что был на пересечении улицы М. В. Фрунзе и Войскового переулка, напротив входа в Центральный детский парк им. М. Горького. Четыре наши группы занимали первый этаж жилого дома, выкрашенного в салатовый цвет. Рядом находился коттедж деда моего друга Пети Калинина. Дед его, Петр Захарович Калинин, во время Великой Отечественной войны был секретарем Центрального Комитета Компартии республики и начальником Белорусского штаба партизанского движения, а в мирное время стал министром сельского хозяйства и транспорта БССР. Его я не помню, а вот как мы с другом, который моложе меня на 19 дней, играли в подвале коттеджа в классики, помню хорошо.

На прогулку нас водили в городской парк, для этого достаточно было пересечь дорогу. Там находились традиционные развлекательные аттракционы — карусели, лодочки. Потом установили самолеты, летающие по горизонтали и вертикали. Помню, их металлические каркасы, обшитые брезентом. После окончания сезона самолеты раздевали и зимой их скелеты мерзли на отрытом воздухе. При нас началось строительство планетария, и в школьную бытность я бывал там на экскурсии, задрав голову, смотрел на звездное небо. Мне, как и всем детям, нравился кинотеатр «Летний», куда нас водили на детские сеансы. Мы с бурным восторгом сопереживали главному героя фильма «Миколка–паровоз», героям других сказок и мультфильмов. Непременный атрибут любого ЦПКиО — гипсовые фигуры, от пионера с горном до девушки с веслом. На зиму их укрывали щитами из досок, под которые мы залезали, играя в прятки. Запомнился пригорок с высоченными соснами и фигурами медведей, а ниже металлическая ограда, между островерхими копьями которой мы однажды наблюдали похоронную процессию на улице Первомайской. Мы прильнули к черным прутьям и смотрели на лежащего в гробу военного, но нас больше интересовали подушечки с наградами.

Как–то мама забрала меня из садика, повела домой. И вот на остановке Круглой площади (пл. Победы) мы увидели толпящийся народ. Подойдя ближе, увидели несчастного старичка, сиротливо лежащего на мостовой. Половина его черепа была сильно травмирована задним колесом рядом стоявшего троллейбуса. Меня охватило щемящее чувство жалости к бедному старику, одетому в телогрейку, с котомкой на плече…

Мы с мамой однажды тоже попали в аварию на улице Немиги, когда ехали в новеньком автобусе ЛАЗ по 23‑му или 25‑му маршруту. Тогда освещенность улиц была скромнее. С улицы Короля выезжала грузовая машина, наш водитель в темноте не разглядел длинный прицеп, волочащийся за ней, и врезался в него. Мы сидели на предпоследнем сиденье, слева. Я не держался и больно ударился лбом о металлический поручень переднего сиденья. Потом ходил с шишкой.

Детский сад в основном запомнился старшей группой. Однажды мы сидели за столиками и ели, когда с опозданием привели девочку Тоню. Уходя, ее мама начала прикрывать за собой дверь, а Тоня застенчиво положила правую руку на дверной косяк… прямо в проем. Глупая мамаша, не слыша дикого рева дочери и не чувствуя помехи, несколько раз нажала на неподдающуюся дверь. Это произошло на глазах всей группы и на нас произвело неизгладимо гнетущее впечатление.

С детства не терплю кипяченого молока. Сохранилась в памяти картинка, как я в старшей группе скучаю вместе с нянечкой, которая надзирает за мной, чтобы я выпил кипяченое молоко с пенкой, от противного вида которой меня тошнило. Другие дети в это время ушли на прогулку.

Еще картинка. Пятница. Всех детей забрали. Из всей группы я один–одинешенек сижу на подоконнике и через открытое окно с тоской смотрю на улицу. Чувствую себя позабытым–позаброшенным, но вот я вижу маму, которая устало бредет с работы, чтобы забрать меня домой. У меня тут же выплескивается недельная порция радостного адреналина: