Читать онлайн «Агатангел, или Синдром стерильности». Страница 26

Никто и ничто в мире не может убедить Снежану, что она не права, когда сама она не сомневается в своей правоте. Но несмотря на некоторые пробелы в образовании, Снежана приносит в редакцию самые горячие факты, а ее материалы всегда получают наивысший рейтинг у читателей, и этим она очень гордится.

Правда, эта популярность не всегда вдет на пользу газете. Снежана — абсолютный рекордсмен по количеству судебных исков на «КРИС-2» в связи с ее публикациями. Хотя большинство этих судебных процессов мы выиграли благодаря личным связям той же самой Снежаны.

Иногда в ее текстах встречаются невольные описки, а замечать их после увольнения корректоров просто некому. Криминальный авторитет Горилла, которого Снежана по ошибке назвала «Чувырлой», угрожал облить журналистов кислотой. Прилежный прихожанин одного из тигиринских храмов, конфессиональную принадлежность которого (то есть храма) Снежана фатальным образом перепутала, несколько недель каждое утро кропил все редакционные кабинеты святой водой и до конца рабочего дня стоял в коридоре и громко кричал всем, кто мимо него проходил, «Анафема!». Самые впечатлительные даже боялись выйти в туалет. Налоговая райадминистрация наложила на нас огромный штраф, превышающий стоимость всего редакционного имущества с частной собственностью всех сотрудников включительно — из-за того, что в первом слове названия этой уважаемой организации вместо «г» почему-то оказалось «х», а во втором не хватало «т». Комитет госнимущества, как мы обозначили еще один не менее могучий орган, к счастью, нашу региональную газетку не читал, только это нас и спасло. Но самый серьезный скандал случился, когда Снежана сообщила, что «мэр Тигирина продул в попер», описывая подпольное казино для городской элиты, в котором депутаты горсовета играли в карты на раздевание своих жен и любовниц. Газета выжила только потому, что в рядах упомянутых в статье чиновников не было единства: одни считали, что на редакцию надо подать в суд за недопустимую опечатку в слове «покер», другие хотели, чтобы журналисты опровергли информацию о существовании подпольного казино. Пока они спорили, публикация подзабылась, и депутаты, наверное, решили не привлекать лишнего внимания к этому не слишком благовидному делу.

Говорят, что однажды, после очередной слишком смелой публикации, Снежана вместе с мужем и трехмесячной дочерью вынуждена была прятаться на даче, где не было ни света, ни газа. Они привезли с собой только молоко для ребенка, которое держали в железном ведре с холодной водой, опущенном в яму. Через несколько дней молоко все равно скисло. Но Снежана с мужем выдержали осаду до конца, подкармливая ребенка соком из кабачков, моркови и картошки.

Самой известной из всех легенд про Снежану считается история о том, как ее пытались отравить. Кто именно и из каких соображений собирался это сделать, знает только сама Снежана.

Как-то раз она проводила журналистское расследование массовых загрязнений воды в одном из районов Тигиринской области. Несколько дней длилась ее командировка, откуда она привезла 17 аудиокассет с интервью, свидетельствами, рассказами и жалобами. Все это было опубликовано, более того, указывались фамилии высших чиновников, которых обвинили в серьезных правонарушениях.

Через несколько дней легенда тигиринской журналистики почувствовала себя плохо. После такого переутомления это никого не удивило, врач диагностировал грипп, и Снежана начала пить антибиотики, продолжая ходить на работу. Миновала неделя, ей становилось все хуже, пока однажды вечером «скорая» не забрала ее без сознания прямо из редакции. В больнице муж еле нашел палату Снежаны, поскольку ее зарегистрировали под девичьей фамилией, которую никто в редакции не знал, а сама больная в сознание не приходила. Этот факт Снежана до сих пор считает основным доказательством причастности к ее отравлению чиновников, которых она разоблачила в своей недавней статье.

На следующий день врачи диагностировали у Снежаны тяжелую форму пневмонии и положили ее в реанимацию. Мужу удалось попасть в палату, и он обнаружил на прикроватном столике лекарство с чрезвычайно высоким содержанием наркотических веществ, которое разрешается применять только на последних стадиях онкологических заболеваний. Муж Снежаны устроил в больнице скандал, лекарство со столика исчезло, и назавтра пациентку выписали.

После обследования в крови журналистки обнаружили немалую дозу яда замедленного действия. Имена, которые называет Снежана в связи с этим делом, слишком известны, чтобы публиковать ее гипотезы и подозрения. Через несколько месяцев таинственную болезнь удалось вылечить.

Снежана с мужем и дочерью живет в семейном общежитии, в их крошечной комнате помещается две кровати, телевизор, музыкальный центр, холодильник, компьютер, солидный набор бытовой техники, несколько шкафов — книжный, платяной и посудный, стол, полки с цветочными горшками и клетки с попугаями. У Снежаны тридцать восемь попугаев, поэтому клетки занимают каждый свободный участок пространства: на шкафах, полках, на столе, над и под кроватями, даже в туалете, немного выше унитаза. Снежана знает о попугаях все, мне даже кажется, что она симпатизирует им больше, чем людям, возможно, потому, что у них нет криминального прошлого.

Однажды она рассказала мне о своей самой большой и, похоже, единственной слабости — она ужасно любит сладкое, причем максимум удовольствия получает, когда ест ночью, тайком ото всех. А чтобы не поправиться, сразу же выпивает слабительное, после чего до утра проводит время в туалете. Каким образом ее организм научился обходиться и без еды, и без сна, неизвестно, но Снежана утверждает, что чувствует себя нормально, только иногда у нее бывают видения. Например, как-то раз на редакционном совещании она увидела над головой пана Незабудко шестикрылого серафима, который интенсивно махал всеми своими крыльями и декламировал «какие-то стихи». Мы попросили ее повторить эти стихи, а когда она начала читать Элиота в русском переводе, испугались по-настоящему и хотели уже вызвать «скорую». Но видение Снежаны исчезло так же внезапно, как и появилось, а сама она ничего не помнила. Все свидетели происшествия еще долго убеждали ее обратиться к доктору, но она только отмахнулась со словами: «Перепады давления, у меня бывает».

Журналисты других изданий часто обращаются к Снежане за комментариями по поводу резонансных уголовных дел в городе. Например, обнаружение двух трупов подряд на одной и той же свалке после того, как пропал Арнольд Хомосапиенс, Снежана прокомментировала так: «Это криминальные разборки. Я думаю, просто очередная чистка, война авторитетов. Похоже, что Лебедь (для вящей убедительности Снежана написала это имя на бумажке и нарисовала от него две стрелочки) снова не поделил территорию с Раком и Щукой (под стрелочками появились соответствующие подписи). Если это действительно так, то жертв будет больше. Лебедь любит загадочные убийства и шум в прессе. Не удивлюсь, если это его собственные „шестерки“, которые в чем-то провинились, или ими просто пожертвовали ради красивых заголовков».

И Снежана торжествующим взмахом авторучки зачеркнула все три имени.

— А может, это киевские авторитеты? — спросил пан Фиалко.

— Откуда такие выводы? — не поняла Снежана.

— Ну, это… Кий, Щек… и сестра их Лыбедь… — Пану Фиалко очевидно было неловко за свои мифологические ассоциации.

— Вы что, басни Крылова не читали? — Снежана посмотрела на пана Фиалко так, как смотрела моя школьная учительница русской литературы, когда задавала аналогичный вопрос троечнику, попавшему под горячую руку.

Вопрос этот в случае моей учительницы был риторическим, ведь она хорошо знала, что басни он не читал, и уже не раз писала об этом в его дневнике, но в тот момент ей нужно было на ком-то сорвать злость. Снежана же своим взглядом хотела подчеркнуть, как недооценивают ее квалификацию в этой газете, где начальство не знает элементарных вещей. Мне не раз приходилось выслушивать ее жалобы по этому поводу. Она не понимала, почему за долгие годы журналистского труда ей так и не удалось подняться по служебной лестнице выше репортера. «В этой стране каждый сидит не на своем месте», — часто повторяет Снежана.

Фамилии моих коллег по редакции вызывают состояние перманентной мечтательности. Словно лежишь на уютной лесной поляне, жмуришься на солнце и покусываешь стебелек душистого клевера. В траве стрекочут кузнечики, но это совсем не досаждает, а, наоборот, навевает дремоту. Прижмуриваться, пожалуй, стоит, ведь солидный возраст и систематическая небритость моих соратников, наделенных такими цветочными фамилиями, быстро разрушат идиллические ассоциации. Правда, название последнего фильма Кубрика учит нас, как в такой ситуации следует поступать.