Читать онлайн «Кошки». Страница 9

И снова роды наступили для нее внезапно, но теперь ей не потребовалось так долго приходить в себя. После разрешения от бремени она встала и отправилась вниз и не возвращалась, пока ей не было приказано; однако, как мне кажется, ей понравился второй выводок. Котята в этот раз были вполне обычными: довольно симпатичные, серо-черные и белые в полосочку, но ничего особенного, необычного, и для них труднее было найти хозяев.

Осень, тропинки густо усыпаны коричневыми листьями большого платана. Кошка учит своих четырех котят охотиться, выслеживать и прыгать, пока листья падают с дерева. Листья исполняли роль мышей и птиц — а потом их притаскивали в дом. Один котенок старательно разодрал свой лист на кусочки. Видимо, он унаследовал самую странную черту серой кошки: она могла по полчаса методично разрывать газету зубами, кусок за куском. Возможно, это свойство присуще всем сиамкам. У моей подруги жили две сиамские кошки. Когда у нее в доме появлялись розы, кошки зубами доставали цветы из вазы, раскладывали и отрывали один лепесток за другим, как бы выполняя необходимую работу. Возможно, в природных условиях лист, газета, роза могли бы послужить материалом для построения гнезда.

Серая кошка с большим удовольствием учила своих котят искусству охоты. Будь они деревенскими кошками, они стали бы весьма учеными в этом отношении. А еще она успешно прививала им гигиенические навыки: ни один из ее котят ни разу не напачкал в углу. Но сама она была взыскательна в еде, и ей было не интересно обучать детей застольным манерам. Этому они учились сами.

Один котенок из этого выводка оставался в нашем доме намного дольше других. Так что в ту зиму у нас было двое котов, серая кошка и ее сын, роскошного коричнево-оранжевого цвета, с грудкой как у отца.

Серая кошка опять превратилась в котенка, и эти двое играли целыми днями и спали вместе, свернувшись клубком. Молодой кот был намного крупнее матери; но она его запугивала и даже била, когда была им недовольна. Они часами могли лежать, вылизывая мордочки друг другу, и мурлыкать.

Сыночек был потрясающий обжора, сметал все подряд. Мы надеялись, что его пример научит и мать быть проще в еде, но увы. Она всегда, как принято у котов, позволяла ему, своему ребенку, есть и пить первому, сама же, свернувшись, ждала. Когда он заканчивал трапезу, подходила, фыркала на кошачью еду или объедки, потом направлялась ко мне и очень деликатно покусывала мою ногу, напоминая, что она ест кролика, сырое мясо или сырую рыбу, поданные небольшими порциями, как положено, на чистом блюдце.

Над своим блюдцем — принадлежавшим ей по праву — кошка агрессивно наклонялась, гневно поглядывая на сына, и неспешно съедала ровно столько, сколько ей требовалось. Она редко доедала до конца то, что ей было предложено; почти всегда оставляла немного — мещанские хорошие манеры? Когда я наблюдала их в этом контексте, на примере серой кошки, меня вдруг осенило: а ведь в основе этих манер, вероятно, лежит злобная агрессия. Их надо понимать так: «Я не собираюсь доедать эту еду — я не голоден, ты приготовила слишком много, и твоя вина, если еда пропадет». «У меня столько своей еды, мне нет никакой необходимости съедать все это». «Я изящное суперсущество, я на самом деле выше такого грубого предмета, как еда». Последняя фраза отражает настрой серой кошки.

Молодой кот доедал за ней все, не замечая, что ее пища намного приятнее, чем то, что подавалось ему; и потом они опрометью убегали гоняться друг за другом по дому и саду. Или садились в ногах моей постели, глядя в окно, время от времени облизывая друг друга и мурлыча.

Это время было апогеем для серой кошки, пиком ее счастья и очарования. Она не была одинока; ее компаньон ей не угрожал, потому что она доминировала над ним. И она была так прекрасна — действительно очень прекрасна.

Лучше всего она смотрелась, когда сидела на кровати и глядела в окно. Обе ее кремовые в светлых полосках передние лапки выпрямлены, она опирается на две серебристые задние. Ее ушки, опушенные белым с серебряным отливом, поднимались и двигались взад-вперед, слушая и улавливая все. Наша киска шустро поворачивала мордочку, не упуская ни одного нового впечатления. Ее хвостик вертелся во всех направлениях, как будто его кончиком она ловила сообщения, недоступные другим органам восприятия. Когда она принимала позу, вся такая воздушно-легкая, приглядывалась, прислушивалась, принюхивалась, дышала, то казалось, что все в ней — мех, усики, ушки — тонко вибрирует. Если рыба — физическое воплощение движения воды, то кошка — это ожившее графическое изображение и образ неуловимых токов воздуха.

Ах, кошка! — все, что я могла ей сказать. Прекра-а-асная кошка! Восхитительная кошка! Шелковистая кошка! Такая мяконькая; с лапками словно бабочки; бриллиантовая кошка, чудесная кошка! Кошка, кошка, кошка, кошка.

Вначале она игнорирует меня; потом с вызывающим выражением поворачивает шелковистую головку и прищуривает глаза от каждой похвалы, от каждой в отдельности. А когда я заканчивала свои дифирамбы, она нарочито зевала, щегольски демонстрируя розовую, как мороженое, пасть и свернутый розовый язычок.

Или она могла нарочно свернуться клубком и обольщать меня своими глазами. Я смотрела в эти миндалевидные глаза, обведенные, как карандашом, тонкой темной полоской, а за ней второй, кремовой линией. И под каждым — темное пятнышко, как удар кистью. Зеленые-зеленые глаза; но в их глубине темное дымное золото — такая вот кошка с темными глазами. А на свету глаза эти зеленые, как ясный холодный изумруд. За прозрачным шариком глазного яблока — диск пронизанного жилками, сияющего крылышка бабочки. Крылышки как драгоценность — такова их суть.

Насекомое, живущее на листике — листовертка не должна отличаться от листа, — при поверхностном взгляде. Но вглядитесь: эта копия листика — свернутого, испещренного прожилками, изящного — как будто создана ювелиром, но ювелиром лукавым, так что насекомое чуть ли не пародирует лист, на котором живет. Посмотри, говорит насекомое, ну разве может какой-то листик быть таким изящным, как я? Да я же само совершенство всегда, даже если воспроизвожу несовершенства своего листика. Захочется ли смотреть на настоящий простой листик тому, кто увидел меня, прекрасную копию?

В глубине глаз серой кошки сверкает зеленый янтарный блеск бабочкиного крыла, как будто художник сказал: что может быть грациознее, изящнее, чем кошка? Какому существу больше подходит быть воплощением воздуха? Какое порождение воздуха сродни кошке? Бабочка, конечно бабочка! И там, глубоко в глазах кошки, таится намек на это, полунасмешливый намек, и прячутся за бахромой ресниц, за тонкой коричневой внутренней заслонкой уловки кошачьего кокетства.

Серая кошка, совершенство, утонченность, королева; серая кошка с ее намеками на леопарда и змею; намеками на бабочку и сову; это миниатюрный лев, со стальными когтями для убийства, серая кошка полна тайн, обаяния, секретов — серая кошка в возрасте восемнадцати месяцев, молодая дама в расцвете своей красоты, принесла третий выводок котят, на этот раз от серо-белого кота, который в период царствования короля был так пуглив, что не рисковал спускаться со стены. Она родила четырех котят, и ее старший сын сидел рядом во все время окота и наблюдал, вылизывая мать в промежутках между схватками, а также вылизывая котят. Он пытался забраться в гнездо вместе с ними, но получил по ушам: нечего впадать в инфантильность.

Снова пришла весна, мы открыли дверь в сад, и серая кошка, ее взрослый сын и четверо котят с наслаждением торчали в саду. Но серая кошка предпочитала котятам общество старшего сына; и опять С. просто возмутилась, потому что, как только окот подошел к концу, серая кошка встала, отошла от котят и попала прямо в лапы своего взрослого сына, и они стали кататься и мурлыкать.

Старший сын играл роль отца для этого выводка: он участвовал в их воспитании не меньше, чем мать.

А тем временем уже замаячила, едва намеченная и неясная, как всегда вначале, перспектива потери серой кошкой своего статуса королевы и единственной богини в доме.

Там, вверху, в мире людей, происходили страшные бури, волнения и драмы; и с приходом лета в доме появилась прекрасная молодая грустная блондинка вместе с аккуратной, элегантной черной кошечкой, по сути дела подростком, и эту чужую поселили в подвальном помещении, конечно, только на время, пока у нее не было дома.

У маленькой черной кошки имелись красный ошейник и красный поводок, и на этом этапе жизни она была только собственностью и декоративным атрибутом прекрасной девушки. Кошечку держали подальше от царившей наверху королевы: им не давали возможности встретиться.

Потом вдруг сразу для серой кошки наступила полоса неудач. Прежде всего, наконец забрали ее сына: новые хозяева увезли его жить в Кензингтон. Четыре котенка тоже обрели новые дома. И мы решили, что хватит, ей не стоит больше рожать.