Читать онлайн «Цыпочки в Лондоне». Страница 26

Intelligence Squared

Дебаты проходят в Королевском географическом обществе. Ежедневно в газете The Guardian Симон Хоггарт разбирает в юмористической манере разминку и дебаты в парламенте. Насмехаясь над третьей по популярности политической партией Великобритании — либерально-демократической, — которая пришла к власти только один раз (в 1923 году), он называет их лидера «вождем стаи хомяков, а, как известно, хомяки очень опасны».

Во Франции обычно ходят в кафе, чтобы поболтать, обсудить с приятелями последние политические скандалы, иногда перекинуться у стойки бара парой слов с завсегдатаями квартала или «заезжими» незнакомцами, «пофилософствовать» в восемь утра (торопясь на работу, но все же желая высказать свои мысли).

Наша же цыпочка NLG всегда отправляется на открытые дебаты, где приводятся аргументы, которые тщательно разбираются, анализируются и публично комментируются. На сцене находятся эксперты, в зале сидят зрители, все вежливо выслушивают друг друга, редко повышая голос. При этом, как в Уимблдоне или Вестминстере, публика приветствует радостным гулом хороший аргумент или удачный ответ, а слегка осуждающим — выражает свое несогласие. Как почти всё в Великобритании, политика и дебаты представляет собой спорт. Смысл в том, чтобы игра была честной и победил лучший! (Во Франции мы обычно говорим, толком не слушая друг друга, и дебаты превращаются в настоящий базар.)

North London Girl спешит на каждую конференцию, которую устраивает знаменитый философ, ученый-лауреат Нобелевской премии, эротический писатель или политик на гребне волны.

— Для меня это гораздо естественнее, чем сходить в кино, — объясняет рослая Уэнди, вся одетая в черное, стилист по профессии. — Учитывая цены на билеты в лондонских кинотеатрах (до 25 евро), я предпочитаю пойти послушать, как Майкл Пейлин (один из участников британской комик-группы «Монти Пайтон») рассказывает о своей последней поездке в Китай.

Дискуссия в английских традициях — это повод для безумных словесных поединков, бесконечных шуток, короче, вам гарантирована непрерывная комедия с вкраплениями нескольких серьезных моментов. Ничего общего с нашими беседами «по-французски»: напряженными, серьезными, интеллектуальными, строгими и торжественными.

Уэнди привыкла ходить в Королевское географическое общество, где каждую неделю проходят сенсационные дебаты ассоциации IQ2 при поддержке ежедневной газеты The Times. В этой аудитории на 900 мест публика собирается, чтобы обсудить какую-нибудь определенную тему. Например: «Имеем ли мы право говорить всё?», «Сегодня мы все феминистки», «Никогда нельзя вести переговоры с террористами». Да, это очень напоминает тему диссертации по философии или устного экзамена на факультете естественных наук. Можно понять бедных британцев: они никогда не изучали философию в лицее, ясно, что им этого не хватает.

Философия, но в стиле Уимблдонского теннисного турнира, поскольку сразу по прибытии следует выбрать свой лагерь.

— Входя в зал, мы говорим служащим, «за» мы или «против» того, что мы называем motion[172]. Организаторы перед началом дебатов сообщают, каково общее мнение. В последний раз, когда мы дискутировали на тему «Имеем ли мы право говорить всё?» по поводу свободы слова и выражения мнений, изначально нас было 450 «за», 250 «против» и 200 «воздержавшихся». К концу дебатов, выслушав аргументы тех и других, мы проголосовали еще раз, чтобы понять, как на нас подействовала дискуссия. Как правило, воздержавшиеся принимают какую-нибудь позицию. Иногда, хоть и редко, им удается изменить соотношение сил. Порой один из участников дебатов своим поведением настраивает публику против того, что он защищает. Так случилось в ноябре 2003 года, во время обсуждения темы о Европе. Элизабет Гигу, видимо не привыкшая к такого рода встречам, была освистана публикой, которая посчитала ее «высокомерной», «надменной», «заумной». Одним словом, француженка! Уэнди до сих пор об этом вспоминает:

— В результате вначале публика в целом была за Европу, а на выходе большинство уже проголосовало «против»!

Спасибо Элизабет!

Национальный театр (National Theatre) каждую неделю организует platforms, встречи-дебаты продолжительностью один час с участием какого-нибудь деятеля искусства и литературы. Здесь побывали Ф. Д. Джеймс и Рут Ренделл, известные британские писательницы, авторы популярных детективов, дискутируя на тему, которая лежит в основе их творчества, а также знаменитый журналист ВВС Эндрю Марр, рассказавший о своей профессии репортера.

Hay-on-Wye, фестиваль литературы и публичных дебатов, проходящий при поддержке газеты The Guardian ежегодно в мае и июне. Билл Клинтон назвал его «Вудстоком мысли».

Для француженок жительница Лондона одевается либо очень консервативно, в стиле «слоуни», либо очень дорого и классически, как цыпочка posh из Мэйфера, либо trashy[173] подобно Виктории Бекхэм, либо grungy на диете, либо flashy в стиле Пэрис Хилтон; или же «раста»[174] в Брикстоне и сари в Брик-лейн. Короче, по нашему мнению, лондонской девушке никогда не удается быть действительно элегантной и скромной, как Одри Хепбёрн. В ней либо всего чересчур, либо, наоборот, недостаточно. И все же существует один тип лондонской жительницы — North London Girl, которая разделяет наше врожденное чувство элегантности и шик минимализма. Разумеется, ей это не всегда удается, это было бы слишком — и к счастью для нас, поскольку эта кокетка давно бы нас затмила, — но скажем, что в целом она обладает чутьем в выборе одежды.

Одна из ее любимейших дизайнеров как раз имеет французские корни, но не только: можно сказать, что она являет собой живое воплощение союза Запада и Востока. Эта дочь турецких родителей еврейского происхождения родилась в Ницце, училась в Париже, начала свою карьеру в Милане и окончательно перебралась в Лондон в 1970-х годах. Ее имя Николь Фари. Такая Agnes В., но с множеством культур. Основав French Connection, она впоследствии в одиночку создала свою империю женской, затем мужской одежды, открыла два ресторана и линию по производству аксессуаров. Ее исторический бутик, разумеется, располагается в самом сердце Хэмпстеда, вотчины нашей NLG.

— Больше всего в ее линии одежды мне нравится casual chic[175], — объясняет Уэнди, дизайнер интерьера и давняя поклонница Фари. — Эта тенденция в одежде, никого не удивляющая во Франции или Италии, здесь, в Великобритании, отсутствовала напрочь. Долгое время я покупала себе одежду во время поездок на континент.

Иными словами, между крайностями Вивьен Вествуд, простоватым стилем Marks Spencer и очень традиционной Лаурой Эшли NLG долгое время не могла найти свое место.

Николь Фари со своей линией одежды приносит в Великобританию то, что Армани создал для Италии: простую элегантную марку (но более доступную, чем итальянский аналог). Строгим костюмам «Джермин-стрит» обычно противопоставляют средиземноморскую небрежность, мягкие неотделанные ткани, такие как шелк, лен, хлопок. В гамме цветов преобладают песочные, дымчатые, приглушенные и спокойные тона.

— Ничего кричаще-яркого, а-ля «Битлз»! — комментирует Уэнди.

Глядя на North London Girl, уже не скажешь, что англичанки не умеют одеваться!

Обеими руками за Николь…

North London Girl выбирает только ее, от магазина до ресторана, проходя через бутик 202, где можно найти ее фирменную коллекцию, а также кафе. Зато, что касается трикотажа, здесь наша цыпочка изменяет Николь, обманывая ее с Joseph.

— Я вспоминаю об открытии первой галереи искусства Чарльза Саатчи недалеко от моего дома на Баундари-роуд. Мне тогда было 11 лет. Как-то в субботу я отправилась туда со своей матерью. Раньше я никогда не видела современного искусства, ни подобного места. До сих пор я посещала лишь музеи, классические учреждения. Для меня это стало настоящим шоком.

Коринна, девушка из Хэмпстеда, сегодня преподающая игру на скрипке в знаменитой лондонской Гилдхоллской школе музыки и театра, с того дня не на шутку увлеклась современным искусством.

— В восьмидесятых годах любители и коллекционеры признавали только Нью-Йорк и американских художников. Впрочем, поначалу и сам Саатчи покупал в основном произведения американцев. Потом, в 1988 году, все изменилось с выставкой Freeze. Можно сказать, он почувствовал, что ветер изменился.