Читать онлайн «Авантюристка». Страница 49

Доктор Джамек медленно выпрямился, оторвав взгляд от розы «маршал ньель». Повсюду цвели роскошные кусты, от запаха которых кружилась голова. На горизонте, словно облака, поблескивали белые стены города, а далеко-далеко внизу шелестело море, лаская волнами песчаные пляжи и скалы. Мы стояли на высоком мысе, в саду, расположившемся за скромным коттеджем.

Как был прекрасен этот сад! Глядя на него, становилось понятно, почему побережье Болье называют маленькой Африкой. Бок о бок с великолепными розами росли диковинные тропические растения, встречавшиеся лишь здесь, в этом маленьком, прогретом солнцем уголке Западной Европы: эвкалипты и баобабы, бананы и финики, манго, опунции и бенгальские фикусы. Доктор Джамек показал нам все свои сокровища. Годфри прищурился, всматриваясь в буйную растительность и мысленно прикидывая, сколько хозяин мог бы выручить за такую привлекательную недвижимость на современном рынке.

– Такая? – Ирен достала из сумочки набросок татуировки Луизы. Ветер беспощадно трепал листок, и подруге пришлось держать его обеими руками.

– Похожа, мадам, похожа. Не могу сказать насколько. С тех пор прошло много лет. – Доктор нагнулся и понюхал распустившийся цветок, слишком зрелый, чтобы его срывать. – С возрастом чувства притупляются, но даже время не властно над ароматом чудесных роз.

– Этот человек – мой отец, – промолвила вдруг Луиза. – Мы должны выяснить, что с ним произошло.

Доктор поднялся и взглянул на нее с той же нежностью, с какой только что любовался розами:

– Одному лишь Богу ведомы тайны нашей судьбы, мадемуазель. Я прожил достаточно долгую жизнь, чтобы это понять.

Джамек был довольно приземист и оттого рядом с нами казался пожилым ребенком. Однако слова его потрясли нас до глубины души – даже примадонну, которая считала ниже своего достоинства принимать услышанное за чистую монету. Много лет назад стоявший перед нами слабый старик приехал в казино сразу после того, как было найдено тело Клода Монпансье.

Доктор Джамек сорвал розу «маршал ньель» и протянул ее Луизе:

– Не теряйте веры, дитя мое. – Развернувшись к чудесному алому кусту, он срезал ржавыми ножницами жесткий стебель и вручил второй цветок Ирен со словами: – А вы не теряйте надежды, мадам.

Моя подруга любезно приняла его нежный подарок.

Старик вновь повернулся к цветам. Лязгнули ножницы, и слабая рука протянула мне яркую сливочно-желтую розу:

– А вы, мадемуазель, помните о милосердии.

В голосе старика звучало столь искреннее участие, что все мы тотчас прониклись его добротой и обрели терпение. В порыве чувств мы улыбнулись друг другу, а доктор, прихрамывая, добрел до лавочки, с которой открывался чудесный вид на море. Он положил подле себя ножницы и соломенную шляпу, тяжело вздохнул и начал свой рассказ:

– Когда меня вызвали для осмотра тела Клода Монпансье, я был уже немолод. Кажется, это случилось в семидесятых…

– В семьдесят третьем, – подсказал Годфри.

Старик кивнул:

– Время не щадит воспоминания, но некоторые сцены представляются мне так ясно и отчетливо, словно все это было вчера. Человек забывает даты, но не эмоции. Сердце мое обливалось кровью при виде столь приятного молодого человека, добровольно расставшегося с жизнью. Я рад, что вскоре вышел в отставку: с тех пор немало несчастных наложило на себя руки, после того как колесо фортуны сыграло с ними злую шутку.

– Расскажите о татуировке, – попросила Ирен.

– Она была у него слева, над сердцем. Странно, что он решил наколоть ее именно там.

– Свежая? – осведомился Годфри.

Доктор склонил белую как снег голову. Под редеющими волосами проглядывали старческие пятна, усыпавшие, словно крошечные песчинки, его лицо и ладони.

– Сомневаюсь. Свежая татуировка яркая, а та совсем потускнела и почти слилась с кожей. Признаться, татуировка на теле человека, занимающего столь высокое положение в обществе, сама по себе поразительна!

– Были ли на трупе следы насилия?

Старик поймал пристальный взгляд примадонны:

– Вот почему я дал вам красную розу, мадам. Вам не страшны никакие препоны, и даже сама смерть. При взгляде на его тело не оставалось никаких сомнений, что несчастный совершил самоубийство. Веревка была туго затянута вокруг шеи, шея сломана, на икрах синяки, на голенях – следы от ушибов.

Луиза всхлипнула и закрыла лицо руками.

– Были ли на теле какие-нибудь другие отметины? – бестрепетно поинтересовалась Ирен.

– Другие, мадам? Только синяк у основания черепа, в том месте, где затянулся узел, а еще ссадины на запястьях. Возможно, в последний момент бедолага попытался высвободиться и поцарапался о накрахмаленные манжеты.

Ирен глубоко вдохнула аромат алой розы, словно хотела наполнить свои мысли благоуханием.

– Запястья. Этого я и боялась. Возможно, кто-то связал ему руки, а затем освободил.

– Связал? Но зачем? Как он…

– Действительно – как? А в карманах у него ничего не нашли? Ни монет, ни карт, ни прочих личных вещей?

– Даже табака, мадам.

– Тогда как же вы его опознали? – недоумевала я.

– Это было нелегко, – ответил доктор с грустной улыбкой. – О смерти его писали в газетах, сопровождая некролог описанием внешности. Но никто не откликнулся. Его уже собирались хоронить в могиле для бедняков, как вдруг в мой кабинет пришел индиец, работавший на одном из портовых кораблей. Он принес записку, в которой значилось, что умершего звали Клодом Монпансье, и родом он был из Парижа. Полиции удалось разыскать его брата.

– Но его все равно похоронили в общей могиле, – пробормотала Луиза. – Дядя и слышать ничего не хотел о том, чтобы перевезти тело в Париж. Тогда мы с тетушкой решили поехать в Монте-Карло, но он не позволил нам проводить отца в последний путь.

– На это не было времени, дитя мое. Здешний воздух не позволяет слишком долго хранить тела умерших.

– Вы знаете, где его могила? – спросил американец.

Старик покачал головой:

– Нет. Похороны состоялись без меня. Я могу лишь поделиться с вами воспоминаниями о смерти несчастного.

– И они нам очень пригодятся, доктор. – Ирен взяла его за руку. – Записка была анонимной?

– Именно так.

– А индиец?

– Исчез. Он вообще был не очень приветлив, да к тому же весьма неопрятен. По-моему, он почти не понимал по-английски.

Попрощавшись с добрым доктором, мы прошли сквозь сад и остановились у каменного коттеджа. Нас уже ждал экипаж, готовый отправиться в Монте-Карло по извилистой горной дороге. В эту минуту даже солнце Лазурного Берега не могло согреть нас, содрогавшихся при мысли о преждевременной и удручающей кончине Клода Монпансье.