Читать онлайн «Вундеркинды». Страница 9

Поскольку в свое время идея Праздника Слова зародилась у Вальтера Гаскелла, то и вечеринку всегда устраивали в его доме: странном сооружении из красного кирпича, построенном в тюдоровском стиле; похожий на приплюснутую шляпу злой колдуньи, дом стоял в глубине аллеи, надежно отгороженный от улицы высокими кронами деревьев; как мне однажды сказала Сара, дом был перестроен из особняка, некогда принадлежавшего королю консервированных супов Г. Дж. Хайнцу. Вдоль подъездной аллеи виднелись фрагменты покосившейся старинной решетки из массивного кованого железа, а на заднем дворе возле оранжереи лежали поросшие травой ржавые рельсы: остатки миниатюрной железной дороги — детского увлечения одного из давно умерших потомков Хайнца. Дом был слишком велик для Гаскеллов, которые, как и мы с Эмили, никогда не имели детей, зато в нем хватало места для обширной коллекции Вальтера: экспонаты, посвященные истории бейсбола, расползлись по всему дому от чердака до подвала, так что даже в тех редких случаях, когда я приходил к Саре домой, нас не покидало чувство, будто мы не одни: повсюду ощущалось присутствие ее мужа, а по огромным комнатам и длинным темным коридорам бродили призраки ушедших в небытие великих игроков и знаменитых бейсбольных магнатов. Мне нравился Вальтер Гаскелл, и я, ложась в его постель, никогда не мог избавиться от чувства стыда, которое неприятно скребло меня изнутри, словно жесткая нить, вплетенная в мягкий радужный шелк моей страсти к его жене.

Однако я не стану утверждать, что у меня никогда не было осознанного желания завести роман с Сарой Гаскелл. Я принадлежу к тому типу мужчин, которые легко влюбляются и действуют с полным безрассудством, совершенно не думая о последствиях, так что едва вступив в мой первый брак, я почти мгновенно, можно сказать по определению, превратился в неверного мужа. В моей жизни было три брака, и каждый раз вина за развод лежала на мне, и только на мне, без каких-либо оговорок и оправданий. С первой же секунды, как только я увидел ее, у меня возникло вполне осознанное желание завести роман с Сарой Гаскелл, влюбиться в ее порхающие руки, которые при разговоре ни на миг не остаются в покое, в сложное инженерное сооружение из гребней и заколок, которое удерживает ее рыжевато-каштановые волосы, не давая им рассыпаться по плечам и тяжелой волной накрыть ей спину, в ее манеру говорить, когда беседа, словно корабль, потерявший своего капитана, мечется от одного берега к другому, переходя от нежного воркования к резким, полным жесткой иронии замечаниям, и в дым ее бесконечных сигарет.

У нас была квартира в Ист-Окленде, где мы встречались раз в неделю. Квартира принадлежала колледжу — Сара Гаскелл была ректором, и я влюбился в нее в мой первый рабочий день. Наш роман продолжался почти пять лет. Он не стал причиной каких-либо существенных перемен, разве что, в отличие от первого свидания, когда двое людей дрожащими руками пытаются справиться с незнакомым замком, теперь в казенной квартире колледжа был установлен телевизор, чтобы днем в среду мы с Сарой могли, лежа в постели, смотреть старые фильмы. Никто из нас не хотел бросать свою вторую половину или иным образом нарушать привычное течение нашей жизни, в которой было достаточно места для любви, вполне заслужившей право называться долгой и прочной.

— Она хорошенькая? — шепотом спросила мисс Словиак, когда мы, шаркая подошвами ботинок по гладким каменным ступеням, взбирались на крыльцо особняка Гаскеллов. Мисс Словиак слегка ткнула меня пальцем в живот, очень точно изобразив внешне небрежно-снисходительную, но, по сути, чрезвычайно доброжелательную манеру поведения хорошенькой женщины, когда она обращается к невзрачному мужчине.

«Да, мне так кажется», — наверное, я должен был ответить нечто подобное.

— Не такая хорошенькая, как вы, — сказал я.

Также ей было далеко до моей жены. Сара не обладала изяществом и легкой непринужденной грацией Эмили, она была крупной дамой с пышной грудью, внушительным задом, и, как это обычно случается с рыжеволосыми женщинами, ее своеобразная красота казалась странной и какой-то неуловимо изменчивой. Ее лоб и щеки были густо усеяны веснушками, а нос, хотя и выглядел симпатичным слегка вздернутым носиком, если вы смотрели на Сару в профиль, производил впечатление спелой картофелины, когда Сара поворачивалась к вам лицом. К двенадцати годам она уже достигла своего теперешнего роста и комплекции, и я полагаю, эта детская психологическая травма, а также необходимость соответствовать занимаемой должности послужили причиной того, что ее повседневный гардероб в основном состоял из просторных черных брюк, строгих блузок из белой хлопчатобумажной ткани и бесформенных твидовых пиджаков, отличающихся невероятным разнообразием расцветок — от грязно-желтого до пыльно-серого. Свои шикарные длинные волосы она пыталась усмирить с помощью целого арсенала заколок и шпилек, нанести макияж в понимании Сары означало подкрасить губы помадой бледно-морковного цвета, а единственным украшением помимо обручального кольца были висевшие у нее на шее очки в тонкой металлической оправе, которые Сара носила на шнурке от кроссовок. Процесс раздевания Сары превращался в акт отчаянного безумия, это было чем-то вроде вандализма — все равно что открыть клетки зоопарка и выпустить на волю стаю диких животных или подложить динамит и взорвать плотину, сдерживающую могучую реку.

— Привет, малыш, рад тебя видеть, — прошептал я на ухо Саре, когда она распахнула дверь и, отступив на шаг назад, пригласила Крабтри и мисс Словиак пройти в большой холл, отделанный панелями из темного дуба. Мне приходилось шептать довольно громко, потому что пес Сары, эскимосская лайка по кличке Доктор Ди, взял за правило всякий раз при моем появлении в доме Гаскеллов, независимо от цели моего визита, выражать душившие его чувства бешеным лаем. Доктор Ди лишился зрения еще в щенячьем возрасте, переболев тяжелой формой менингита; однако его незрячие голубые глаза имели необыкновенное свойство оживляться при вашем приближении, хотя, казалось, пес смотрел совершенно в другую сторону и вы думали или, как это было в моем случае — надеялись, что пес забыл о вашем существовании. Сара приписывала его враждебность некоторому помутнению рассудка в результате перенесенного в детстве заболевания, — для начала надо отметить, что Доктор Ди был законченным психом, страдавшим маниакальным пристрастием к рытью всяческих норок, дырок и ямок, куда он прятал ценные по его мнению кости и прочие объедки, — но, кроме того, до появления в доме миссис Гаскелл он был собакой Вальтера Гаскелла, и я полагаю, именно этот факт каким-то образом сказался на его отношении ко мне.

— Всё, Доктор Ди, успокойся. Извините, дорогая, просто не обращайте на него внимания, — сказала хозяйка, пожимая руку мисс Словиак. Сара окинула незнакомку быстрым взглядом, в котором промелькнуло едва заметное любопытство ученого-натуралиста, столкнувшегося с необычным экземпляром растения. — Здравствуй, Терри. Шикарно выглядишь.

Сара с энтузиазмом пожимала гостям руки и, казалось, была искренне рада нашему приходу, но, заметив ее рассеянный взгляд и легкую напряженность в голосе, я сразу понял, что Сара чем-то обеспокоена. Она наклонилась вперед, подставляя Крабтри щеку для поцелуя, но неожиданно оступилась, неловко покачнулась и едва не упала. Я подхватил ее под локоть.

— Эй, полегче с поцелуями, — сказал я, возвращая Сару в состояние равновесия. Одним из самых приятных моментов, из-за которых я особенно любил ежегодные вечеринки в доме Гаскеллов, была возможность полюбоваться на Сару, одетую в платье и вышагивающую на высоких каблуках.

— Извините, — пролепетала Сара и залилась краской, так что даже ее покрытые веснушками обнаженные руки порозовели. — Проклятые туфли. Не представляю, как люди ухитряются ходить на этих штуках.

— Дело практики, — заметила мисс Словиак.

— Мне надо поговорить с тобой, — прошептал я, перекрывая вопли Доктора Ди. — Это очень срочно.

— Надо же, какое забавное совпадение, — произнесла Сара в своей обычной полушутливой манере. Однако ее саркастическая ухмылка была обращена к Терри, для которого, как она знала, наш роман не являлся тайной, — мне тоже очень надо поговорить с тобой.

— Думаю, ему нужнее, — сказал Крабтри, передавая Саре пальто мисс Словиак и свой оливковый плащ.

— Сомневаюсь. — Сделав широкий жест рукой, Сара повела нас через холл к дверям гостиной. Подол ее платья — какого-то бесформенного одеяния, похожего на мешок с короткими рукавами, сделанный из черного искусственного шелка, наэлектризовался и все время прилипал к колготкам. Туфли на высоких каблуках, гулко цокающие по дубовому паркету, подворачивающиеся лодыжки, покачивающаяся походка, напряженно вытянутая вперед шея, обнаженные руки, рыжие волосы, зачесанные вверх и заколотые на затылке с нарочитой небрежностью, — прическа, предназначенная для особо торжественных случаев, — все придавало облику Сары неуклюжую величественность, которая казалась мне безумно привлекательной. Сара Гаскелл понятия не имела, как она выглядит и какое сногсшибательное впечатление могут производить на некоторых мужчин ее пышные формы. Глядя на то, как она балансирует на двухдюймовых «шпильках», вы первым делом подумали бы об отчаянной дерзости, словно вдруг увидели перед собой современный небоскреб в стиле модерн — шестьдесят три этажа из стекла и света, насаженные на тонкий стальной стержень.