Читать онлайн «Дисциплинарный санаторий». Страница 36

Женщины отделались куда легче. Тина Тернер в реинкарнированном виде хотя и смахивает на лесбиянку и садистку одновременно и на блатную, только что освободившуюся из сибирского лагеря, и намекает на испорченные радости, которые могут внести в жизнь «бондаж и дисциплина», все же остается очевидной женщиной. Хотя и немногие мужчины представляют свой идеал в виде Тины Тернер.

Несмотря на его культурную легковесность, феномен поп-музыки следует зачислить в важнейшие феномены нашего времени. Содержание сообщения, несомого пластинкой или видеоклипом, в лучшем случае второстепенно (так же, как и секс, «поп» не имеет знака. «Рок-н-ролл за мир» — нонсенс), важен сам факт присутствия поп-музыки в жизни вот уже нескольких поколений санаторной молодежи. И теперь уже молодежи всего мира. И не только молодела!. Media же, разумеется, возвела исполнителей «поп» в ранг героев нашей цивилизации и спешно присоединила их к Пантеону человечества.

Все это не так безобидно, как кажется. Непомерное изобилие музыки угрожает мышлению. Социальная мода необыкновенно могущественна, и индивидуумам невозможно противостоять массовому психозу, потеснившему, а для некоторых возрастных групп (в случае подростков) диктаторски убравшему беседу, обмен мнениями из мест человеческих сборищ и заменившему речь музыкальным шумом. Сама — эмоции, стимулируя эмоции, поп-музыка противоположна мышлению. Враждебна мышлению.

Неужели никто не манипулирует увлечениями человечества, и новый консерватизм и СПИД являются на сцену именно в момент, когда из других кулис (сами, без тычка в спину?) выпрыгивают Майкл Джексон, Принц, Бой Джордж и вся банда? Невозможно доказать, разумеется, что верховное главнокомандование санаторной цивилизации, его старейшины единожды собрались, скажем, в Женеве и решили поощрять распространение поп-музыки и управлять ею. И выбрали комитет, надзирающий за деятельностью музыкозаписывающего бизнеса, и назначили хотя бы по одному представителю в каждую музыкальную и видеокомпанию. Вероятнее всего, такого комитета не существует. Однако не следует забывать, что санаторная цивилизация обладает достаточной гибкостью, чувствительностью и способностью к присвоению-обезвреживанию новых культурных явлений. (Невозможно было представить, что «Clash», кричавшие в 1977 году: «Бунт! Бунт! Я хочу бунт! Я хочу мой собственный бунт!» — уже через несколько лет станут приличной, кастрированной группой.)

Санаторной цивилизации выгодно сегодня приковать свою молодежь к «walk-man», к радио, к стерео и теле, выгодно кормить молодежь музыкальным шумом, выгодно популизировать поп-легенды в ущерб легендам о Мужчине-воине, выгодно, чтобы в видеосценках молодые мужчины, одетые, как дети в детском саду, высмеивали свою собственную мужественность. Подросток на пороге половой зрелости, старая блядь, кастрат и гермафродит — вот герои поп-сцены сегодня. Но мужчина? Где же мужчина?

Мужественность изгоняется потому, что она представляет собой ненужные и враждебные санаторию и его укладу жизни качества: воинственность, самостоятельную волю человека, его достоинство. Именно они опасны для санаторного общества. Задача санаторной цивилизации — отвлечь молодежь и провести ее без крупных волнений в спокойный период, в тихие воды, лежащие где-то за тридцатилетием. Если искусственно, путем трюков, продержать поколение в подростковой стадии как можно дольше, не давая совершиться превращению подростка в молодого мужчину, возможно таким образом выпустить пар из раскаленного котла и избежать взрыва. Даже администраторы куда менее поворотливой разновидности санаторной цивилизации, ее восточной, российской модели, и те поняли наконец усмиряющее, миротворческое влияние поп-музыки на молодежь и приобщили ее к арсеналу средств оглупления.

Прославившие Оруэлла строки, авторский комментарий к сексуальному акту Джулии и Винстона Смифа: «Это был удар, направленный против Партии. Это был политический акт»,— есть лишь напыщенная красивость. Все партии с удовольствием отправляют гражданина в постель. (Общность жен в Утопиях будущего осталась лишь мечтой сексуально не удовлетворенных утопистов прошлого.) Разумеется, администрация возражает против того, чтобы гражданин задерживался в постели надолго, дабы не страдала основная активность, к которой он предназначен в санатории,— трудозанятость (employment). Однако «Travail, Famille, Patrie»[173] было предпочитаемым кредо пред-санаторных обществ Европы и зародилось за тысячелетия до того, как было сформулировано. И в санаторном обществе «Работа, Семья, Родина» не потеряло смысла (через полстолетия после Петена его повторили Раймон Барр и Рональд Рейган), ибо, чтобы содержать семью, необходимо трудиться, и именно этого же хочет от гражданина Родина. Лозунг будет звучать более разумно, если подчеркнуть его смысл простейшей вставкой частиц: «Travail pour Famille et Patrie» — работай для поддержания маленького коллектива (сексуальный союз с последствиями) и большого коллектива (духовно-экономическое содружество миллионов семей в Родину).

Существует гипотеза, что оседлое земледелие вовсе не являлось в свое время самым передовым и выгодным методом производства и добычи питания и переход к оседлости был совершен насильственно. Оседлость была вызвана к жизни необходимостью политической — она облегчала администрирование. Оседлое население куда легче контролировать, потому кочевника одомашнили. Именно для этой же цели в 50-е годы в СССР пытались создавать цыганские колхозы. (Чингисхановские завоевания в XIII в. имели в основе своей восстание кочевников против оседлых цивилизаций Азии. Куда более осмысленное, нежели антимашинизм луддитов в Англии XIX в.)

По тем же причинам секскочевничество не приветствуется администрациями, и феодалы средневековой Европы предпочитали, чтобы крестьяне жили семьями, а администрация СССР охотнее отпускала за границу семейного функционера.

Famille есть узаконенная, ответственная, оседлая форма секса с желательными администрацией последствиями: дети, новые граждане. (Она же есть и самая нездоровая форма насильственного секса: продолженного в постсексуальное общежитие.) Мирно сосуществуя в течение тысячелетий со второй сексуальной реальностью, контркультурой секса — конкубинажем[174] и проституцией, традиционная семья подверглась в XX веке двум крупным атакам. Первая, теоретическая, была ведома Фрейдом. Секс, область, где обыкновенно человек мог укрыться от общества и его социальных законов, был завоеван Фрейдом для общества и присоединен к домену социального. Ошибочно и карикатурно подчинив секс зависимости от отношений между родителями партнеров, смоделировав отношения, свойственные семье восточной, еврейской, представив их как универсальные, Фрейд лишил человека свободы секса. Фрейд подложил тушу общества в постель между секспартнерами.

Вторая атака произошла в 60-е годы. Именно тогда под давлением молодежи санаторные общества осмелились наконец модернизировать ежедневную жизнь. Вынуждены были освоить (резким скачком) уже имевшиеся в наличии технологические достижения и продукты prosperity: пластинки, теле, новый стиль траты свободного времени, открывшиеся возможности передвижения — авто и мото. (В не пострадавшей от войн и потому забежавшей вперед Северной Америке это произошло чуть раньше.) Закономерным образом модернизация жизни повлекла за собой изменения в области нравов, привела к новым моделям поведения и к новой сексуальной морали. Отношения между полами сделались более свободными, promiscuity восторжествовало, по крайней мере, среди городской молодежи санаториев. Главным же толчком к сексуальной революции (так тогда называли отступление от старой модели сексуальности: семья — конкубинаж — проституция) послужило изобретение противозачаточной пилюли.

Сексреволюция бушевала, утихая, примерно два десятилетия, вплоть до появления таинственного вируса СПИД. Все 80-е годы наблюдается процесс, обратный сексреволюции,— возрастает супружеская (или конкубинажная) верность, уменьшается количество секспартнеров… Разумеется, эти явления в первую очередь есть результат страха СПИДа, поощряемого администрациями, а не результат коллективного вдруг возврата к консерватизму. Но уже в самом конце 70-х годов, еще до появления фатального вируса, сексреволюция стала затихать. Очевидно, каким бы сильным импульсом секс ни являлся, он не основной и не самый сильный в человеческом существе, и Фрейд создал лишь (как и Маркс) увлекательную гипотезу. Испытав promiscuity, немногие остались его адептами, и каждый устроился согласно своим потребностям.

Откуда бы ни появился вирус (точнее, вирусы) СПИДа, из лесов Африки, из пробирок ЦРУ, несомненно, что появился он к удовольствию администраций санаториев. Пройдя сквозь опыт 60-х годов, администраторы поняли, что «революционность» свободного секса — нонсенс, однако внесемейный секс лишал их граждан. Серьезное снижение рождаемости в санаториях озаботило головы футурологов-администраторов нешуточными видениями расплодившихся афро-азиатских масс, наступающих на испуганные несколько миллионов бледно-белого населения санаториев. За 1.500 лет Европа не забыла судьбу Рима, поглоченного, залитого морем варваров (среди них и «наши предки» галлы). Залитие Европы афро-азиатами — реальная перспектива. Варвары же они или, напротив, воспитаны в восхищении санаторной цивилизацией, имеет значение подчиненное. Рим был захвачен не сразу, но в результате многих перипетий истории, смешений крови. Вначале варвары были допущены на военную службу… Многие варвары обожали Рим, как сейчас они обожают Париж… Санаторные страны, с Европой-метрополией во главе, стабилизировали свою рождаемость, следуя машинной, сознательной логике распределения доходов в семье, эмоциональные же «неразвитые» населения чудовищно разбухли. Грозные человеческие массы колышутся в нескольких областях планеты, грозя вылиться и растечься в чужие пределы в поисках пищи, подобно стадам саранчи. Разумный в году «0» от рождества Христова, на слабо заселенной Земле, лозунг церкви «Плодитесь, размножайтесь!» сегодня — преступен. В свое время, в XVIII—XIX веках, индустриальная революция способствовала демографическому взрыву (куда более скромному) в Европе. Но тогда было куда выселяться. Была Америка. Принеся в жертву прогрессу американских индейцев, европейцы затопили континент.