Читать онлайн «Цемах Атлас (ешива). Том второй». Страница 25

— Дело идет к тому, что станет еще хуже, — откликнулся аранец и рассказал, что Шия-липнишкинец сегодня неожиданно вернулся из Декшни из-за произошедшего в доме Гавриэла Левина, у которого он жил. В кухне за едой Шия-липнишкинец смешал младших ешиботников с грязью и грозился разорвать каждую светскую книжку, которую найдет у какого-либо сына Торы.

— Шия-липнишкинец жил в Декшне у Гавриэла Левина? — спросил Меерка Подвал, и его глаза потемнели. — А почему он оттуда ушел? Какое отношение он имеет к этой забеременевшей сумасшедшей?

Аранец ответил, что Гавриэл Левин и другие декшнинские евреи заняты сейчас своими бедами, им не до изучения Торы. От кого забеременела эта сумасшедшая, неизвестно. Да и какая разница? И все ученики, ночевавшие в странноприимном доме, решили не брать пока новых книжек.

— Хорошо, я зайду в другой раз забрать те книги, что лежат у вас, — сказал Меерка Подвал и заторопился из странноприимного дома. За дверью на улице стояла Соя-Этл с метлой в руках. Смотрительница странноприимного дома и кладбища, от которой никто никогда не слыхал громкого слова, теперь визжала и размахивала метлой:

— Пошел отсюда, паршивец, мерзавец! Ты сбиваешь еврейских детей с пути!

Меерка быстро прошел мимо. Мало ему, что все узнают, как сегодня на него харкнул тот ешиботник, не хватает еще, чтобы его огрела метлой могильщица. Он увидел, что задуманное им дело разваливается и что парни поднимут его на смех. Однако теперь дела пойдут лучше, теперь он взорвет всю ешиву сразу и проучит эту бешеную собаку!

В единственном библиотечном зале десяток парочек сидели на скамье вдоль голой бревенчатой стены, законопаченной мхом и сухой травой, и слушали реферат. Длинный Мойше Окунь стоял на возвышении и говорил о Французской революции:

— Нас пытаются убедить, что Французская революция была задумана в Конвенте, где «гора» под руководством Дантона и депутаты-якобинцы, руководимые Робеспьером, вместе победили жирондистов. На самом деле Французскую революцию двигали вперед народные массы из парижских пригородов под руководством великого трибуна Марата, которого буржуазные историки обвинили ни за что ни про что в жестокости. Все это ясно доказал Петр Кропоткин, произведения которого есть в валкеникской библиотеке. — Парни и девушки бросали взгляды на книжные полки, где находился этот Кропоткин, а потом снова смотрели на Мойше Окуня выпученными глазами рыб, вытащенных на сушу. Ребятам хотелось на заросший берег реки. Докладчик же, не считаясь с этим, продолжал с сарказмом говорить о буржуазных историках, пока в библиотеку не вошел Меерка Подвал. Все слушатели обернулись к нему, как к избавителю.

— Новость! Местный ешиботник, Шия-липнишкинец, прожил все лето в Декшне и там обрюхатил больную женщину!

Ребята уже слыхали о декшнинской истории, но не о том, что виноват во всем ешиботник.

— Это правда, Меерка, или это одна из твоих любимых штучек?

Меерка Подвал смеялся и говорил, что вся эта история волнует его, как прошлогодний снег. Он только рассказывает, о чем говорят в местечке. Декшнинские колонисты ужасные святоши, но тем не менее они уверены, что пациентка Элька Коган беременна от ешиботника. Он изучал с колонистами Тору, а жил у Гавриэла Левина, там же, где и больная.

На следующий день об этом уже судачили в домах и на рынке. Вчера еще жалели больную, беспокоились о Гавриэле Левине и других декшнинских евреях, которые могли потерять свой кусок хлеба да еще и заполучить проблемы с властями. Однако слух о том, что это сделал илуй, самый усидчивый и богобоязненный ученик в ешиве, так захватил всех, что о пострадавших попросту забыли. Началось с шушуканья, а потом о липнишкинце заговорили в полный голос, с издевкой и злобным весельем. Лучшие обыватели содрогнулись от этой истории и отправились к зятю старого раввина.

— Разве новость, что невежа ненавидит ученого еврея, а просвещенец ненавидит богобоязненного? — ответил им реб Гирша Гордон с покрасневшим лицом, напоминающим медного льва. — Выйдите в город и кричите «караул!», кричите, что тут устраивают кровавый навет на одного из лучших сынов Торы!

Укрепленные словами реб Гирши евреи подняли крик против еврейских распространителей кровавого навета, которые еще хуже антисемитов. Кто это из декшнинских евреев сказал, что виновен ешиботник? И кто из валкеникских евреев сам это слышал от декшнинцев?

— Когда в церкви звонит колокол, это значит, что у христиан праздник, — отвечали рыночные торговцы, и вся компания отправилась в Декшню.

Увидев валкеникских евреев, входящих к Гавриэлу, колонисты поняли, что это связано с пациенткой и касается всей деревни. Они тоже зашли к соседу. Валкеникские торговцы говорили по-свойски, доброжелательно:

— Как у тебя дела, Гавриэл? Держись, Гавриэл. Что слышно у Эльки, она еще беснуется?

Непрошеные гости расселись вокруг стола, будто они собрались, чтобы уладить недоразумение между своими поссорившимися детьми.

Хозяину не понравились эти гости, которые вмешиваются в чужие дела. Он холодно ответил, что у Эльки больше нет сил бесноваться.

Какой-то парень в брюках галифе с шерстяной накладкой с внутренней стороны бедер широко расставил ноги в сапогах и громко сказал:

— Гавриэл, в Валкениках рассказывают, ссылаясь на тебя, что это сделал ешиботник, который у тебя жил.

Разгневанный хозяин вскочил:

— Никогда я этого не говорил!

Все вокруг стола ждали, чтобы он сказал еще что-то. Однако хозяин вдруг замолчал и испуганно посмотрел на декшнинских колонистов, ответивших ему такими же испуганными взглядами, как будто чужак высказал мысль, мучившую и их.

— Гавриэл, скажи! — попросил тот же рыночный торговец, засунув руки в карманы.

Хозяину показалось, что валкеникцы, смотрящие на него блестящими, масляными глазами, прячут в уголках ртов улыбки. Этим невежественным людям казалось очевидным, что, если этого не сделал ешиботник, это сделал он, Гавриэл. Его жена — старая еврейка, а Элькеле, когда не беснуется, вполне еще молодая, красивая, привлекательная бабенка. От таких мыслей хозяин снова вскочил, чтобы выгнать эту банду, пришедшую пить из него кровь. Однако сразу одумался. Не хватало, чтобы начали говорить, что квартирантка беременна от него самого! Гавриэл развел руками и признался, что его действительно удивило, что ешиботник ушел из Декшни сразу же после того, как произошло это несчастье. «Я не могу выносить ее воплей», — сказал ешиботник. Так что кто знает?

Другие декшнинские евреи щупали свои жидкие сивые бороды жесткими, натруженными пальцами, как щупают подсохший лишай, и говорили, уткнувшись взглядом в стол:

— Что этот парень отличный знаток Торы, сразу видно. Только одно не понятно. Когда хозяин с хозяйкой уходили работать в поле, он оставался в доме, так как же он не замечал, кто приходит в дом и кто выходит? Его спросили, а он ответил, что не знает, а на следующее же утро ушел из Декшни.

Вмешалась жена Гавриэла, сутулая тощая еврейка — кожа да кости. Виновен ли молодой ребе, она не знает, но одна вещь кажется ей странной: когда они с Гавриэлом вышли на крыльцо проводить молодого ребе, Элька увидела его через зарешеченное окошко и начала кричать: «Жених мой, куда ты бежишь?»

— Детки, ясно, что это работа ешиботника, тут всё как на ладони, — сказал один из валкеникских гостей, показывая свою ладонь, широкую, как лопата.

Гости встали: теперь все ясно!

Они вернулись в местечко и рассказали, что правда всплывает, как масло на воде. Мысль о том, что этот придурочный илуй крутил тайный роман с сумасшедшей, всем очень понравилась. Люди начали насмехаться над горсткой лучших обывателей, отказывавшихся верить, что это сделал ешиботник.

— Чтоб у меня был такой большой слиток золота, как велика тяга ко греху у этого богобоязненного ученого ешиботника. Что тут скажешь? Похоже, что его душа размером не больше изюминки.

Липнишкинский илуй увидел, что люди показывают на него пальцами и кричат ему вслед: «Жених мой, куда ты бежишь?» Ни жив ни мертв ввалился он в синагогу и спрятался за томом Геморы. Почему это над ним насмехаются, используя слова, которые крикнула ему вслед сумасшедшая? Глава ешивы реб Менахем-Мендл подошел к Шие-липнишкинцу, опустив глаза, и передал, что раввин просит его незамедлительно зайти. Шия-липнишкинец видел, что все сыны Торы в синагоге повернули головы к нему, будто реб Менахем-Мендл говорил и от их имени тоже. Илуй прежде никогда не имел дела с валкеникским раввином, но сердце не предсказывало ему ничего хорошего.

— Чего от меня хочет раввин? — спросил он с дрожью в голосе и в коленях.

— Раввин сам это скажет, — пробормотал реб Менахем-Мендл, и Шия-липнишкинец пошел за ним с таким видом, словно его ведут на казнь.