Читать онлайн «Ученик философа». Страница 19

Джордж подтащил к дивану стул, уселся и взял руку Дианы — сначала шутливо, потом всерьез. Джордж пытался понять, важно ли то, что священник видел (и видел ли?), как он толкал машину. Конечно, священник не скажет полиции, а даже если и скажет, Джордж благополучно от всего отопрется. Беспокоила Джорджа связь, возникшая теперь между ним и священником. Иногда он чувствовал, что священник за ним «охотится», хоть и не мог бы сказать, в чем это выражалось. Джорджа соединяли с окружающими всевозможные гибельные и зловещие связи; почти любой случай мог создать такую связь, привести к появлению еще одного врага. Эти связи были узами, с помощью которых люди пытались связать Джорджа, обмотать сетью, как дичь, предназначенную на заклание. Он был обреченным майским шестом, вокруг которого люди плясали, чтобы опутать его, как жертву. Священник-свидетель был лишь очередным признаком грядущего перелома в жизни Джорджа; но, конечно, его жизнь была вечным кризисом, в котором приходилось забывать про общепринятую мораль, как на войне. У него по временам возникало ощущение, что это — lutte finale[27].

Он поглядел на ручку Дианы — маленькую, как у ребенка, с обкусанными ноготками, бурую от никотина. Он поднес ее к лицу, понюхал, потом поцеловал и продолжал рассеянно держать.

— Что ты изводишься? — спросила Диана, — Из-за Розанова?

Джордж лишь мельком упомянул о возвращении учителя, и Диана сказала наугад.

Он оставил ее слова без ответа и спросил:

— Ты околачиваешься в купальнях, слышишь разговоры. К кому он едет?

— Что ты имеешь в виду?

— Кто его друзья в городе?

— Может, N.?

— Он поссорился с N.

— Уильям Исткот?

(Речь шла о Ящерке Билле, крестном отце Брайана, видевшем летающую тарелку.)

— Они примерно одних лет, и он из тех людей, которых Розанов, может быть, терпит…

— Неужели Розанов такой старый? — спросила Диана.

— Это разве старость? — Джордж отпустил ее руку. — А что ты вдруг подумала про Исткота?

— Кто-то сказал, что он получил письмо от Розанова.

— Ну что ж, детка, слушай в оба, жди и молись.

Лицо Джорджа в минуты покоя было расслабленно и благодушно. Постоянные злоключения пока не наложили печать на это кроткое обличье. Он был шатен, в Маккефри (Стиллоуэны — блондины), коротко стригся и по-старомодному прилизывал волосы. (Утверждали даже, что он маслит голову.) Он был выше Брайана, но ниже Тома. В молодости он был стройным, но сейчас слегка поправился. Его красивые, широко поставленные карие глаза иногда внезапно сощуривались, но эта «кошачья гримаса» была веселой и вопросительной, не такой, как у Алекс. У него было почти круглое лицо с коротковатым носом; маленькие квадратные зубы с большими промежутками, поставленные широкой дугой, придавали ему выражение мальчишеской открытости, когда он улыбался. Он носил светло-серые костюмы в клеточку, с жилетами, и часто носил жилет с атласной спинкой без пиджака (вот и сейчас он был так одет). Именно из-за этой привычки люди говорили, что он похож на игрока в бильярд. Когда Брайан обозвал Джорджа «бильярдистом из пивной», в его словах было больше злости, чем правды; эти слова укрепили недоброжелателей Брайана в уверенности, что он не блещет умом. Джордж не посещал пивных, и в нем была определенная респектабельность — по крайней мере, внешняя. В молодости он красиво играл в крикет.

Представление Джорджа о самом себе, пожалуй, больше расходилось с реальностью, чем у среднего человека. Сказать о нем «самовлюбленный» было бы преуменьшением. Большинство людей влюблено в себя, и лишь в немногих (и не всегда к лучшему) это чувство побеждено (сломано, задавлено, стерто в порошок, никакие полумеры тут не помогают) религиозной дисциплиной или психоанализом. Джордж был законченный нарцисс, он виртуозно и целенаправленно вел двойную жизнь, причем не всегда с дурным умыслом. Иными словами, в каких-то отношениях (хотя и не во всех) он был лучше, чем казался или чем считал себя в душе. Возможно, он интуитивно прибегал к подобному камуфляжу, искренне (или «искренне», поскольку искренность — очень расплывчатое понятие) награждая свои недостатки уничижительными именами, скрывающими еще более ужасную сущность. Все это показывает, как трудно анализировать человеческие слабости, особенно когда речь идет о Джордже.

В молодости Джордж любил говорить: «Que faire?[28] У меня слабость к хорошей еде, выпивке и женщинам». Он не считал эти слова ложью, но они были лживы: не только потому, что он был довольно равнодушен к еде и выпивке, но и потому, что он не очень интересовался (в грубом, общепринятом смысле) женщинами. Он видел себя «охотником до женщин» — как и многие другие мужчины, разумеется. (Мыслимое ли дело — мужчина, заявляющий, что он не охотник до женщин?) На самом деле его эротический интерес к женщинам был гораздо слабей, чем у Брайана. Молва приписывала Джорджу несколько кратких романов до и после свадьбы, но это были скорее нервные страстишки, чем великие страсти. Его отношения с Дианой — единственная из его «незаконных» связей, продержавшаяся долго, и обычная похоть в этом союзе играла незначительную роль.

Стелла в каком-то смысле поразила Джорджа — словно по голове ударила. (Они познакомились в Лондонском университете, где оба учились.) Возможно, этого первоначального coup[29] он ей так и не простил. Она была самой умной и самой сильной женщиной из всех, кого он знал. Без сомнения, он влюбился, хотя позже и говорил, что никогда не любил ее, а был лишь одержим и околдован. Она тоже в него влюбилась, хотя люди почему-то всегда пытались это объяснить, говоря что-нибудь вроде «она восприняла его как вызов». Немного времени спустя Джордж решил, что Стелла хочет его каким-то образом «сломать»; действительно, не исключено, что в ее любви было и это. Стелла скоро почувствовала себя сильнее, а для Джорджа это было невыносимо. Он в ответ прибег к физической силе. Их ménage[30] не знал языка нежности. Однако Джордж любил и в каком-то смысле ценил свою жену, а любовь Стеллы была именно любовью — абсолютной, верной преданностью, любовью умного реалиста, способного на самоотверженность. Она была одной из немногих женщин, способных трезво взглянуть на Джорджа. Люди спорили, знала ли Стелла, за кого шла замуж. Думаю да; но она переоценила возможность воздействия такой любви, как у нее, на такого человека. Она не прибегала к женским уловкам и не скрывала своей силы, как сделала бы другая женщина из хитрости или интуитивного чувства такта. Она никогда не успокаивала Джорджа и не принимала его манеры быть собой. Сила и любовь для Стеллы были одно; любовь искупала силу, а власть развращала любовь. «Моя жена — полицейский», — жаловался Джордж в самом начале, когда их брак еще не стал адом и Руфус еще был жив. (Относительно смерти ребенка и ее последствий мнения общества расходились.) Отец Стеллы, дипломат, ненавидел Джорджа, и ее отношения с родителями охладели. Когда умерла мать Стеллы, отец, Дэвид Энрикес, вышел на пенсию, поселился в Японии и слал оттуда подарки и полные любви письма, в которых не упоминал о Джордже. Энрикес стал специалистом по нэцке.

Многие мужчины прибегают к физическому насилию, но закрытые двери домов стерегут свои тайны. Джордж принадлежал к менее распространенному типу в том смысле, что насилие стало его фирменным знаком. Он самовыражался, подчеркивая свою агрессивность и плохой характер; из-за этого некоторые почему-то относились к нему терпеливей и больше прощали. Как сказал Брайан, Джорджу все сходило с рук. Некоторые, улыбаясь, описывали его поведение как «грубость à outrance»[31], другие не без оснований замечали, что неистовствует он весьма осмотрительно или ему просто везет. (Джордж тоже верил, что ему везет, и почему-то это не мешало ему представлять себя «обреченным быком, истыканным рапирами».) Причины, по которым человек постоянно прибегает к физическому насилию, загадочны; их не всегда удается изучить, поскольку у тех, кого насилие интересует с научной точки зрения, как правило, бывают глубокие психологические причины, заставляющие предпочесть одно объяснение другому. (В политике это истинно почти всегда, в психоанализе — часто.) Алекс говорила (сама наполовину этому веря), что Джордж просто слишком много пьет. Другие считали причиной Руфуса, третьи — Стеллу, иные — Алекс, иные — Алана. Были и другие теории: кто видел Джорджа латентным гомосексуалистом, кто — жертвой эдипова комплекса, кто — одиноким голосом протеста против буржуазного истеблишмента. Можно сказать, что изображение Джорджа красовалось на множестве разных флагов. Он же, хоть и не занимался систематическим объяснением своих поступков, все же порой пытался приукрасить свои выходки, отпуская намеки, придающие его поведению более интересный этический фон. Джордж чувствовал или притворялся, что его хаотический, необузданный характер в каком-то смысле реальней окружающих его чинных персонажей. Предполагалось, что он ближе к ужасной правде жизни, которую другие предпочитали игнорировать, и потому каким-то образом достоин сочувствия наравне с другими униженными и угнетенными. Я слышал однажды, как Джордж сказал про Брайана: «Он не понимает, до чего жизнь ужасна и до чего серьезна». Джордж употребил слово «серьезна» в своем личном смысле, но это очень важно. Я могу добавить, что затем он рассмеялся. В этом контексте Брайан, возможно, совершенно правильно сказал, что, зная Джорджа, начинаешь понимать террористов.