Читать онлайн «До встречи на небесах». Страница 27

Итак, я стал более-менее полноценным литератором (приблизился к своим дружкам, даже запланировал купить пишущую машинку, как символ профессионализма и богатства) и влился в громадную армию писателей — по всей стране их насчитывалось более десяти тысяч! От этой цифры захватывало дух — писатели представлялись золотой ордой, не иначе (понятно, в историческом смысле, а не в смысле качества). Я прикинул — если каждый из этих «воинов» за год напишет по книге, получится гора, которую не перечитать и за всю жизнь. Правда, позднее выяснилось, что среди писателей есть авторы одной единственной книжки. Так главврач поликлиники литфонда Геллер написал, как делал операцию во время войны, а летчик Гофман вспомнил бомбежку Берлина — обоих через «связи» приняли в писательский Союз.

Таким же макаром стали писателями некоторые актеры, вроде Гурченко, Ливанова, Золотухина, Розовского, и разные полковники и политики, воспоминания которых накатали оборотистые журналисты Э. Хруцкий, А. Макаров и прочие; писателями значились генерал Цвигун и адмирал Гайдар. Ну а уж руководителю государства за его мемуары сам бог велел иметь писательский билет (сейчас писателями числятся даже такие негодяи, как С. Филатов и Новодворская; первый недавно совсем обнаглел — решил прибрать к рукам весь особняк ЦДЛ — видимо, посчитал, что мало наворовал, будучи правой рукой президента; а вторая считает Чехова и Достоевского «болотной классикой» и не возражает, если большая часть русских вымрет, а от России останется одна Московская область — понятно, ничтожества часто самоутверждаются через жестокость). Но и без этих «творческих личностей» армия писателей выглядела внушительно. Были даже целые семейные кланы с серьезными фамилиями, где в писательском Союзе состояли не только оба родителя, но и их дети — там звание «писатель» передавалось по наследству, часто вместе с дачей в Переделкино (Катаевы, Марковы, Туры, Симоновы, Червинские…)

Детских писателей в Москве тоже числилось немало — сотни четыре, и вначале я потерялся в этой толпе, но потом заметил: одни писатели, в силу старческой немощи, уже ничего не пишут, другие кропают пересказы, инсценировки, составляют сборники, то есть занимаются чем угодно, только не сочинительством; третьи — из числа случайных «мастеров пера» — получив престижный членский билет (и, конечно, сопутствующие привилегии — о них еще скажу), вернулись к своим основным профессиям. Короче, в результате этих подсчетов, действующих писателей сочинителей, набиралось всего ничего, десятка два-три — всего-то небольшой караван. Я знал, что такие пропорции существуют у журналистов, но чтобы в Союзе писателей! Все писатели представлялись страшными умниками, большущими личностями и, как работники, жутко плодовитыми (в смысле выдаваемой продукции).

Самое смешное, в свои сорок лет, я оказался одним из молодых писателей, поскольку средний возраст членов Союза переваливал за пенсионный рубеж. Такое было дряхлое сообщество. Мое-то поколение немного его разбавило, ну а по-настоящему оно помолодело во время «перестройки», когда разделилось на несколько Союзов, и каждый принимал в свои ряды всех желающих — принимали целыми ватагами и табунами (по списку), лишь бы увеличить общую массу (физический вес), чтобы при дележе имущества и кусок хапнуть побольше. Такие мерзкие комбинации. Нам для вступления в Союз требовалось иметь не меньше трех-пяти книжек (за исключением тех немногих, кто шел кратчайшим путем «по блату») и рекомендации известных писателей; мы проходили длинную процедуру — четыре комиссии приема и утверждения. Сейчас все упростилось: достаточно напечатать пару стихотворений в многотиражке или взять у кого-нибудь интервью — и ты член славного Союза.

Теперь наверняка многотысячная писательская армия удвоилась — во всяком случае на книжных развалах тьма детективов, эротики, секса, но совершенно не издают классику и современных прозаиков и поэтов (все получилось, как в природе, где дикие растения сильней культурных и быстро забивают всяких «интеллигентов»). Раньше книга была «духовной пищей» и стоила копейки (многие имели домашние библиотеки), теперь книга — товар, который большинству не по карману.

В семидесятых годах Союз писателей был могущественным: имел огромное издательство, выпускающее книги миллионными тиражами; поликлинику, в которой никогда не было очередей (по больничному писателю платили неплохо, и считалось, что каждый писатель просто «обязан болеть» хотя бы два раза в год); книжную лавку, где продавали книги недоступные простым смертным, прекрасную библиотеку, пошивочное ателье, парикмахерскую, бюро обслуживания, где выдавались продовольственные талоны, билеты в театры и прочее (свои люди сидели и в железнодорожных кассах и кассах аэрофлота у метро 1905 года).

Ну, и ясное дело, Союз писателей владел огромными зонами отдыха — прекрасными Домами творчества в Подмосковье, в Прибалтике, в Крыму и на Кавказе (вот масштабы!), причем в Подмосковные Дома творчества каждый писатель, без всяких героических усилий, раз в год мог взять путевку бесплатно. Особо надо отметить, что в Переделкино и Внуково были и персональные дачи с обширными участками, которые пожизненно закреплялись за каким-нибудь классиком; по утрам в эти поместья приезжал «рафик» со свежими продуктами, а другой микроавтобус всегда стоял наготове, чтобы отвозить классиков в Москву, хотя многие из них имели машины с шоферами. Такие «условия для творчества» классикам ничего не стоили — все оплачивал литфонд. После смерти классика обычно за поместье начиналась драчка между теми, кто не имел таких «условий» (туда рвались и посредственности, чтобы почувствовать себя классиками), но чаще наследники покойного заранее вступали в писательский Союз и оставляли дачу себе «для своего творчества».

Союз писателей строил добротные жилые дома в центре столицы и всем своим членам постоянно улучшал жилищные условия (лауреаты обитали в правительственном доме в Лаврушенском переулке, знаменитости — в высотке на Котельнической набережной, просто известные — у метро Аэропорт и т. д.). При Союзе были комиссии по распределению дачных участков и автомашин; в литфонде у метро Аэропорт располагалось бюро пропаганды, от которого писатели ездили в командировки по всей стране, а в самом Союзе десяток комнат занимала иностранная комиссия, от которой «писательский цвет» катался по заграницам.

Ко всему прочему, некоторые из писателей получали безвозмездные денежные пособия, годовые стипендии (позднее, для особо ценных и заслуженных работников пера, еще негласно установили немалые президентские стипендии). Не знаю, как другим, но мне Союз писателей представлялся гигантским спрутом, охватившим всю страну, даже Кремль. Как известно, его щупальца и раньше туда тянулись, но в последние годы там попросту обосновались писатели «общественники», возомнившие себя черт-те кем — они верховодят в президентском совете, комиссии по помилованию (естественно, особенно активны всякие Приставкины, Вайнеры, Герберы, Розовские и сумасшедшие, вроде Чудаковой).

Ну, а главным достоянием рядовых писателей был их клуб — знаменитый ЦДЛ, и в первую очередь Пестрый зал с автографами, пародиями и шаржами на стенах. Большинство этих каракуль оставили знаменитости, но в какой-то момент директор ресторана решил увековечить и современную элиту, а мне, как художнику Дома, предложил расписать «юморными» рисунками стену у буфета. Я, разумеется, не отказался и тем самым примазался к знаменитостям.

Как известно, литфонд и, соответственно, ЦДЛ был создан для «неимущих и пьющих» писателей, а поскольку большинство хороших поэтов и прозаиков именно таковыми и являются, то естественно, они считали ЦДЛ своим вторым домом. Действительно, там царила семейная атмосфера, к писателям относились уважительно: гардеробщики приветствовали, буфетчицы Анна Ивановна и Муся отпускали выпивку, сигареты и кофе в кредит, случалось и официанты обслуживали в счет будущего гонорара; тем, кто чересчур напивался, дежурные вызывали такси, а дебоширам грозили милицией (иногда не только грозили; но стражи порядка, как правило, подвозили дебоширов к отделению и прощались — все-таки творческие личности! Правда, время от времени при входе в ЦДЛ вывешивались объявления, кому запрещалось посещать клуб месяц или два, но это были единичные случаи).

В ЦДЛ можно было сразиться в шахматы или по телевизору посмотреть спортивную передачу, а в Пестром запросто пообщаться со знаменитостями, провести вечер с подружкой, ну и, само собой, выпить с друзьями, благо в буфете красовалось полно всякой выпивки — от «рябиновки» до «зубровки», и бутерброды были на любой вкус. Во время компании за трезвость выбор выпивки стал скромнее — только коньяки и сухое вино, но водку умные люди покупали у официантов, а еще более умные (мы, разумеется) приносили с собой.