Читать онлайн «Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших». Страница 48

Более всего интересного для наблюдателя за животными — их поведенье. В этом смысле моржи — объект исключительный.

Спариваются и рожают моржи в воде. В Арктике она всегда холодная, по этой причине детородный орган моржа «армирован» костью. Детеныш из чрева матери «выскакивает, как торпеда», и сразу же забирается ей на спину. Восемнадцать месяцев мать и дитя неразлучны. Моржиха кормит сосунка молоком, транспортирует его на спине во время дальних миграций, при опасности самоотверженно защищает.

Биологи считают моржих самыми заботливыми матерями в мире млекопитающих.

Сильно развита у моржей и взаимная помощь. Зверь не бросит товарища, подвергшегося нападению, а будет его защищать. Причем атаки моржей в воде опасны для всех, не исключая и охотников в лодке. «Раненый морж — самый опасный зверь в наших местах», — рассказывали мне эскимосы на аляскинском острове Нунивак. Раненых товарищей моржи не просто защищают, но помогают добраться им до спасительной воды — тащат волоком или перекатывают бивнями. Такая взаимопомощь с риском для собственной жизни наблюдается лишь у слонов.

Моржи очень сообразительны. Уже в семнадцатом столетии писали: «Зверь сей облика редкого и редкой понятливости и к обученью способен». Знаменитый зверолов и владелец зоологических парков Гагенбек писал: «Неуклюжие великаны хорошо дрессируются — их можно научить «играть» на губной гармошке, вертеться в воде, хлопая себя ластами по груди».

Даже нечто вроде юмора свойственно этим животным — моржи Гагенбека, набрав в рот воды, неожиданно опрыскивают посетителей зоопарка.

В природных условиях сообразительность и ловкость этих животных помогает им чувствовать себя очень уверенно. Белый медведь, не рискуя сойтись с моржом в схватке, подкравшись, бросает в лежащего зверя глыбу льда и, только ранив моржа, решается напасть.

Морж, в свою очередь, старается стащить противника в воду, а там все преимущества уже на его стороне. Людей-охотников морж преследует, не только пронзая бивнями лодку, под идущим по нетолстому льду человеком морж старается лед проломить, ударяя в него головой снизу. Главный враг моржей кит косатка равен ему по сообразительности. Он хватает зверя за морду и топит, не давая ему всплыть и глотнуть воздуха.

По мнению эскимосов, не раз видевших ярость моржей, за которыми они охотились, зверь этот, если его не тревожить, миролюбив и даже несколько робок. Моржи, имевшие опыт драматических встреч с человеком, всегда спешат скрыться в воде. Но хитрость людей превышает, конечно, сообразительность зверя. Эскимосы тысячи лет успешно охотились на моржей среди льдов. Европейские, американские и азиатские зверобои подбирались к моржам на лежбищах и били их тысячами. Американский китобой Пратт, заглянувший на Камчатку в 1878 году, на острове Карагинском у Бухты Ложных Вестей уничтожил сразу 1500 моржей, забрав лишь головы с бивнями и оставив гнить туши. С тех пор моржи в этом месте не появлялись.

Число этих животных последние годы росло. Но вот закавыка — на острове Верхотурова этим летом лежало их менее трех десятков. Что-то на Севере происходит неблагоприятное для моржей. Что? Пока лишь можно гадать. На лежащем вблизи Чукотки аляскинском острове Святого Лаврентия все жители поголовно заняты резьбой по моржовой кости. Это уже не прежнее искусство, а ширпотреб, рожденный ажиотажным спросом туристов. Для поделок нужна моржовая кость. И, возможно, ее добывают, нарушая лимиты. Возможно, добывают даже и на Чукотке — границы сейчас почти ничем не прикрыты…

А на острове Верхотурова к моржам, не напугав их, мы подползли совсем близко, настолько близко, что крайнего из моржей я мог бы пощекотать. Три зверя при мне скользнули без паники в воду, но не уплыли, а, пыхтя, купались у берега, потом вылезли и стали довольно невежливо искать себе место среди лежавших.

Занятные существа! С кем по облику их сравнить? Первые наблюдатели сочли, что они похожи немного на лошадей.

 Фото автора. 29 сентября 1995 г.

(Окно в природу)

Часто спрашивают: «А звери в лесу… Не страшно? Были, наверное, случаи?» Я всегда отвечаю, страшен в лесу не зверь, в лесу опасаешься человека. В сибирской тайге издавна соблюдается правило: двое встречных, заметив друг друга, расходятся. Так безопаснее для обоих. А о нынешнем времени и говорить нечего…

Что касается встреч с животными, то за многие годы были, конечно, мгновенья небезопасные, но, как говорится, бог миловал, ни разу, защищаясь, я ни в кого не стрелял, и с меня тоже скальп никто не снимал. И вспомнить об этих встречах даже приятно.

Минувшим летом гостили мы с другом у камчатского рыбака Владимира Никитича Новикова. День был трудным. Когда две лодки, груженные кетой, ушли на рыбную базу, мы решили как следует пообедать и высадились на маленький островок, каких на реке Жупанова очень много. На островке стоит охотничья избушка с кострищем возле нее и грубо сколоченным столиком и скамейками.

Когда крышка на ведре с ухой запрыгала, Владимир Никитич вдруг озабоченно огляделся и молча показал глазами за куст. Батюшки, шагах в пятнадцати от костра стоял медведь. «Пришел на запах ухи», — сказал Владимир Никитич намеренно громко. Но медведя голос не испугал. Он с вожделеньем принюхивался и переминался с лапы на лапу. Оглянулись — примерно в той же позе и на таком же расстоянии стоял еще один косолапый и тоже принюхивался. «А ну, пошли отсюда! А ну, пошли!..» — Владимир Никитич стукнул по столу палкой. Но и эти барабанные звуки не очень испугали медведей. Они лишь немного попятились и стали неспешно обходить лагерь, залезли в лодку и пожевали пропитанный рыбьей слизью брезент, потом отыскали в воде рыбные потроха, потом улеглись с двух сторон, словно бы взяв в осаду наш лагерь. Один медведь задремал, другой поглядывал на компанию нашу довольно миролюбиво.

Драматические минуты пришлись на момент, когда из ведерка на стол положили пахучие, горячие куски рыбы. Дремавший медведь резко потянул воздух ноздрями, поднялся решительно и направился прямо к столу, за которым мы восседали. Крики, стуки его не смутили, и неизвестно, чем бы все это кончилось, но я догадался схватить обжигающую руки рыбу и кинул ее к костру. Медведя это вполне устраивало. Он подошел и, оказавшись как раз посредине между столиком и костром, неторопливо и очень тщательно подобрал рыбу, а затем направился прямо к костру. Об обеде мы позабыли. Да и опасность остроту потеряла. Щелкали фотокамеры, на столе с видеоаппаратом стояла жена Новикова Лидия Александровна. Мы все притихли, ждали, что будет дальше.

Медведь пришел ухи поесть.

Огонь вопреки распространенному мнению зверя не испугал нисколько. Чуть потоптавшись в размышлении, как поступить, медведь потянулся к ведру, поддел носом крышку на нем и сунул морду поглубже. Кипящее варево его ужалило — медведь затряс головой, как будто на нос села оса, и вернулся к остаткам рыбы в траве.

Надо было о себе заявить, и мы это сделали как можно более шумно. Подействовало: медведь спрятался за кустом и время от времени оттуда выглядывал. Другой, более робкий его приятель, наблюдал весь этот спектакль со стороны и приблизиться не рискнул. «Будут ждать, когда мы уедем, и тогда все тут обшарят как следует», — сказал Владимир Никитич. Так все и было. Похлебав ухи под наблюдением двух зверей, мы сели в лодку. Как только мотор заревел, медведи немедля и очень резво двинулись к месту нашего пира…

Случай нечастый, но и не исключительный для Камчатки. Медведи здешние не так свирепы, как может показаться, когда видишь их неожиданно близко. И все же случается… В год раз или два медведи кому-нибудь жизнь укорачивают. Но сами они становятся жертвой людей в сотни раз чаще.

А теперь представьте проселочную дорогу в Кении. Асфальта нет, но дорога ровна, накатана, правда, покрыта одеяльцем из пыли, и в этой горячей африканской пыли стайками голов по десять — пятнадцать купаются цесарки. Перед нашей машиной птицы взлетают, и я в этот миг цесарок снимаю, высунувшись по грудь из люка в крыше нашей белой «Пежо». Поближе бы подпустили… Но нет, цесарки взлетают на почтительном расстоянии. «Миша, прибавь-ка скорость…» Сидящий за рулем мой друг Михаил Домогацких нажимает на газ, и очередная стайка цесарок взлетает уже поближе. «Миша, еще…»

И вот мгновенье — птицы взлетают перед самой машиной. Одну мы даже сбиваем. Остальные со свистом проносятся мимо моей головы. Присаживаюсь и только в этот момент понимаю: риску подвергал не только цесарок, но и себя самого — на скорости в сто двадцать километров птица, весящая три килограмма, превращается в сокрушительный снаряд. Счастье, что меня глупого миновали эти снаряды…