Читать онлайн «Быть может, история любви». Страница 21

Посреди зала ожидания высилась огромная деревянная скульптура, изображающая легендарную демонстрацию чикагских рабочих. Виргилий, набравшись терпения, начал листать журнал конфедерации и разнообразные печатные перепевы этого журнала. Несмотря на радушный прием, ему было не по себе. Зря он сюда пришел: между прочим, конфедерация некогда поддержала вторжение советской армии в Венгрию. Если бы родители Виргилия и их друзья узнали о его поступке, они были бы в шоке. Чтобы отогнать от себя эти мысли, Виргилий сосредоточился на чтении. В журнале говорилось о недавних эпизодах борьбы, о захватах заводов и об одержанных победах. Он твердил про себя, как некую мантру, что сделал все правильно. Его позвали тридцать две минуты спустя.

Женщина в черных бархатных брюках и бордовой блузке, с брошкой в виде пчелы на груди, пригласила его в свой кабинет. Она читала карточку, на которой вкратце были изложены обстоятельства, которые привели Виргилия сюда. Розы в горшках, выставленные за окно, уже потеряли часть лепестков.

Женщина схватила трудовой кодекс и несколько папок, из которых вываливались бумаги, надела очки и успокоила Виргилия: работодатель обязан содействовать его карьере. Она процитировала коллективную конвенцию и начала планировать создание профсоюзной ячейки в агентстве.

— Простите, вы кажется, не поняли, — прервал ее Виргилий.

Она взглянула на него поверх очков. Ее жизнь состояла из череды встреч с теми, кого уволили, кого преследовали и кому не платили, она лишь пробежала глазами карточку Виргилия и была уверена, что правильно поняла его проблему. Взяв карточку в руки, она еще раз прочла ее, теперь уже внимательно.

— Они хотят повысить меня в должности и увеличить мой оклад, — сказал Виргилий.

Женщина изменилась в лице. Серьезное выражение уступило место усталости. Она сняла очки, откинулась на спинку кресла и помассировала лицо.

— Знаете, любой другой на вашем месте был бы счастлив.

Виргилий отлично видел, как ей жаль понапрасну тратить на него время и силы. Она едва сдерживалась, чтобы не выставить его за дверь.

— Вот пускай и отдадут мой оклад любому другому.

— Прекрасная идея, но не думаю, что она осуществима. Как бы то ни было, но конфедерация не может помочь вам отказаться от повышения.

— Но это мое право, — сказал Виргилий (ему хотелось стукнуть кулаком по столу).

— Вы что, с луны свалились? Если у вас нет финансовых проблем, радуйтесь. Ваша просьба неприлична.

Виргилий оказался на улице. Ему было стыдно. Шел дождь. Он провел рукой по сальным и мокрым волосам. Поднял воротник куртки и зашагал в сторону автобусной остановки.

Обосновавшись в Париже, он старался вести нормальный образ жизни, лишь бы преодолеть комплекс бродяги и детские страхи. В целом, ему удалось поверить самому и заставить поверить других, что он хорошо вписался в этот мир и вообще родился отнюдь не у бродячих артистов цирка. Но та женщина из профсоюза не ошиблась: он свалился с луны. Его отношения с другими, его личная жизнь, его профессия, даже его жилье — все было инопланетным.

А истина проста: все эти годы он провел в безнадежных усилиях ухватиться за нормальность, которую в глубине души презирал. Теперь маска упала, да и черт с ней.

В субботу на рассвете Виргилий проснулся от страшного грохота: падали сорванные с петель двери, вылетали замки. Это безумие поднималось снизу вверх. Виргилий окончательно пришел в себя, когда шурупы из его собственной двери, дребезжа, покатились по кафелю прихожей. Двое полицейских, мужчина и женщина, ворвались в спальню; у мужчины был фонарик, женщина держала оружие. Темно-синие куртки, на руках — повязки.

— Добрый день, — только и смог выдавить Виргилий.

Он щурился от яркого луча, направленного ему в лицо.

Он уже не пытался понять, что происходит с его жизнью. Ну да, в его спальне полиция, а чему тут удивляться? Просто еще одна странность, которую следует приобщить к остальным.

Полицейский взял одежду из коробки, присланной Саломе, бросил ее Виргилию и приказал одеться. Молодой человек забормотал, что одежда не его — слишком яркая и не подходит по размеру. За что получил от полицейского удар по голове. Виргилий влез в красные брюки с серебряными звездами и огромный пестрый свитер.

Дом содрогался от ритмичного топота ботинок; казалось, фундамент вот-вот рассыплется, а стены рухнут. Человек сорок полицейских сновало по лестнице и коридорам. Они вытаскивали из квартир проституток с клиентами, надевали на них наручники, а на вопли и протесты отвечали ударами и оскорблениями. Пеструю толпу поделили на группы и загрузили в четыре фургона, что ждали перед вокзалом. Было очень рано; на улице — никого, магазинчики закрыты, окна жилых домов темны. Огромные статуи, украшающие фасад вокзала — каждая символизирует одно из основных направлений поездов — стали единственными свидетелями происходившего: Брюссель, Лондон, Берлин, Варшава, Амстердам и Вена беспомощно взирали на облаву. Даже бомжи еще спали у входа на вокзал.

Несмотря на побои, Виргилий пытался объяснить, что не имеет никакого отношения к этой полицейской операции. В ответ один из стражей затянул на нем наручники посильнее. В фургоне стенали, плакали, клялись в своей невиновности. Виргилий потерял надежду быть услышанным; он позволил усадить себя рядом со своей соседкой с третьего этажа, африканкой в белом парике. Какой-то мужчина рыдал в объятиях травести. Проститутки и их клиенты смотрелись жалко; полуодетые, в наспех накинутых пеньюарах и пиджаках на голые плечи, в брюках без ремней и ботинках без шнурков. Машины тронулись с места. Через зарешеченное окошко Виргилий видел, как исчезает вдали Северный вокзал. Казалось, вокзальные статуи прощаются с ним.

Сирена молчала: видимо, об облаве никто не должен был знать. Операции, по всей вероятности, придавали большое значение, так как задержанных повезли не в районное отделение полиции, а на остров Сите, на набережную Орфевр, тридцать шесть, в главное полицейское управление. Просторный мощеный двор приютил десяток полицейских машин, а также автомобили, лишенные отличительных знаков и «скорую помощь». День только начинался, фонари еще горели.

Двери фургонов распахнулись. Всех, кто был внутри, разделили на две группы: проститутки и клиенты. Один из полицейских приказал проституткам идти за ним и направился к зданию, чтобы составить протоколы. Иностранок ждала высылка из страны, местных — штрафы. Когда процессия жриц любви скрылась из виду, капитан полиции подошел к клиентам. В нашем мире спустить штаны — куда меньший грех, чем раздвинуть ноги, посему им объявили, что они свободны. Мужчины выходили через калитку, одни — медленнее, другие — быстрее; одной рукой поддерживая падающие брюки, другой — пытаясь запахнуть пиджак.

Виргилий остался посреди двора в полном одиночестве. Без товарищей по несчастью, без поддержки толпы ему было неуютно, как без одежды. Полицейские поглядывали на Виргилия, некоторые комментировали разноцветную рубашку и широкие брюки в звездах, а также его потерянный вид. То и дело слышались смешки.

Взошло солнце. Сегодня впервые повеяло настоящей осенней свежестью. Виргилия знобило, он зевнул. Понемногу полицейские разошлись и занялись своими делами. Виргилий порылся в карманах, но не нашел ничего — ни лапсонг сушонга, ни успокоительного. Минуты тянулись мучительно долго. Он вспомнил последнее занятие йогой и попытался дышать медленнее. Выпятил грудь колесом, задрал подбородок к темно-синему небу. От холода у него сводило мышцы. Из носа текло. Чтобы отвлечься, он начал считать окна в домах. Потом крыши. Главное занять себя хоть чем-то, иначе паника настигнет его и раздавит.

Наконец, за ним пришла женщина-лейтенант. Правила не допускали никаких вольностей во внешнем виде, однако у нее были чуть-чуть подкрашены губы, а в ушах сверкали крохотные сережки. В отличие от полицейских, проводивших облаву, эта вела себя дружелюбнее. Она провела его в небольшое пустое помещение, где оставила на попечение одного из коллег, а сама скрылась в каком-то кабинете. Поскольку здесь не было журналов, Виргилий принялся читать плакаты, призывающие идти на службу в полицию, а также информацию о наркотиках и похищениях. Здесь висели также фотографии разыскиваемых преступников. Виргилий сразу подметил, что образы яркие, но несколько карикатурные: пересвеченные лица, обильная щетина и кошмарные прически. В жизни они наверняка не такие настоящие.

Лейтенант открыла дверь. Виргилий вошел. В кабинете в шахматном порядке стояло два металлических стола, на каждом — по пластиковому стаканчику дымящегося кофе и по компьютеру; стопки бумаг, карточек, фотографий. Видеокамера на потолке светила своим зеленым глазом, значит, работала. Лейтенант указала ему на стул и включила компьютер. Виргилий дрожал от холода; вот бы ему тоже предложили кофе или чаю, ну хоть чего-нибудь горячего! Но лейтенант стучала по клавишам компьютера и не обращала на него никакого внимания.