Читать онлайн «Чудаки живут на Востоке». Страница 2

а) все трое занимались тем, что добывали средства к существованию;

б) средства к существованию они добывали нерегламентированными путями.

Нижней границей в этом свободном предпринимательстве был уголовный кодекс, который все трое свято чтили. Верхний – абсолютная неспособность ежедневно начинать и кончать работу в одно и то же время.

Причина, которая поставила их на такой путь, затерялась в тумане времени.

Давняя дорога привела их в молодости на Север. Их можно было видеть со старательским лотком или с плотничьим топором в руках на какой-нибудь малокалиберной стройке. Возможно, их гоняла мечта о длинном рубле, возможно, просто страсть к перемещению, которая, как известно, принимает различные формы. Неизвестно также, какая причина привела их в маленький город на берегу Охотского моря. Их потребности состояли из чая, папирос, хлеба и сахара. Они умели делать все.

Топорков был мал ростом и худ, Бедолагин высок, жилист и тощ. Янкин был просто волосатого вида мрачным мужчиной.

Все трое носили армейские гимнастерки, купленные где-то по дешевке, и хлопчатобумажные полосатые штаны, те самые, которые можно увидеть в любом сельском магазине от Чукотки до Прибалтики. Москвошвеевские кепки со сломанными козырьками и молчаливость ставили точку на внешней характеристике этих людей. Положенный для человеческого общения запас слов употреблялся ими лишь изредка в сериях: «а вот однажды…», «к примеру, возьмем…», «в одна тысяча девятьсот…», «снасть, она…» и так далее.

Тема первого Вениного романа наметилась сразу: «Жизнь сурового северного городка с мужественными людьми и романтическими судьбами главных героев». Веня для простоты мыслил стандартными формулировками.

Именно по этому плану Веня уже около месяца изучал жизнь. Опыта у него, конечно, не было. Он подолгу толкался в магазинах, ходил на морской берег, где пацаны в отцовских резиновых сапогах обманывали бычка на красную тряпочку, и выбирался на окраины, где у иных домов (вот он, колорит) подыхали от безделья косматые упряжные псы. Но все оказалось не так просто, как думалось в тишине музейной библиотеки.

Главный герой с романтической судьбой был. Ехидно остроумный молодой человек, капитан институтской сборной по баскетболу и свой парень. Это вначале. А потом жизнь у него закручивалась вовсе не по стандарту.

Но никак не находился северный колорит. Не было мудрого старика, который закурил бы трубку и, глядя на огонь, сказал: «Ох-хо, тяжело вспоминать то время…»

Столпы хозяйственной жизни города – грек Згуриди и Семен Семенович Крапотников – оказались соседями. Их разделяли только бревенчатая стена и полоса травы между дощатыми крылечками. Вначале дощатые крылечки были ареной знакомства, затем стали местом ежевечерних встреч. Семен Семенович уже наизусть знал историю жизни этого тихого человека. Это была все та же, обычная и необъяснимая история о том, как человеку «захотелось куда-то поехать».

– Хорошо, спокойно живем, – говорил Згуриди. – Очень хорошие люди. Всех знаешь, тебя все знают. Мы с Марусей думали: скопим денег, купим каменный домик на Черном море. Я раньше в Одессе жил. Очень хотел каменный домик. За три года хорошо скопили. Приехали туда. А, слушай, жарко, людей много. Понимаешь, мне, греку, жарко. Через полгода я этот город во сне стал видеть. Не понимаю сам почему, а вижу его во сне. Очень редкий грек я, вот что иногда думается.

Семен Семенович слушал, поддакивал, с коротким смешком рассказывал забавные случаи из своей жизни. Так за несколько вечеров он узнал всю предысторию городка и всех его обитателей, достойных упоминания.

Однажды Згуриди рассказал о системе экономических взаимоотношений внутри города. Семен Семенович слушал не очень внимательно.

По Згуриди, получалось так. Около пятисот жителей городка работали в разных учреждениях. Получали зарплату. Остальные жители перераспределяли ее между собой. Остальными были «добытчики». Добытчики солили рыбу. Продавали огурцы и капусту из собственных парников. Поставляли свинину, дрова и кетовую икру.

Два человека жили тем, что жгли где-то известь для беления потолков. Получалось так, что городок жил натуральным хозяйством, забирая извне зарплату и не выдавая наружу ничего, если не считать функций административного управления краем.

– Чудеса, – охотно согласился Семен Семенович. – Консервная банка без дырки.

На крылечке было тихо. В комнате Згуриди перестал шуметь примус. Значит, сейчас их позовут пить чай. С моря доходил дальний шум: где-то в океане бушевал шторм, и отголоски его разбивались о здешние тихие берега. Посреди вечерней улицы, размазывая по щекам безутешные слезы, прошел босоногий пацан. Наверное, сбежал из дому и шел сейчас куда-нибудь в неизвестность, чтобы поселиться подальше от человеческой несправедливости.

– Чудеса, – повторил Семен Семенович и вдруг почувствовал волнующий холодок рождающейся идеи. Идея возникла и мягко, но властно расперла грудь.

Консервная банка без дырки? А норковый питомник? Как же он не мог понять этого раньше? Не жалкое ателье с плюшевыми жакетами, не одноэтажные учреждения с вывесками, не двести норок у одной кормушки, а грандиозный питомник – вот идея! В этом заключалась историческая, социальная, географическая и какая хотите роль городка. И личная задача С. С. Крапотникова. Это была идея!

Городок спал. Спали работники учреждений с вывесками «Рай…» и «Гор…», спали домохозяйки, похрапывали добытчики.

Плескался в отголосках шторма набитый рыбой Тихий океан. Гигантская кормушка для грандиозного питомника. Большинство женщин земного шара не думали в это время о норковых шубах. Министры финансов решали валютные проблемы без всякой мысли о том, что существует зверек, мех которого равноценен самой твердой валюте.

Маленький взъерошенный человечек курил папиросу за папиросой.

Поняв внутренний смысл событий, Семен Семенович Крапотников сразу же провел удачную экономическую операцию.

По уставу питомника, до тех пор, пока он считался опытным, норок полагалось кормить комбикормом, специально доставляемым из далеких земель. Комбикорм стоил дороге. Поразмышляв над брошюрой В. С. Попято, Семен Семенович понял, что надо поискать кормежку подешевле. Разницу тогда можно пустить на расширение питомника.

Рыбу он достал почти даром. Ее поставил экипаж загулявшего рыбацкого сейнера, промышлявшего вблизи городка. Настоящего хода не было, вдоль береговой полосы шла только несерьезного значения рыба навага. Семен Семенович получил три тонны наваги, экипаж получил возможность скрасить предстоящий промысловый рейд. В активе питомника осталась сумма. На эту сумму можно было купить новых зверьков.

…В лихорадочной деятельности облик Семена Семеновича стал меняться самым заметным образом. Тихий грек Николай Згуриди посматривал на него с опасением. Как он раньше мог не замечать, что сосед бегает по улицам, как мальчишка, а когда речь заходит о питомнике, глаза у него вспыхивают фосфоресцирующим блеском? И странные разговоры о будущем процветании городка. О какой-то «социальной революции». Кому надо? Какая революция?

…Первая норка подохла через неделю после покупки наваги. Это был самый прожорливый и толстый зверек во второй вольере. Теперь он лежал в углу скрючившись, безучастным ко всему миру комочком коричневой шерсти.

Через день подохли еще две. Это было вопиющей каверзой природы.

После долгих колебаний Семен Семенович послал в центр длинную радиограмму. Как колебания, так и длина радиограммы объяснялись тем, что перед этим в центр было послано письмо с радужным рапортом. С намеком на необходимость расширения.

Веня Ступниксв напрасно рылся на полках библиотеки музея. Никакой литературы о заболеваниях норок здесь не было. Перед этим, удивившись просьбе странного посетителя, Веня долго ходил около витрин с чучелами.

– Так такой зверь здесь не живет, – ответил он, вернувшись.

– Должен жить, – ответил странный посетитель.

Теперь Веня шарил по полкам. Был найден двухтомник «Птицы и звери СССР», «Охотник» Д. Олдриджа, подшивка «Российского натуралиста» за 1879 год, «Кролиководство» Б. Бермана.

Растерянный человечек долго перебирал эти книги. Неуверенным жестом отложил «Кролиководство», «Птицы и звери».

– Берите, только принесите, – сказал Веня.

– Вы не знаете, как лечат пушных зверей?

– По специальности я историк, – с достоинством ответил Веня.

Забрав книги, человек ушел. Веня снисходительно смотрел ему вслед: «провинциальная достопримечательность».

И, в который уж раз сладко вздохнув, Веня стал думать о том времени, когда он напишет сногсшибательную северную повесть. Редакцию будут заваливать письмами: где эти места и как туда проехать? И невдомек им будет, что все написанное не более как продукт его, Вениамина Ступникова, психотворчества.