Читать онлайн «Стакан без стенок (сборник)». Страница 26

В какой-то момент мною овладело удивление: билеты на двоих, дорогой отель, переезды внутри Австралии, бесконечные обеды и ужины в честь советского гостя – неужто все это оплачено университетскими деньгами? Хорошо же живут здешние слависты… Один из принимавших со смехом рассеял это заблуждение. «Это всё ваши, русские, – объяснил он, – они дали деньги. Они здесь быстро богатеют. Тот, который финансирует твою поездку, за несколько лет подчинил себе весь городской строительный бизнес, он даже подарил городу целую улицу дешевых домов с условием, чтобы ее назвали его именем. И назвали…» Я проникся гордостью за соотечественников. Понятно, что русскими здесь считали всех эмигрантов из СССР, которых к тому времени, если не ошибаюсь, было уже двадцать пять тысяч на семнадцатимиллионную страну. Они принесли в мирную и, скажем прямо, несколько вялую австралийскую жизнь буйную, иногда даже слишком буйную энергию. Одни торговали всяким барахлом на рынке Виктория-маркет, про который можно было бы сказать, что он точная копия Черкизовского, но тогда Черкизовского еще не было. Другие занимались делами куда менее достойными, но более прибыльными. В те дни в газетах как раз писали об убийстве некоего Гарика из Винницы, главного мельбурнского сутенера… Коренные австралийцы – народ поразительно мирный, похоже, что агрессия, свойственная их предкам, ссыльным разбойникам и авантюристам, за столетия рассеялась, растворилась в этом сверкающем воздухе, оставив потомков совершеннейшими вегетарианцами в межчеловеческих отношениях. Здесь принято гордиться прадедами-каторжниками, но правнуки абсолютно безобидны. В такой среде закаленные жизнью на родине наши эмигранты почувствовали себя как степные волки среди австралийских пугливых кенгуру и ленивцев-коал…

Я еще и еще раз сворачивал за угол и наконец выходил на длинную, бесконечную, скучную Кил-да-стрит, застроенную плоскими одноэтажными домиками. Здесь, я знал, селилась большая часть моих бывших соотечественников. И в первом же баре я без всякого риска обращался к буфетчице по-русски, и мой не соответствовавший раннему времени заказ не вызывал никакого удивления. «Скучаете за домом, молодой человек, или просто вчера погуляли? – сочувственно спрашивала полная дама с золотой улыбкой, ставя передо мной тарелку домашних малосольных огурчиков, грибков, колбаски и прочей закуски. – А откуда сами? Случайно, извиняюсь, не с Харькова?..»

Странный город – Мельбурн. Англия цвета металлик, густо населенная харьковчанами и одесситами.

Впервые я оказался в Праге советским туристом тридцать пять лет назад. Бросив багаж в гостинице, я поспешил – еще бушевала неутоленная жадность к заграничным впечатлениям – в свободный поход по улицам.

…Никогда меня не привлекало то, чем положено интересоваться нормальному туристу: одинаковые во всех музеях древности, памятники, фотографии которых есть во всех учебниках истории, картинные галереи, в которых выставлены полотна, давно знакомые по альбомам, и тому подобные достопримечательности. Главным моим занятием за границей было и остается бесцельное и беспорядочное болтание по улицам, рассматривание прохожих, застывание на каком-нибудь перекрестке перед диковинным домом или у витрины лавки, торгующей всякой старой ерундой вроде сломанных пенсне, вглядывание в перспективу, открывающуюся с моста или холма. Я никогда ничего не записываю и даже не заглядываю в путеводитель – вернусь домой, тогда посмотрю. И пока носят ноги, иду, куда глядят глаза, а потом присаживаюсь в первом попавшемся кафе и все озираюсь, высматриваю, чем же их жизнь отличается от нашей…

Огромная площадь с ратушей с одной стороны и гигантским собором в почерневших реставрационных лесах с другой – потом узнал, что она называется Староместской, – была сплошь засыпана мелким песком, как делают перед мощением, но почему-то было понятно, что песок лежит давно, а мостить начнут неизвестно когда. Средневековые трех-четырехэтажные дома по обе стороны одной из узких, расходившихся от площади улиц поразили меня нигде прежде не виданным способом поддержания ветхих строений в вертикальном состоянии: между ними враспор были вбиты толстые бревна, не дававшие обрушиться стенам. Город выстоял бессчетные века, а за три с небольшим десятилетия социализма одряхлел…

Тогда в Праге, одной из столиц соцлагеря, русская речь, как ни странно, звучала куда реже, чем теперь, когда мы оказались по разные стороны политической границы Европы. Попытки узнать у прохожих, где находится пивная, в которой каждый вечер сидел один из моих любимых литературных героев Йозеф Швейк и хозяйничал грубый трактирщик Паливец, не удавались: русский они демонстративно не понимали, английский, похоже, не понимали действительно. Наконец, один немолодой пражанин сжалился и ответил на прекрасном русском: «А вам так уж хочется посмотреть, где сидел этот трус и дезертир?» Я, признаться, удивился не такой оценке национального типа, а смелости собеседника. «За угол направо и дальше к реке, – указал он направление, – и знайте: мы не все швейки, во всяком случае, не всегда ими будем…»

После того раза я бывал в Праге не однажды, и с каждым годом там понимали русский всё лучше. В последний раз, года три назад, я провел в Чехии неделю. Город сиял, Староместская площадь была идеально замощена, леса с собора сняли, и сотни туристов, как водится, ждали, когда начнут бить часы на ратуше и поплывет хоровод старинных фигурок, выезжающих из их циферблата, – прекрасная дама, рыцарь и сама смерть с косой… От края площади отваливали старинные автомобили, отправлявшиеся в экзотические обзорные маршруты по древним еврейским кварталам, сохранившимся в Праге лучше, чем где бы то ни было в Европе, даже нацисты их не разрушили. К слову: есть версия, в соответствии с которой немцы не взорвали Прагу, потому что Гитлер был подвержен ее обаянию… Те, кто уже налюбовался часовым представлением, вливались в сплошь и старательно отреставрированные узкие улицы, ведущие к Карлову мосту, чтобы увидеть на нем другие фигуры, неподвижные – темные статуи, стоящие по обочинам этого сооружения, как стражи города. Между ними, во всю мостовую, бушевала толкотня вокруг уличных оркестров и бродячих фокусников.

Прага вообще полна каменными, бронзовыми, чугунными людьми. Словно прежние горожане живут среди нынешних… Средневековая суровая торжественность и современная бытовая суета здесь не просто сосуществуют, а взаимно проникают, не смешиваясь, как составляющие любимого джеймсбондовского коктейля. Возможно, поэтому город кажется и таинственным, особенно вечерами, когда черные готические силуэты прорезают подсвеченное неоном небо, и совершенно простецким, демократичным в деловое дневное время, когда по главной Вацлавской площади – которая не совсем площадь, а скорее короткий и широкий, поднимающийся в гору бульвар – мимо бутиков и банков, гостиниц и дорогих ресторанов валит обычная интернациональная толпа… Ночью Прага полна призраков прошлого и мистических теней, днем она становится гигантской ярмаркой и бескрайней пивной. И каждый может найти в ней, как в любом великом городе, улицу, сквер, закоулок, который покажется самым понятным или самым загадочным, и таким войдет в душу, и останется в ней.

Я, например, люблю Золотую улицу, уже давно ставшую просто туристическим аттракционом, а когда-то бывшую настоящим пристанищем алхимиков, потом ремесленников, а еще позже художников, поэтов и городских чудаков. Короткая эта улочка в старом замке сплошь, стена к стене, застроена шестнадцатью микроскопическими домиками, до крыш которых вполне может дотянуться рукой человек приличного роста. В них по одной комнатке на первом этаже и по одной на втором, куда можно подняться, только согнувшись пополам. Как там прежде жили, представить себе почти невозможно; теперь там торгуют недорогой стариной и совсем дешевыми современными сувенирными поделками, теснятся разноязыкие покупатели, непрерывно и всё подряд фотографируют вездесущие японцы… Стоит дождаться закрытия магазинчиков и пройти по этой улице, когда она опустеет, а домики станут совсем игрушечными, кукольными. На одном из них написано, что здесь жил писатель Франц Кафка. И более кафкианского места, чем эта тесная, будто склеенная из картона коробочка посреди огромного каменного города, не придумаешь.

Если погода стоит ясная и теплая, на закате хорошо посидеть в какой-нибудь открытой пивной на берегу Влтавы. Пройдет несколько минут – и в поле зрения обязательно вплывет маленький пароходик, на палубе которого за такими же столиками сидят люди и так же пьют пиво. Гремя музыкой из мощных динамиков, плавучая пивная понемногу удалится, и вы останетесь наедине с кружкой праздроя и пейзажем противоположного берега, залитого темным солнечным золотом, под которым сверкают окна, медные крыши, узкие клинки шпилей и скалы дворцов – вот она, «злата Прага».