Читать онлайн «Воля вольная». Страница 25

Анатолий Семеныч Гнидюк ужинал с женой. В приятно убранной комнате стоял просторный мягкий угловой диван со множеством пуфиков — подкладывать под бок или под уставшие ноги, на окнах колыхались цветастенькие, в тон дивану занавесочки. Ухоженные цветы и растения свисали по стенам и стремились к потолку. Большой плоский телевизор негромко, для фона наполнял комнату голосами и лицами известных и очень довольных собой и жизнью московских телеведущих и их не менее довольных тем же самым гостей. Само счастье и благополучие стекает с экрана на пол, хоть таз подставляй.

Что бы там ни говорили, а страну объединяет телевизор. Сидишь, эдак, на краю света, в муркиной заднице, а сам Павел Воля стоит перед тобой весь такой… и шутит ненавязчиво одно и то же, и маленько так матерится, не обращая ни на кого внимания, как будто сам с собой, прямо как выпивший сосед на лестничной клетке, громко определяющий в какую же ему дверь. Андрей Малахов опять же или Лариса Гуздеева … вот они, все знают, а их можно даже рукой потрогать … даже самого президента или какого-нибудь сурового министра можно погладить по лысине, или даже щелбана закатить, если он, к примеру проворовался крепко. А как же! А ты не воруй… так-то уж! С умом бы надо как-нибудь!

Супруги расположились на диване, в центре невысокого круглого стола царило большое фарфоровое блюдо с маленькими, разной формы рыжебокими пирожками, до которых «мамочка» Анатолия Семеновича была мастерица. Все, кто их пробовал, от одного вида этих пирожков слюни до полу пускали. Еще на столе нежились гребешки, жареные в сметано-сливочной подливке, не жареные даже, а чуть прихваченные до румянца на раскаленной сковородке. Густой говяжий бульон к пирожкам, острая корейская капуста, икра малосольная, грибочки и любимый Анатолием Семенычем желтенький сверху и нежный-нежный и беленький внутри салат «мимоза». Он, кстати, и с пирожками хорошо шел.

Неудивительно, что с такой закусью, супруги были прилично поддаты. «Мамочку» Анатолия Гнидюка звали Альбина, она была бы ничего собой, если бы не расползлась в плечах и талии, и не огрубела не по возрасту. Впрочем, толстыми они были одинаково. Анатолий Семеныч сбоку очень смахивал на американский грузовик без фуры, живот и зад у него непомерно выдавались, зато у мамочки лицо было почти квадратное, а загривку любой мужик позавидовал бы. «Мамочка» выпила свою рюмку и, поводив вилкой над тарелками, тоже закусила.

Жили супруги Гнидюки дружно. Познакомились, когда Толик заканчивал военное политическое училище. То ли в армии всегда политруков не любили, то ли Анатолий Семеныч особо глуповат, а из-за этого прямолинеен был, но по службе он поднимался трудно, а потом и совсем попал под сокращение. Так он оказался в милиции, где, известное дело, чужих не любят. А политруков особенно.

Бог детей им не дал, а может, сами не захотели из-за кочевой военной жизни, скорее последнее, поскольку даже кошки у них в доме никогда не водилось. Им и друг друга хватало. Не работая ни дня, Альбина все свое время посвящала мужу, безо всякой скуки вникая в его дела. И везде, где бы он ни служил, разбиралась в них, как минимум не хуже.

Маленький городок после областного центра поначалу прямо вверг ее в депрессию, но вскоре она освоилась, перезнакомилась с женами руководства, с кем надо подружилась и выяснила все местные раскладки. Острым женским чутьем поняла Альбина Гнидюк, что должность начальника районной милиции — это как раз то, что им надо, и что ее Толику никогда выше и не прыгнуть. Деньги и связи были, а после высот областных интриг здешние простодушные бугорки не казались ей проблемой.

Она видела своего недалекого, но доброго Анатолия в просторном кабинете начальника, а себя — первой леди. Жена мэра была ей не конкурентка — местная темнолицая узкоглазая полукровка, грубая матершинница и торгашка, ее ничего не интересовало, кроме своих лавчонок. Альбина же видела себя на персональной машине мужа с водителем, всю в хлопотах по делам детсадов, школ и домов престарелых. И в доме престарелых, и в детсаду она обязательно навела бы идеальную чистоту и научила поваров вкусно готовить, делать разные салаты и обязательно печь пирожки по субботам… Она чувствовала, как ей очень хочется поработать, прямо ладошки начинали чесаться, она замирала от этих мечтаний и улыбалась. В поселке, правда, не было дома престарелых, но школы и кое-какие детские садики были. Пирожков там, понятное дело не пекли.

Как иной раз к людям в головы приходят благородные мысли и идеи — прямо удивительно! В каком красивом, наверно глянцевом журнале прочитала Альбина Гнидюк про первую леди и про свою озабоченность ближними, мы никогда не узнаем, потому что Анатолий Семенович забрал однажды тот журнал с собой на дежурство, да там его и стянули, и только тремя днями позже в туалете нашлись несколько измятых страниц с голыми девицами. Чья это была работа, никто так и не признался. Возможно, впрочем, это был и не журнал даже, а безобидная воскресная желтушка «Комсомолки», которую Аля тоже любила читать и даже выписывала. Как бы там ни было, она очень нравилась себе в роли первой леди. Прямо заснуть иной раз не могла от грядущих забот и дел.

Как человек решительный, она не просто мечтала, но и действовала, не особо сомневаясь в правильности своих действий. Таким людям, кстати, часто сопутствует удача! Именно «мамочка» придумала позвонить на третий день в Москву. Там у них с Анатолием был один очень нужный человек. Небольшой должности, но абсолютный человек, которому, не ему, но его начальнику, вся эта история очень на руку приходилась. Вот она и придумала: отличиться — повязать кого-нибудь с икрой и позвонить.

— Умница, мамочка… — дожевал Анатолий Семенович закуску, — а уж с этим Трифонычем как повезло!

— С Трофимычем? — поправила Альбина.

— Ну да. Прямо с карабином шел без чехла, я и двух улиц не проехал, смотрю, идет мужик с карабином. Даже и делать ничего не надо было. Ни чехла, ни разрешения… домой заводим его, икра прямо на виду, в коридоре на холодке стоит. Тут, если правильно дело подать, получается, совсем начальник милиции не работает…

— Тебе не Тихого надо столкнуть, тебе на его место надо, Толик. — Альбина выразительно вытаращила глаза. — Налей-ка еще… — пододвинула рюмку. — Как бы сделать… чтобы этот Семихватский прокололся? У него деньжищ, я думаю!

— Мамочка, а дай еще с капусткой, я так с удовольствием…

— Толик, съешь лучше с рыбкой, ты ж с капусты пердишь… мы с тобой однажды не проснемся! Ну?! Съешь вот мясной… А ведь это он мужиков, тех первых, что ты с икрой задержал, он же отпустил… Свидетели, ясное дело… — думала вслух мамочка, поворачивая блюдо с румяными пирожками нужной стороной к мужу.

— Ну, Алечка, он тут местный, никто не расколется. — Нос Анатолия Семеновича обиженно дернулся и насупился на отставленные пирожки с капустой.

— Если, как Сергей Сергеич обещал, пришлют конкретных ребят — наше счастье. Им только намекни, сказать, что левой икры больше тонны, даже сказать, что три тонны было в тех машинах, — обрадовалась мамочка, — они свидетелей из-под земли достанут.

— Откупится, мам, я думаю, у него денег куры не клюют. — Анатолий Семеныч безразлично к мамочкиным измышлениям крепко и долго зевнул.

— Ты что, Толик?

— Я-я, ма-а-ммо-чка, — зевнул супруг еще шире, — готов.

И выпив по два мезима, сладко поругивая друг друга за полные желудки, Гнидюки пошли спать. Анатолий долго не мог уснуть и все думал с благодарностью о своей умной и верной жене. Вспоминал даже молодость нечаянно, когда она худенькая, пугливая и принципиальная поехала за ним Бог знает куда. И как тяжело им было первое время. Даже слезы навернулись у мягкого сердцем Анатолия Семеновича. Он нащупал в темноте большое плечо супруги и погладил. И прижался чуть масляной и пахнущей рыбкой щекой.

Гнидюк вспомнил о днях молодости исключительно просто так, из сентиментальной приятности, вообще же он имел одно отличное свойство никогда не оборачиваться назад, и не заглядывать вперед. И поэтому всегда спал спокойно. Как йог.

Семихватский, получив от Тихого жесткое указание не лезть, такое жесткое, какого он никак не ожидал, уехал в тайгу за икрой. Ее еще немало было заныкано на дальних речках, а областные и даже московские коммерсы брали по неплохим ценам. И вообще, время было живое — японская плавбаза и несколько небольших корейцев маячили на горизонте второй месяц. Все приперлись за «красным золотом», думал капитан Семихватский, но главное — он на сто процентов был уверен, что у Тихого без него ничего не получится, и даже лучше было уехать ему сейчас — пусть «батяня» сам попробует Кобяком порулить. Секретаршу с собой забрал — Оля взяла больничный — и Тихого позлить, и сгодится толстуха в лесу. «Рыбы не будет — тебя сожрем, Олька!» — скалился, подсаживая под мягкое место на вездеход.