Читать онлайн «День независимости». Страница 20

Войдя в небольшую сводчатую прихожую, я слышу, как в глубине дома Филлис ведет серьезный разговор о шелкопрядах и об испытаниях, недавно выпавших ей в Вермонте. Ведет, нутром чувствую, с Тедом Хаулайхеном, которому не следовало бы бродить на манер привидения по дому и выматывать из моих клиентов душу в стремлении удостовериться, что они – «солидные» (читай: белые) люди, которым он может спокойно и почти задаром передать свой земельный надел.

Все настольные лампы зажжены. Полы сияют, пепельницы чисты, пыль с батарей отопления стерта, плинтуса отдраены, дверные ручки начищены до блеска. Воздух пропитан приятным восковым ароматом – основательная стратегия продажи должна создавать иллюзию, что в доме никто никогда и не жил.

Джо, не представившись хозяину дома, сразу же приступает к методичной инспекции, проводимой им с бесцеремонной и безмолвной армейской дотошностью. Он, в его обжимающих фаллос шортах, быстро озирает, вертясь туда и сюда, гостиную: кушетки пятидесятых годов, которые все еще выглядят как новенькие, уютные кресла с крепкой обивкой, полированные журнальные столики, небесно-синие коврики и стародавние гравюры – охотничьи собаки, попугаи на древесных ветвях и влюбленные на берегах мирных лесных озер. Затем переходит в столовую, осматривает ее тяжелый, полированного красного дерева гарнитур – стол и восемь кресел. Маленькие глазки Джо пробегаются по потолочным плинтусам, рейкам, которые защищают стены от повреждения спинками кресел, по ведущей на кухню карусельной двери. Он поворачивает ручку реостата, и тусклый розовый, похожий на салатную чашу потолочный светильник разгорается ярче, после чего Джо разворачивается и проходит через гостиную в главный коридор дома, где тоже горит свет, а к стене привинчен щит охранной системы с преувеличенными до карикатурности цифрами – кнопки рассчитаны на пожилых людей. Я следую по пятам за ним. Джо посещает, шлепая «вьетнамками», каждую спальню, окидывая комнаты безразличным взглядом, сдвигая и задвигая дверцы стенных шкафов, суммируя в уме заземленные стенные розетки, подходя к окнам, выглядывая в них, приподнимая рамы, дабы убедиться, что те не заедают, а затем перемещается в ванные.

В выложенной розовой плиткой хозяйской ванной он первым делом подходит к раковине, откручивает до упора оба крана и сколько-то медлит, оценивая напор воды, время, за которое она прогревается, исправность стока. Затем спускает в унитазе воду и ждет, проверяя скорость «повторного наполнения». В «маленькой» ванной он поднимает тоненькие, новомодные жалюзи и еще раз оглядывает похожий на парк задний двор, словно прикидывая, насколько мирный вид предстоит ему созерцать, apres le bain[22] или отдавая очередную продолжительную дань природе. (Как-то раз мой клиент, видный немецкий экономист, работавший в одном из местных «мозговых центров», просто-напросто спустил штаны и навалил полный унитаз, дабы проверить его по-настоящему.)

При всех таких осмотрах, проводившихся с моим участием в течение почти четырех месяцев, Джо прерывал их, как только доходило до трех насчитанное им число основных изъянов, а таковыми были: недостаточное количество розеток, более двух прогибающихся половиц, едва видное на потолке пятно от протечки, любая трещина в стене или странный наклон таковой, свидетельствующий о ее проседании либо «отвале». Как правило, и говорил он совсем немного, ограничиваясь нечастыми, неопределенными хмыками. Однажды в Пеннингтоне, в двухуровневом доме, он вслух вопросил о возможном повреждении крыши старой липой, посаженной слишком близко к стене; в другой раз, в Хаддаме, осматривая на предмет подтекания полуподвал дома, построенного на склоне холма, пробормотал что-то о «краске на свинцовой основе». В обоих случаях от меня он никаких ответов не ждал, поскольку уже обнаружил множество недостатков – начиная с цены, о которой сказал потом, что владельцам домов неплохо бы вытащить головы из собственных задниц.

Когда Джо ныряет в подвал (куда я за ним с большим удовольствием не следую), щелкнув выключателем вверху лестницы и затем еще одним внизу, я прохожу в глубину дома, где у ведущей на задний двор стеклянной двери стоит Филлис – с Тедом, так и есть, Хаулайхеном. Из этой комнаты, приспособленной с некоторым запозданием «для танцев», она же хозяйская кухня-столовая, открывается через большое венецианское окно (они здесь в каждом доме имеются) приятный вид на выстланное кирпичом патио, где можно пировать ночами при свете фонариков. Правда, на раме окна видны следы протечки – дефект, который Джо, если доберется сюда, не преминет отметить.

Тед Хаулайхен, овдовевший не так давно инженер, до последнего времени работал в исследовательском отделе производящей кухонное оборудование компании. Невысокий, белоглавый, востроглазый мужчина семидесяти с чем-то лет. Сейчас на нем мокасины, линялые летние брюки, приятно поношенная синяя оксфордская рубашка с короткими рукавами и красный с синим репсовый галстук – он производит впечатление самого счастливого из обитателей Пеннс-Нека. (На самом деле он до жути похож на старого певца Фреда Уоринга, чей медовый голос очень нравился мне в пятидесятых, – Уоринг имел репутацию простоватого старикана, но в частной жизни был тем еще солдафоном и хамом.)

Когда я в моей ветровке «РИЕЛТОР» вхожу в комнату, Тед посылает мне, обернувшись, радушную улыбку. Это наша первая встреча, и он очень меня обязал бы, если б убрался в ресторанчик «У Денни». Из-под пола доносится громовое «бум-бум-бум» – похоже, Джо сокрушает кувалдой фундамент.

– Я, мистер Баскомб, как раз рассказывал миссис Маркэм, – говорит Тед Хаулайхен, пожимая мне руку, – его ладонь невелика и крепка, как грецкий орех, моя мясиста и почему-то влажна, – что в прошлом месяце у меня обнаружили рак яичка и мой сын, он хирург, живет в Тусоне, собирается сам оперировать меня. Я уже несколько месяцев подумывал о продаже дома, а как раз вчера решил окончательно – достаточного достаточно.

И правильно решил.

Филлис реагирует на новость о раке горестной бледностью (и кто отреагировал бы иначе?). Новость, разумеется, заставляет ее вспомнить о собственных бедах – а это причина номер четырнадцать, по которой владельцев домов следует и на милю не подпускать к клиентам. Владельцы всегда припутывают к теме продажи свои мрачные, неразрешимые проблемы, что зачастую делает выполнение моей работы почти невозможным.

Впрочем, если я не ошибаюсь, Филлис этот дом уже ослепил и очаровал. Задний двор – маленькое муравчатое полотно Ватто с круглыми ковриками темно-зеленой пахизандры вокруг больших деревьев. Глаз повсюду натыкается на рододендроны, глицинии, пионы. Порядочных размеров японский сад камней с карликовым кленом посередке искусно разбит и уравновешен большим раскидистым дубом, который выглядит более чем крепким и ни в коем случае не грозящим обвалиться на дом. Плюс к этому вдоль гаража тянется самая настоящая пергола, вся обвитая виноградной лозой и жимолостью, а в середине ее стоит деревенская, английского стиля чугунная скамеечка – ни дать ни взять брачный будуар, место, где можно обновить ясным летним вечером священные клятвы, чтобы предаться затем пылкой любви на лоне природы.

– Я только что сказала мистеру Хаулайхену, как мне нравится его дворик, – говорит Филлис, немного придя в себя, хоть и улыбается она отчасти ошеломленно, думая о том, что мужчине, который стоит рядом с ней, отчикает яйца его собственный сын. Джо перестал колотить внизу – не знаю уж по чему, – и теперь из-под половиц доносится скрежет металла по металлу.

– В пятьдесят пятом, когда мы купили этот дом, я сделал кучу фотографий – его и двора. Жена говорила тогда, что это самое красивое место, какое она видела, – к тому времени. За домом тянулось фермерское поле с большой, сложенной из камня силосной башней, коровами и доильней. – Морщинистый палец Теда указывает в сторону тыльной границы участка, на ограду из толстых тропических бамбучин, за которой возвышается дощатый забор, выкрашенный в неброский темно-зеленый цвет. Забор уходит в обе стороны за соседние дома и скрывается из виду.

– А теперь там что? – спрашивает Филлис. На ее раскрасневшемся полном лице написано: это он, это наш дом.

Завершивший свои раскопки и исследования Джо уже топает по ступенькам подвальной лестницы вверх. Моему воображению он рисуется как шахтер в подъемнике из металлической сетки, возносящийся на мили и мили из глубин Пенсильвании, – корка угольной пыли на лице, белые глазницы, похожая на свиную голяшку рука прижимает к ребрам обшарпанный судок для завтрака, на каске тускло светится фонарик. Готов поспорить, то, что скажет сейчас Тед Хаулайхен, ни на йоту не встревожит Филлис Маркэм.

– Да так, небольшое государственное учреждение, – добродушно отвечает Тед. – Довольно приятное соседство.