Читать онлайн «Дикие животные сказки (сборник)». Страница 8

После чего он сложил штатив ввосьмеро, закрыл камеру крышкой, задраил как надо, затянул болты, поставил на прицеп и порулил в депо.

А бабочка Кузьма долго присобачивал крылья, пристегивал усы, подгонял бахрому под коленками, а сам размышлял, стоило ли метать бисер перед свиньями, говорить всю правду таракану Максимке, так сказать, в его черные глаза.

Простой парень Максимка так, видно, ничего и не понял, деньги все заслонили, в том числе проблему прекрасного.

«Таракан Максимка плебей», решил бабочка Кузьма и успокоился.

Кукушонка Шурку начали учить музыке, и его мать, кукушка Калерия, теперь искала свое отродье по всему лесу, и ее постоянное «найду — выпорю» (ку-ку, ку-ку) сводило с ума сову-дирижера эмигранта шестой волны Егора (партийная кличка Седой).

Сова Егор по партийной привычке работал ночами, а спал днем под неустанные вопли кукушки Калерии.

Гиены тоже возражали против шума, кукушонок Шурка метался по лесу будь здоров, буквально ломая дрова.

Только жаворонок Милочка приняла сторону кукушки Калерии, сказала, что все ее знакомые учили детей музыке и тут без скандалов не перебьешься, не один смычок об спину сломан, но зато потом кусок хлеба на жизнь.

Однако когда кукушка Калерия как-то вечерком отловила Шурку и привела его к сове Егору-Седому, и Егор, морщась, как от зуба, послушал Шурку, результат был обратный: сова Егор сказал, что учить кукушонка надо непременно, что, ежели он с таким слухом и голосом начнет куковать, из лесу снова придется эмигрировать (Шурка вместо «ку-ку» кричал «бда-бда»).

Сова Егор (Седой) вечерами, мучительно зевая, учил кукушонка гаммам, а мать кукушка Калерия, плача от счастья, куковала под дверями.

Результат был следующий: чтобы поощрить кукушонка Шурку, сова Седой устроил его солировать в хор на польскую песенку «Кукувечка-кука», хотя в нужном месте Шурка вступал невпопад и вместо «ку-ку» орал не своим голосом «бда-бда».

Но хор гиен (ночной) в ответ стройно выводил свое «Ааа… Ааа…», и кукушонок Шурка как-то заметно остепенился, начал стараться, тем более что выяснилось, что его знаменитое «бда» происходит от простой причины: он склюнул как-то железную гайку, и она так и сидела у него в ноздре.

Ветфельдшер кондор Акоп, возмущенный неправильным исполнением любимой песенки «Кукувечка» (у него был в свое время мимолетный роман с кукушкой Калерией, когда они оба играли в нашумевшем порноспектакле театра зверей Ромео и Джульетту), — так вот, кондор Акоп по собственной инициативе осмотрел кукушонка Шурку и вытащил у того из носа ржавую гайку.

Освобожденный кукушонок на радостях гаркнул такое мощное «ку-ку», что мать в ответ безумно закуковала, и теперь их семейный дуэт звучит без умолку: вот что значит правильное воспитание в трудовом коллективе гиен, но сова Егор (Седой) все равно, укладываясь спать, затыкает свои большие волосатые уши двумя подушками-думочками, надо приспосабливаться.

Нельзя же всю дорогу эмигрировать.

Однажды овца Римма, была не была, решила подвергнуться химическому выпрямлению волос и просидела в парикмахерской у моли Нины полный световой день.

Вечером же, уже в новом виде, с вертикально стоящими волосами, она шла домой и встретилась с полным пониманием со стороны ежа Гарика, который сказал, что впервые видит такую клевую соску, блин, в ирокезе, по жизни.

Еж Гарик с ходу предложил овце Римме несколько вариантов: куст калины, в натуре, или ивняк в сухом месте за горбаней,[1] или сразу под скамейкой, клевота, проверено. Узнаешь меня и т. д.

Но Римма, разумеется, сказала «бе», а вы бы что сказали на ее месте?

При этом она порыла дальше по направлению к дому, отодвинув маленького Гарика, который восхищенно бежал следом и базлал уже насчет других вариантов, круиз, мотель и найтклаб.

Уже приотстав, ежик Гарик выкрикнул вслед овце Римме словечко «загс», и овца Римма подумала, что а) ведь внутри я все такая же, где ты был раньше, чувырло, неужели все мужчины такие дураки, что обращают внимание только на внешность, и б) правильно говорила гадюка Аленка, нельзя соглашаться сразу.

С этими мыслями она и пришла домой, где сразу стала к доильному аппарату, а муж, баран Валентин, лежал под газетой, ничего не заметил.

Что же касается ежа Гарика, то он долго метался, пока не встретил у контейнеров старую сапожную щетку, которую ежик на радостях тут же окрестил Зиночкой и пытался взять ее под ручку, но наткнулся на буквально деревянное равнодушие, сговорились все, что ли.

Пришлось Гарику чесать скорей домой к жене Стелле Ё.

Улитка Герасим прогуливался, волоча за собой цепь, на которой раньше (когда-то) у него сидела амеба Рахиль (Муму), пока не поделилась.

Воспоминания были не из лучших, Рахиль, помнится, дико к нему привязалась и оттого выла ночами, и улитка Герасим так был рад, когда удалось ее выгнать, что в дальнейшем даже не притрагивался к цепи: мы не любим возвращаться к тому, что причиняло нам страдания, писал еще Спиноза, а Герасим ему верил.

Объяснение было простое — Герасим, старый холостяк, не мог и не хотел заниматься домашним хозяйством типа отвязывания ненужных вещей, так что цепь все время волочилась следом, напоминая о постылой привязанности амебы Рахиль (Муму) и о том, как Герасим пытался утопить Муму, не зная, что амебы не тонут.

Поганая была история, и цепь все время волочилась следом за улиткой Герасимом, снижая тем самым его крейсерскую скорость (6 см/час).

Но тут — бывают в жизни совпадения — ему повстречалась шумная компания, инфузория Ася с малышками амебами Pa (My) и Хиль (My).

С бьющимся сердцем инфузория Ася вела сироток мимо родной цепи, но ни улитка Герасим, ни малютки амебы не шелохнулись. Pa (My) и Хиль (My) продолжали орать, выть и беситься как бесились, а Герасим мягко ехал в своем фургоне, не показываясь, как вагоновожатый.

Однако надо же случиться такому, что бесноватая малютка амеба Хиль (My), когда уже улитка Герасим благополучно прокачался мимо, обратила внимание на цепь и стала ее рвать и дергать на себя, и то же самое делала и малютка Ра, но уже в своем направлении.

Улитка Герасим, почувствовав сильные толчки, как при землетрясении, вытащил свою рогатую рожу в иллюминатор и, увидев сразу двух амеб на цепи, испугался, сделал зверское лицо, затрубил, закачал ветвистым лбом, а потом быстро счалился в трюм и там отомкнул цепь и выкинул ее в дырку кингстона.

На все это он потратил не больше часа, и сорок пять минут ушло на кингстон.

А малютки амебы даром времени не тратили, метелили цепь, представляете положение?

Освободившись, улитка Герасим вцепился в штурвал и резко (без цепи) ушел со старта со скоростью 7 см/час.

Сам не ожидал такого спурта, позорно бежал от старой привязанности.

Что касается беспечных малюток Му-Му, то они получили цепь в полное собственное владение, обмотались ею по самые параподии, т. е. глухо, и с криком «heavy metal» (тяжелая метла) поканали в парк.

А сконфуженная инфузория Ася пошла за ними, понесла им завтрак.

Пожилой карп дядя Сережа имел одну цель в жизни, одно заветное желание.

И вдруг он увидел в реальности эту свою мечту, весь затрясся, загромыхал орденами и помчался навстречу ей.

А как раз червь Феофан в это время появился на берегу пруда, сел с томиком Ницше и задумался о том, зачем ему, червю, дана жизнь.

Купаться не хотелось, солнышко заходило, и Феофан смотрел вдаль.

А в пруду начинался вечерний клев, плотва Клава сварила макароны и собрала детей, моллюски «Гринписа» дружно сели за салат, улитка Герасим же ел лист пырея ползучего просто так, всухомятку, холостяк, что поделать.

Карп дядя Сережа, однако, разлетевшись, вынужден был сделать «стоп машина» и сказать себе: в таком деле нужен ум, ум, ум, ум и ум.

При этом карп дядя Сережа делал губами глотательные движения, т. к. был сильно проголодавшись.

Затем он даже высунулся из пруда, воскликнувши: «Ум!»

Червь Феофан переспросил, так как не понял сути, и между сушей и водой завязался разговор, причем о вечности, о бренности, и карп дядя Сережа настаивал, что во всем нужен ум, ум и ум, а червь Феофан все спрашивал, к чему этот ум, если надо освободиться от всего, от тела, от земного, и уйти.

Слыша такие речи из уст своей, так сказать, мечты, карп дядя Сережа совсем потерял голову, звякнул орденами и предложил червю Феофану свои услуги в деле освобождения от тела, причем прямо здесь и теперь.

Он сказал в том смысле, что, мол, хотите, войдете в пруд и исчезнете?

— Я помогу, могу, так сказать, помочь, — добавил он, — сам лично.

Но червь Феофан вздохнул, потянулся, так что карп дядя Сережа опять звякнул, и сказал, что еще не достиг чего-то, карп не расслышал чего.