Читать онлайн «Узелки». Страница 62

Присев на песок у линии прибоя, я задумалась. Вы, наверное, решили, что меня мучил вопрос: «Как жить дальше?» Фигушки! Я вовсе не думала о том, как я буду жить. Я думала о том, что буду курить, дотянув до фильтра последнюю сигарету.

Некоторое время не пить я могла. Ещё дольше я могла не есть. Но вот не курить… Нет, может, я и могла не курить. Но НЕ ИМЕТЬ ВОЗМОЖНОСТИ!.. Эта мысль разрушала мои мозговые центры.

Предвкушение кошмара было прервано как раз тогда, когда в своих фантазиях я уже добралась до ближайших трамвайных остановок в поисках «бычков» размера King Size. Обдумывая методику наименее унизительного изъятия с поверхности заплёванного асфальта этих несметных сокровищ, я мысленно проклинала всю седьмую группу первого лечебного факультета, научившую меня когда-то курить. Заодно и свою гордыню, не позволявшую одолжить денег у покинувших меня приятелей и вечно недовольной мамочки. Уж лучше я унижусь перед дворниками, которые ранним утром будут сметать у меня перед носом вожделенные окурки. Они ещё и не такое видели. Дворник — он как перст судьбы. Апостол. Перед ним душой не покривишь. Может послать, может и вниманием одарить, а то и помощью. Захвачу блокнот — запишу пару апостольских афоризмов, сочно сдобренных идиоматическими сливками «великого и могучего». Или, может, выйти на охоту ночью? Подружиться с маргиналами? Возглавить коррумпированную фракцию бомжей, пользуясь неземным обаянием? Прошвырнуться по ресторанам, стреляя сигареты направо и налево у захмелевших полуVIP-ов?

От безумного полёта фантазии меня отвлёк чей-то голос. Потрясающе красивый шатен с нахальными бирюзовыми глазами сидел на корточках в двух шагах от меня: «Девушка! Закурить не найдётся?»

Так я не хохотала ещё никогда!

Кстати, мой последний, единственный и неповторимый муж, потрясающе нахальный и красивый шатен с пронзительными бирюзовыми глазами, всегда очень трепетно относится к вопросу наличия у меня сигарет и спиртного.

Дрова, соль, спички, мыло и тому подобные изумруды и мелирования — на твёрдом втором месте.

Я стала самой обычной счастливой женщиной. Мировой эфир обожает меня за искренность и весёлость, невзирая на то, что я исправно продолжаю засорять его никотиновой сажей.

Вы можете мне не верить, но в этой истории, если приглядеться, нет ни социальной, ни моральной, ни этической подоплёки. Одно только доброе и светлое жизнеутверждение.

Капля никотина убивает лошадь? Знаю. Зато смех продлевает жизнь! Много курите? Чаще смейтесь!

Тёплой южной ночью иду босиком по пахнущим детством камням. Каждое прикосновение передаёт через ступни миллионы ощущений. Чтобы выделить и описать каждое из них, понадобятся тысячи слов — тома бессмысленных диссертаций. План. Цели. Задачи. Обзор литературы. Данные собственных исследований. Группы обследования. Группы сравнения. Статистическая обработка. Выводы. Практические рекомендации.

«Методика получения правильных ощущений при хождении босиком по гальке средней фракции в ночное время».

Какие цели можно преследовать, анализируя прикосновения камней? Как, а главное, зачем нужно дифференцировать чувство единого? Единого целого с камнями. Со стихией. С шумом набегающих волн. С редким, подсвеченным портовыми огнями пробегом одинокого облака.

Нежное и в то же время жёсткое прикосновение округлых и не очень граней оставляет быстро проходящие вмятинки на ступнях или даже небольшие царапины. Заживая, они некоторое время будут напоминать о ночи близкого знакомства. Камни знакомились со мной. Я здоровалась с ними. Мы разговаривали.

Где-то мягко, даже жалобно, где-то властно, с нотками отеческих поучений говорили они. Ни один человек, даже в совершенстве владеющий своим голосом, не создаст такого многообразия модуляций, тембров и оттенков.

Спускаюсь немного ближе к кромке прибоя в полной темноте. Понятные прикосновения камней-сангвиников смешиваются с невнятной шершавостью холерика-песка.

Ещё ближе к прибою. Лёгкий тёплый ветер похож на топлёное молоко. Осколки ракушек-истеричек. Пена. Пузырьки-флегматики медленно ласкают ноги. Обволакивают, увлекают, шепчут. Уговаривают поднять глаза.

Бездна. В ней сияют звёзды. Бесконечно близкие. Если выбрать одну и долго смотреть на неё, увидишь, что звезда улыбается тебе.

Если смотреть на камень тысячу лет, то увидишь, что и он улыбается тебе.

Как ты улыбаешься падающему листу. Или радуешься попавшим на лицо брызгам прибоя. И тут же забываешь о них. Запомнив. Теперь они всегда с тобой.

Интересно, у камней есть календарь? Школы? Любовь? Обоняние? Осязание? Последнее точно есть — они касаются меня. И я чувствую. Я касаюсь их — они чувствуют. Это взаимообратно.

Камни смотрят на меня, идущую ночью по пустынному пляжу, и видят след колышущейся тени в нитевидной ауре мыслей. Даже не видят, а запоминают. Deja vu — ритм их жизни, не совпадающий с моим. Они увидят, когда меня в живых уже не будет. Может, в этом и есть раскрытие главной тайны всего — всё совпадает со всем, встречаясь в мире синхронизированных ритмов. Пока я жива, камни предвидят, и в этом заключается их восприятие меня сейчас. Предвидение как способ восприятия мира — вот что нас всех объединяет.

Мы предвидим полет чайки и круги на воде. Я предвижу эти камни в своём ненаставшем прошлом. Они — уже другую меня в их свершившемся будущем.

Я улыбаюсь, ощущая, как камни теснее прижались гладкими боками друг к другу и пытаются обогнать собственное предвидение меня. Но я для них лишь след неуловимой частицы в ускорителе. Они узнают обо мне лишь когда-то по следам энергии моего движения. Я для них миф. Я — Единорог.

Пыль, гаражи,

эхо непонимания…

Застывшие виражи

сюжетов

из прошлой жизни,

памятью

булькающие

в вечернем стакане,

дневном аперитиве

и просто

в проходных

пятидесяти граммах.

Безысходность,

напоминающая

груду искорёженного металла,

засасывает

в кущи предыдущего воплощения.

А голос,

что вопрошает упрямо

о жизни,

светел и молод

и, прорываясь местами,

зовет прочь

из постылого города.

Вечер. Горсад. Плавный переход от липкой жары к пыльной прохладце. Сидим на каменной чаше фонтана. Лениво. Двигаться нет ни малейшего желания. Невероятным волевым усилием заставляю себя встать и пройтись вдоль прилавков с индейским товаром. Из года в год одно и то же. Не балуют жителей и гостей разнообразием ассортимента. Одесситы тут практически ничего и никогда не покупают, а туристам — и так сойдёт. «Дорогие жители и гости нашего города!» А я — ни то, ни другое. «Свой среди чужих. Чужой среди своих». Хочу на замечательный ортопедический матрас любимой кровати в среднюю полосу России. В чудесную подмосковную деревеньку с моими собственными сосенками, берёзками газоном, верандой для наблюдения за закатом и милыми сердцу комарами. Хочу, любуясь раскрашенным и подсвеченным небом, выпить по рюмашке качественного алкоголя в компании любимого, который вынесет мне плед и окружит всяческой заботой. Впрочем, его забота, как и он сам, всегда со мной. Здесь и сейчас.

Но мы сидим на разогретом бортике горсадовского фонтана, пыльные, утомлённые солнцем и седьмым днём пребывания в этом, некогда любимом мною, городе. Я и сейчас неплохо к нему отношусь. Но, как оказалось, город сам по себе. Люди, с которыми меня многое и долго связывало в этом городе, сами по себе. Причём настолько, что подозреваю: никогда и ничего не связывало на самом деле. Увы. Ура! Зато с городом всё не так фатально.

Вода в море ледяная. Утром я ныряла за мидиями. Море выталкивает меня. Я разучилась нырять. Зато научилась жить. Необходимость в сублимации отпала. Отныне я не маринист. Я — турист. Живой турист-публицист лучше дохлого мариниста-оппортуниста. Это я издеваюсь немного. Заявиться в некогда родной город кичливым туристом — всё равно, что вырядиться в красную плюшевую пижаму и кирзовые сапоги на вечеринке в честь совершеннолетия родной дочери. Прости, Одесса.

Мимо ходят люди. Мы ждём ненужного звонка от моей старой приятельницы. Всё очень вяло. У всех свои жизни. У нас — одна на двоих. Она прямо сейчас. Здесь, у фонтана в горсаду.

Смешные люди ждут, когда жизнь начнётся. «Вот я сейчас — это. А уж потом — то! Главное!»

Дородная еврейская мамочка с перекормленным, задыхающимся и вспотевшим сыночком лет двадцати пяти.