Читать онлайн «Брачный офицер». Страница 76

— Значит, будем ждать, когда рассветет, — сказал Робертс.

Джеймс кивнул: общеизвестно, что танкам при наступлении благоприятней передний обзор, даже если при этом они рискуют напороться во тьме на внезапную атаку.

Наконец их подразделение получило приказ выступать. Они стояли по двое друг за дружкой в переполненном окопе, ожидая дальнейших действий. За спиной у Джеймса какой-то солдат болтал, что, мол, итальянки предпочитают, чтоб сзади, а англичанкам нравится больше стоя. В окопе шла беспрерывная болтовня. Но вот, прямо перед рассветом, начался заградительный огонь, и уже было не до разговоров. Три четверти часа все тяжелые орудия берегового плацдарма полоскали огнем немецкие позиции.

Но они все еще выжидали, теперь нетерпеливо топчась в своем окопе, и при таком скоплении народа было ясно, что все разом в бой не пойдут. Как это в английском духе, подумал Джеймс: даже если рисковать жизнью, и то иди в свой черед. Но нынешняя очередь была не той, смирной, что выстраивалась за пайком с беконом. Люди, чтобы снять нервное напряжение, мочились, иные даже справляли большую нужду. Между тем уже первые раненые возвращались с передовой, кто с затуманенным взором, кто с видом облегчения, смотря по тому, насколько серьезно ранен.

— С виду не так все плохо, — пробормотал Херви.

— Эти хоть рассказать могут, — заметил Робертс. — Остальные бедняги там остались лежать.

Наконец настал их черед двигаться к передовой, и тогда, выбравшись из окопа, они бегом ринулись вперед. Было непривычно подниматься в полный рост, после того, как им так долго приходилось передвигаться ползком, извиваясь и увязая в грязи. Но кругом тысячи других поступали именно так. Под ногами лежали поверженные — союзники: и убитые, и раненные. Санитаров с носилками почему-то не было видно; может, просто испугались такого количества потерь. Джеймс бежал за человеком, бежавшим впереди. Когда тот останавливался, останавливался и Джеймс: когда тот ложился на землю, ложился и Джеймс. Впереди, должно быть над самой гущей битвы, кружили бомбардировщики.

Перепуганный немецкий солдат, подняв руки кверху, показывая, что сдается, несся прямо на них. Кто-то махнул рукой назад, чтоб бежал туда. Вдруг рядом стали ложиться снаряды — небольшие, немецкие 88-миллиметровые. Джеймс скакнул в яму и там с группой пехотинцев пережидал, пока их нагонит кто-нибудь из своих с минометом. Получилось так, что они с Херви оторвались от своей части. Но вот подтянулась команда минометчиков.

— Позиция? — задыхаясь от бега, спросил минометчик, устанавливая свою мортиру.

Херви осторожно высунулся взглянуть. И в этот самый момент снарядом у него срезало полголовы. Без звука он упал навзничь, в глазах застыло выражение удивления. Изо рта хлынула кровь. Джеймс попытался его поддержать, но голова Херви треснула у него в руках, как разбитое яйцо. Кровь вместо желтка окрасила пальцы Джеймса.

— Скорее! — бросил он какому-то пехотинцу. — Сульфамидный порошок!

У всех пехотинцев к поясу была прикреплена аптечка с бинтами и жестянками с сульфаниламидным порошком.

— Пустой номер, — покачал головой пехотинец. — Малый — покойник, а мне это еще может пригодиться.

— Давай порошок! — грозно рявкнул Джеймс.

Пожав плечами, парень протянул ему порошок. Джеймс присыпал порошком рану, но пехотинец оказался прав: это уже не имело смысла. Херви умер, прежде чем Джеймс успел перевязать ему голову. Джеймс обтер окровавленные руки о штаны.

Минометчик снял четыре миномета, сказав, что дольше оставаться не может. С тяжелым сердцем Джеймс оставил тело Херви в яме и снова выбрался на поле. Они поползли к немецким позициям, еще нескольких сразило наповал, но вот какой-то штурмовик «Спитфайр», кружа над ними, обнаружил, что они влипли, и, изловчившись, подлетел поближе к огневой точке и долбанул в то место, откуда велся огонь. Кто-то прокричал команду, и они снова поднялись и побежали. Джеймс чуть не рухнул в какой-то окоп, как оказалось, в немецкий. Перебравшись на другую сторону, снова двинулся вперед. Снова окоп. Заметавшийся в нем немецкий солдат обернулся и запустил чем-то в Джеймса. Ему угодило прямо в подбородок.

— Черт! — крякнул Джеймс, отпрянув и ощупывая лицо.

Солдат запустил в него консервной банкой. Жестянка откатилась назад по немецкому окопу. И не успел Джеймс сообразить, что это не жестянка, а граната, как она взорвалась, и взрывной волной его откинуло назад. С трудом поднявшись, Джеймс вскинул винтовку и выстрелил немцу в спину, промахнулся.

Они были уже за линией фронта, у немцев. Миновали группу примерно в полсотни немецких военнопленных, конвоируемых только одним солдатом. Но вдруг последовала неизбежная контратака — десятки «тигров» с крестами вывалили из-за бровки холма и покатили вниз прямо на наступавшую пехоту союзников. Военнопленные с интересом, как зрители на стадионе, следили за танками. Джеймс отступил, засев в немецком окопе, где помог минометчику сбить пару «тигров». После чего, так же внезапно, как появились, немецкие танки повернули назад, непрерывно крутя стрелявшими пушками и этим прикрывая себе отход.

И так продолжалось целый день — наступали крупными, хаотически двигавшимися группами, неся потери, падая в стрелковые ячейки, пока, наконец, только благодаря своей численности, не вынудили немцев отступить. Временами случались и затишья. Особенно досаждали союзникам минные поля. Там их поджидали «змеи», длинные, набитые взрывчаткой трубки, выталкиваемые на минные поля танками, затем по ним стрелявшими, и «змея» взрывалась, приводя в действие мины. Тогда путь через минное поле стали метить белой лентой.

Отмахали уже миль пять. Джеймс обнаружил, что они бегут группой из примерно тридцати человек, не встречая никакого сопротивления. Сверху «Спитфайер» принял их за немцев. Развернулся, запустив навстречу по дороге россыпь сверкающих трассирующих пуль. Они залегли в придорожной обочине. Когда поднялись, четверых, как оказалось, убило.

— Пристрелю сволочь, идиота, если сунется еще раз, — бормотал капрал.

Но пристрелить штурмовик было нечем: оставалось только молиться, чтоб тот не вернулся.

Но вот Джеймс увидел, как солдаты впереди внезапно как-то странно затряслись и стали приплясывать, размахивая руками, как марионетки, и кружась, будто выписывая ногами джигу. К тому времени он уже довольно повидал на войне, чтоб понять, что это такое: где-то неподалеку работал пулемет «Шпандау», пули, попадая в людей, заставляли их беспомощно метаться; даже умирая, они все еще двигались. Это называлось «Балет Шпандау». Снова Джеймс укрылся в окопе. Почувствовал, что бедро стало влажным. Пуля пробила флягу с водой, которую он прежде снял с грузовика. Он поднес флягу к губам, опрокинув внутрь остатки жидкости.

— Пошли со мной!

Какой-то офицер хлопал его по плечу. Джеймс кивнул, дескать «понял». Офицер поднялся, и они вместе кинулись к пулеметному гнезду. Офицер первым добежал, прицелился, и в тот же миг пуля поразила его в грудь. Шедший за ним Джеймс едва успел поднять винтовку. Он выстрелил, и немецкий пулеметчик повалился ничком поверх своего орудия. Подававший пулеметную ленту поднял руки кверху.

— Kamerad![69] Сдаюсь!

Джеймс махнул ему, чтоб отошел от пулемета и двигался вперед. Тот повиновался. Джеймс так и не увидел, кто выстрелил в немца. Теперь уже Джеймса не слишком трогали такие моменты, но всякий раз, когда такое случалось, это служило ему напоминанием, что рано или поздно то же внезапно, почти наверняка, может случиться и с ним.

Он ужасно обрадовался, когда вдруг увидел Робертса, который, хоть ему изрядно покалечило шрапнелью ухо, по-прежнему шел в атаку.

— Я через эти чертовы минные поля назад не пойду, — сказал он Джеймсу. — Дождусь, пока возьмем Чистерну, оттуда на попутках домой. Надеюсь, недолго осталось ждать.

Он кивнул в ту сторону, где за холмом уже виднелся город.

К тому времени, когда взяли Чистерну, пленные немцы уже сотнями шагали в тыл. Невзирая на звуки пальбы в домах, путь в город мимо горящих танков был уже помечен белой пленкой. Несколько женщин с тревогой косились из-за дверей. Дети робко махали. Несколько усталых солдат примостилось на корточках у радиоприемника.

— Чего так поздно? — бросил один из них.

Войдя в город, увидели по дороге группку итальянских женщин, что-то рассказывавших американскому офицеру. Итальянки пытались что-то объяснить, указывая в сторону улицы и размахивая руками.

— Ребята, из вас кто-нибудь говорит на туземном языке? — спросил офицер у Джеймса с товарищами.

— Я говорю.

— Переведите, что они тут лопочут, пожалуйста!

Джеймс повернулся к женщинам:

— Buona sera, signorine. Cosa c'è?[70]