Читать онлайн «Завтрак для чемпионов, или Прощай, черный понедельник». Страница 4

«Норками» почему-то называли фотографии совсем голых или полуодетых девиц. Выдумали это выражение газетные репортеры-фотографы, которым часто удавалось видеть полуодетых во время всяких происшествий, спортивных тренировок или на пожарах, с нижних ступенек пожарных лестниц и так далее. Им надо было придумать условный знак, чтобы крикнуть другим газетчикам и знакомым полисменам, на что можно поглазеть, если им захочется. Вот они и придумали кричать: «Норки — нараспашку!»

На самом же деле норкой назывался небольшой зверек. Выглядел он так:[3]

А то, от чего приходили в раж газетчики, было просто местом, откуда рождались дети, и выглядело оно так:[4]

Когда Двейн Гувер и Килгор Траут были мальчиками, и когда я был мальчиком, и даже когда мы стали людьми средних лет и постарели, в обязанность полиции и судов входило наблюдение за тем, чтобы люди, не связанные с медицинской профессией, не рассматривали и не обсуждали все, что касалось некоторых анатомических деталей, вслух или в печати. Почему-то решили, что этих условных «норок», которых на свете было во сто тысяч раз больше, чем настоящих, должна окружать глубочайшая тайна под защитой закона.

Итак, существовал маниакальный интерес к «норкам нараспашку». А также к некоему мягкому легкоплавкому металлу под названием «золото».

Этот маниакальный интерес к «норкам нараспашку» распространялся и на преувеличенный интерес к женским панталонам, особенно когда мы с Двейном Гувером и Килгором Траутом были мальчишками. Девочки изо всех сил старались прятать свои штанишки, а мальчишки изо всех сил старались подсмотреть.

Женские панталоны тогда выглядели так:

Кстати, первое, что выучил Двейн в школе, еще совсем маленьким, был стишок; его надо было орать, когда случайно, на переменке, во время игры у какой-нибудь девочки виднелись трусики. Этому стишку его научили другие мальчишки — вот он:

Когда Килгору Трауту в 1979 году вручали Нобелевскую премию по медицине, он сказал в своей речи: «Говорят, что прогресса нет. Должен сознаться: тот факт, что сейчас на земле из всех животных остались только люди, кажется мне несколько сомнительной победой. Тот, кто знаком с моими старыми опубликованными работами, поймет, почему я был особенно опечален, когда погибла последняя норка.

Впрочем, когда я был мальчиком, нашу планету вместе с нами населяли еще два чудовища, и ныне я приветствую их гибель. Они стремились убить нас или, во всяком случае, превратить нашу жизнь в полную бессмыслицу.

И они почти что преуспели. Это были жестокие враги, не то что мои четвероногие друзья, маленькие норки. Думаете, львы? Тигры? О нет! Львы и тигры почти всегда дремали. А те чудовища — сейчас я их вам назову — никогда не дремали. Они гнездились в нашем мозгу. Это были неуемные страсти: жажда золота и — помилуй бог! — интерес к женским панталонам.

Спасибо, что эти страсти были так нелепы: именно эта их нелепость доказала нам, что людям можно внушить любую, самую бессмысленную идею и они будут со страстью следовать этой идее — любой идее.

Давайте же теперь строить бескорыстное справедливое общество, отдавая этому бескорыстному делу весь тот пыл, который мы так бессмысленно отдавали золоту и женским панталонам».

Он сделал паузу, а потом скорбным голосом продекламировал стишок, которому его научили в школе на Бермудских островах, когда он был маленьким. Теперь этот стишок особенно хватал за душу, потому что в нем упоминались две нации, а их уже давно, как таковых, не существовало.

— «Англию, — затянул Килгор Траут, — Францию видим…»

На самом деле к моменту встречи Двейна Гувера и Килгора Траута женские панталоны совершенно потеряли цену. Правда, золото все еще подымалось в цене.

На фотографии женских панталон и бумагу тратить не стоило, и даже многокрасочные фильмы с «норками нараспашку» никаких покупателей не находили.

Было время, когда самый популярный роман Траута «Чума на колесах» из-за иллюстраций стоил двенадцать долларов экземпляр. Теперь его продавали за доллар, и те, кто покупал, брали роман вовсе не из-за фотографий — они платили за текст.

В тексте этой книги описывалась жизнь на планете, под названием Линго-Три, где жители были похожи на американские автомобили. У них были колеса. У них был двигатель внутреннего сгорания. Они ели ископаемое топливо. Однако их не делали на заводах. Они размножались. Они клали яйца, из которых вылуплялись маленькие автомобильчики, и эти малыши росли в лужах машинного масла, выливавшегося из взрослых моторов.

На Линго-Три прилетели космонавты и узнали, что существа эти вымирают, потому что они изничтожили все ресурсы на своей планете, включая атмосферу.

Но космонавты не могли оказать никакой материальной помощи. Существа-автомобили надеялись призанять у них кислороду и надеялись, что посетители унесут хотя бы одно из их яиц к себе на другую планету, где из яйца вылупится автомобильчик, от которого пойдет новая автомобильная цивилизация. Но их самое мелкое яйцо весило сорок восемь фунтов, а космонавты были всего в дюйм высотой, и прилетели они на корабле объемом не больше земной коробки из-под ботинок. Прилетели они с планеты Зельтольдимар.

Представитель зельтольдимарцев, Каго, сказал, что единственное, что он может для них сделать, — это рассказать во всей вселенной, какие они, эти существа-автомобили, замечательные. Вот что он сказал всем этим ржавеющим реликтам, оставшимся без горючего: «Уйдя из жизни, вы не уйдете из памяти».

Иллюстрация к данному эпизоду романа изображала двух голых китаянок, по всей видимости близнецов, в довольно рискованной позе.

И вот Каго со своими храбрыми маленькими зельтольдимарцами — все они были однополые — облетел вселенную, поддерживая память об автосуществах. Наконец экипаж прибыл на планету Земля. Ничего не подозревая, Каго стал рассказывать землянам про автомобили. Каго не знал, что идеи могут изничтожать землян не хуже любой чумы или холеры. Иммунитета к безумным идеям у землян не было.

Вот как Траут объяснял, почему человеческие существа не в состоянии отвергнуть идею, даже если она скверная:

«На Земле идеи служили значками дружбы или вражды Их содержание никакого значения не имело. Друзья соглашались с друзьями, чтобы выразить этим дружеские чувства. Враги возражали врагам, чтобы выразить враждебные чувства.

В течение сотен тысяч лет идеи никакого значения для самих землян не имели — все равно они ничего изменить не могли. Идеи могли быть просто нагрудными значками или вообще чем угодно.

У них даже была пословица насчет несуразности всех идей:

А потом земляне изобрели орудия. Вдруг стало опасно соглашаться с друзьями: можно было себя погубить или даже хуже. Но соглашения продолжались и продолжались — и не ради здравого смысла, или порядочности, или самосохранения, а просто из дружеских чувств.

И земляне демонстрировали дружеские чувства, когда лучше им было бы подумать как следует. Даже когда стали строить компьютеры, чтобы те за них думали, эемляне их строили не столько для знаний, сколько из дружеских чувств. Голодранцы-самоубийцы принялись скакать во весь опор».

Через столетие после прибытия маленького Каго на Землю, как писал Траут в своем романе, вся жизнь на этой когда-то мирной, влажной и плодородной сине-зеленой планете вымирала или уже вымерла. Везде лежали остовы тех огромных насекомых, которых люди создали и обожествили. Назывались они автомобили. Они уничтожили все.

Но маленький Каго умер сам задолго до гибели планеты. Он пытался выступить в одном из баров города Детройта с речью о вреде автомобилей. Но он был такой малюсенький, что никто его не замечал. И когда он на минуту лег передохнуть, пьяный рабочий с автозавода принял его за спичку. И он убил Каго, чиркнув им несколько раз о стойку бара.

До 1972 года Килгор Траут получил только одно-единственное письмо от читателя. Написал его чудак-миллионер, который специально поручил частному детективному агентству узнать, кто такой Траут и где его можно найти. Но Траут жил в такой неизвестности, что поиски обошлись в восемнадцать тысяч долларов.

Письмо попало к Трауту, в его полуподвал. Оно было написано от руки, и Траут решил, что написал его мальчуган лет четырнадцати. В письме говорилось, что «Чума на колесах» — самая гениальная книга на английском языке и что Траута надо избрать президентом Соединенных Штатов.

Траут прочел письмо вслух своему попугаю.