Читать онлайн «Тринадцатая сказка». Страница 10

— Со временем вы тут освоитесь, — сказала экономка, заметив мою растерянность.

Эту фразу я не столько расслышала, сколько прочла по ее губам. Наконец мы достигли площадки между двумя пролетами лестницы и остановились. Женщина отперла ключом дверь, и мы вошли в небольшую гостиную, где имелось еще три двери помимо входной.

— Ванная, — объявила экономка, открыв одну из дверей и сразу перемещаясь к следующей. — Спальня. А это кабинет.

Здесь, как и повсюду в доме, царили мягкая мебель, ковры и портьеры.

— Вы будете ужинать в столовой или у себя? — Она указала на столик и одинокий стул перед окном.

Не зная, предполагает ли ужин в столовой общение с хозяйкой дома, и не будучи уверена в своем нынешнем статусе (гость или наемный работник?), я колебалась с выбором: какой из вариантов будет более вежливым? Догадавшись о причине моего затруднения, экономка выдала дополнительную информацию, что было явно против ее правил:

— Мисс Винтер всегда принимает пищу в одиночестве.

— Раз так, я предпочла бы поужинать здесь, если вас это не затруднит.

— Подать суп и сандвичи прямо сейчас? Вы, должно быть, проголодались после поездки. Чай и кофе можете готовить сами в любое время. — Она открыла дверцы буфета, стоявшего в углу спальни, и продемонстрировала мне чайник и прочую кухонную утварь, а также небольшой встроенный холодильник. — Это избавит вас от необходимости заглядывать на кухню, — добавила она, сопроводив эти слова сконфуженной улыбкой и тем самым как бы извиняясь за то, что лишает меня права посещать ее кухонные владения.

Засим она удалилась, предоставив мне заниматься распаковкой моих вещей.

Обустройство — то есть извлечение из чемодана немногих предметов одежды, книг и туалетных принадлежностей — заняло у меня всего пару минут. Привезенный с собой пакет какао-порошка я поместила в буфет, сдвинув в сторону чайно-кофейный набор, после чего не удержалась и опробовала высокую старомодную кровать, столь щедро наделенную подушками и перинами, что никакое количество горошин под ними не смогло бы нарушить мой сон, даже будь я всамделишной принцессой. Со всем этим я управилась до возвращения экономки, которая принесла поднос с едой.

— Мисс Винтер приглашает вас для беседы в библиотеку к восьми часам.

Она сделала все от нее зависящее, чтобы эта фраза прозвучала как просьба, но я сразу поняла (и тут уже сомневаться не приходилось), что это был категорический приказ.

Вопреки моим ожиданиям поиск библиотеки не занял много времени, и я очутилась там двадцатью минутами ранее назначенного срока. Мне это было только на руку. Где еще я могла бы с большим удовольствием провести время, как не в библиотеке? И потом, для меня нет лучшего способа загодя узнать что-нибудь о человеке, чем возможность оценить его литературные предпочтения и манеру обращения с книгами.

С первого взгляда библиотека поразила меня своей несхожестью с прочими комнатами дома. Если те напоминали кладбище безвременно скончавшихся от удушья слов, то здесь, напротив, дышалось вполне свободно. Деревянные панели не были задрапированы материей; под ногами вместо ковров лежали гладкие половицы; закрытые ставнями окна не прятались за шторами; от стен к центру комнаты тянулись ряды дубовых шкафов с книгами.

Это было высокое, вытянутое в длину помещение. Верхушки пяти арочных окон на одной его стороне достигали потолка, а подоконники находились почти вровень с полом. Аналогичные по размерам и форме зеркала были размещены на противоположной стене с таким расчетом, чтобы воспроизводить вид за окнами, но сейчас они отражали только резную внутреннюю поверхность ставней. Книжные шкафы стояли торцом к стене в промежутках между окнами и зеркалами, формируя два ряда ниш, в каждой из которых находился столик, а на нем лампа с абажуром янтарного цвета. Не считая огня в камине на другом конце комнаты, эти лампы были здесь единственными источниками света, мягкого и теплого, за кругами которого терялись в полумраке ряды книг.

Я медленно двигалась по комнате, заглядывая в ниши слева и справа от центрального прохода, и вскоре обнаружила, что непроизвольно покачиваю головой в знак одобрения. Передо мной была основательная, хорошо устроенная библиотека. Книги распределялись по категориям и по именам авторов в алфавитном порядке — именно так поступила бы я сама. Здесь присутствовали все мои любимые произведения и еще множество очень редких книг наряду с менее ценными, порой сильно зачитанными экземплярами. Среди прочих я нашла не только «Джен Эйр», «Грозовой перевал» и «Женщину в белом», но и «Замок Отранто», «Тайну леди Одли» и «Невесту призрака».[6] Дрожь волнения охватила меня при виде уникального издания «Джекила и Хайда»,[7] столь редкого, что мой отец после долгих безуспешных поисков вообще разуверился в его существовании.

Не уставая восхищаться богатейшей коллекцией книг мисс Винтер, я шаг за шагом приближалась к камину в дальнем конце комнаты. В крайней правой нише мое внимание привлек один стеллаж, резко выделявшийся на общем фоне: вместо темных потертых корешков старинных книг здесь переливались яркими красками глянцевые образчики печатного дела последних десятилетий. Единственные современные книги в этой библиотеке. Книги самой мисс Винтер. Они были размещены в хронологическом порядке — начиная с ранних произведений на верхних полках вплоть до последних бестселлеров в самом низу, причем каждая книга фигурировала в разных изданиях, включая иностранные. В этом ряду отсутствовали «Тринадцать сказок» — то самое забракованное издание, что положило начало моему знакомству с творчеством мисс Винтер, зато «Сказки о переменах и потерях» были представлены полутора десятками версий.

Я взяла с полки недавно вышедший роман Виды Винтер и открыла его на первой странице. Там описывалось появление пожилой монахини в домике на окраине неназванного города, скорее всего, где-то в Италии. Монахиню проводят в комнату, где некий самодовольный юноша — судя по всему, англичанин или американец — не без удивления приветствует нежданную гостью. (Я перевернула страницу; как и в случаях с другими книгами Виды Винтер, начальные фразы захватили меня целиком, и я перестала следить за временем.) Молодой человек еще не осознает то, что уже ясно читателю: этот визит будет иметь последствия, которые в корне изменят всю его жизнь. Монахиня приступает к объяснению, никак не реагируя (я перевернула еще одну страницу, забыв о библиотеке, забыв о мисс Винтер, забыв о самой себе) …на легкомысленные реплики собеседника…

Внезапно что-то постороннее вмешалось в процесс чтения и отвлекло меня от книги. Я ощутила легкое покалывание в области затылка.

Кто-то за мной следил.

Мне было хорошо известно выражение «почувствовать на себе чей-то взгляд», но в реальности я с этим столкнулась впервые. Как оно свойственно многим любителям уединения, мои органы чувств особо восприимчивы к чужому присутствию; посему мне больше подходит амплуа наблюдателя, нежели пассивная роль наблюдаемого объекта. И вот теперь я стала таким объектом, причем наблюдение за мной велось уже достаточно долго. Я попыталась вспомнить, когда впервые возникло это покалывание в затылке, соотнося воспоминания с только что прочитанным текстом. В начале рассказа монахини? Или когда она входила в дом? Или еще раньше? Размышляя, я продолжала смотреть в книгу, будто ничего не заметила.

И наконец я вспомнила.

Это ощущение появилось еще до того, как я взяла книгу в руки.

Дабы выиграть время, я перевернула очередную страницу, по-прежнему изображая увлеченную читательницу.

— Вы меня не обманете.

Строго, властно и безапелляционно.

Мне оставалось лишь развернуться и встретить ее лицом к лицу.

Вида Винтер была не из тех, кто может легко затеряться в толпе. Это была внешность древней царицы, колдуньи или богини. Она, как на троне, восседала в кресле у камина, окруженная бархатными подушечками различных оттенков красного цвета. Прямую царственную осанку не могли скрыть даже свободные складки накинутой на ее плечи бирюзово-зеленой шали. Медно-красные волосы были уложены в замысловатую прическу — сочетание волнистых локонов, тугих завитков и колечек. Лицо с четким, как контурная карта, абрисом было покрыто слоем белой пудры, с которой смело контрастировала алая губная помада. Сложенные на коленях руки выставляли на обозрение коллекцию перстней с рубинами и изумрудами, меж которыми проглядывали белые костяшки пальцев; и только ногти, некрашеные и коротко остриженные (совсем как у меня), вносили элемент дисгармонии в этот помпезный образ.

Но самой неприятной, раздражающей деталью оказались солнцезащитные очки. Я не могла разглядеть ее глаза, но тотчас вспомнила их неестественный, нечеловечески зеленый цвет на рекламном плакате. Темные линзы очков, казалось, обладали мощностью прожектора — у меня возникло такое чувство, будто ее взгляд проникает сквозь мою кожу и подбирается к самым потаенным глубинам моей души.