Читать онлайн «Дальнобойщик». Страница 2

Вслед им из динамиков неслось: «Ты мне опять сегодня не дала! Мне не дала, зато дала Сере-о-о-ге!»

Захлопнув дверь, Владимир длинно выдохнул, и неторопливо вырулил на трассу. Посмотрел на часы, хмыкнул, и полез в карман за телефоном. Почти не глядя на экран набрал: «Эх, жрать охота, пожалуй заверну к Адамычу!». И отправил в свой микроблог, уже лет пять существовавший в одном из не слишком популярных сервисов, облюбованных дальнобойщиками и, отчего-то, врачами «Скорой помощи».

Страдальца, которому не дали, сменил Дима Билан. Не то четвертый, не то пятый, Баженов за ними не следил. «Бе-бе-белив ми-ми», — отрывисто тошнился он в микрофон под утробные басы. Противно, но ничего не поделаешь. Счётчик медиа-системы неспешно отмеривал минуты прослушивания легальной рекомендованной музыки, потихоньку подтягивая рейтинг.

По молодости лет Баженов удивлялся, отчего год за годом с медиамониторов не сходят инкубаторские мальчики и девочки с одними и теми же именами и не меняющимся репертуаром, состоящим из ремиксов, миксов и сборников «лучшее за год». Потом ему однажды объяснил знакомый «реалист» — настоящий крутой создатель реал-ньюсов, шедших по всему миру. Он был пьян, а потому совершенно откровенен. Впрочем, с Баженовым он таким был всегда.

— Володя, ты пойми, это же все большущие, охрененно большие деньги. Как с конца двадцатого века начали рекорд-лейблы да каналы регистрировать имена и псевдонимы артистов торговыми марками, так и понеслось. Всё! Ваня Сидоров петь не может. Имя-то как товарный знак зарегистрировано и принадлежит какой-нибудь Сони Мьюзик. Это раз. Так что на фига что-то новое придумывать, когда под раскрученным лейблом можно сто Биланов выпускать. Загнется один от кокса или башку ему в ночнике проломят, можно нового выпускать. Копирайт же на репертуар давно у лейбла. А еще, друг мой сердешный, они же всёёё считают. Все, до цента! Новое имя, новая песня, новый фильм с ор-ригинальным сценарием — это ж все авторские отчисления. Зачем? Невыгодно! Дешевле же за ремикс заплатить только аранжировщику, а на все остальное и так все равно у них права, сиди и стриги бабки с каналов да с потребил, за каждое ж воспроизведение в личном плеере счетчик капает! А у нас, в России они и вовсе не напрягаются. На фига? Мы ж для них туземцы. Три притопа, два прихлопа, и все. Прокатывает! Импе-ери-я! Ха! Это в реал-ньюсах моих Империя, а ты попробуй это скажи в Ростовском эмирате или Сибирско-Китайской республике! Во они поржут! Так что нет никакого резона международным лейблам напрягаться — мы рынок простенький и нетребовательный, вкусы у аборигенов примитивные, ремиксы и адаптированное мыло в самый раз сойдут.

Баженов тот разговор вспоминал не раз, и становилось горько и обидно. Но, включая любой медиаканал, он убеждался в правоте реалиста.

Ветер разогнал облака, и небо над трассой сразу, вдруг, в один момент сделалось прозрачно-голубым, тихим и спокойным. И отчего-то на душе стало легче. Жизнь показалась правильной, нужной, и Баженов щелкнул выключателем, отсекая поток бессвязных звуков. Остались только шелест шин, да небесная тишина, омывающая кабину грузовика.

Так, молча, улыбаясь своим мыслям, Владимир доехал до небольшого придорожного поселка, в самом центре которого на месте нескольких сгоревших домов оборудовали стоянку. По правому краю площадки шли кабинки сортиров, далее распластался перекошенный барак с вывеской «Мотель». Слева приютился длинный одноэтажный щитовой дом с крыльцом посередине фасада. Над крыльцом шли кривоватые фанерные буквы «У Адамыча».

Баженов вышел. Приложил руку к замку, запирая дверь, затем, покачав головой, полез в карман куртки и достал связку ключей. Вставил металлическую полосу в прорезь древнего механического замка, запер еще и его.

Посвистывая, пошел к кафе.

Мимо проехал семейный минивэн. Притормозив, съехал на обочину, водитель вышел и неторопливо двинулся к кабинкам сортиров. В салоне Баженов заметил склонившегося над ноутбуком пассажира. На другой стороне трассы встала возле ларька с сувенирами машина с московскими номерами. Заехали на стоянку трое байкеров в патриотичных куртках с двуглавым орлом на спинах. Один покопался в притороченной на багажнике сумке, словно что-то настраивал. Или просто искал сигареты, которые и достал из бокового кармана. Хлопая друг друга по спинам, байкеры пошли в кафе, выпятив пивные животы.

Сидя за столом, Баженов улыбался.

Копирайт-инспектор зря рылся в нетбуке и телефоне. Зачем использовать такие сложные и легко вычисляемые методы?

Поворот ключа — и тонкий металлический стержень аккуратно нажимает на кнопку активации, включающую насмерть, до белого шума, скремблированный высокоростной wi-fi упрятанного в толстой двери «Дракона» устройства, состоящего из простенького управляющего модуля и вместительного винчестера.

Тот, кому надо, и пароль доступа к винчестеру, и коды скремблера знает.

Байкеры, видать, решили качать все, потом увезут к родным пенатам, и оттуда поползет файл за файлом… А вот тот, кто сидит в машине, судя по движениям руки, сейчас бродит по директориям.

Интересно, что он выберет?

Баженов задумался.

Сам он воспользовался привилегией почтальона и еще до загрузки просмотрел свежачок. Он обязательно скачает себе спектакль, поставленный молодыми ребятами откуда-то из-под Твери. Классический «Вишневый сад». Удивительно, что такие молодые вообще его помнят. И где только добыли текст? В сетевых библиотеках его давно нет, поисковики тоже ссылки на полные тексты давно из выдачи исключили, А, вот, поди ж ты! Еще был новый сборник стихов девчонки из Москвы. Наивные, с прихрамывающей, местами, рифмой, но почему-то от них у Владимира ком к горлу подступал. И конечно же статья давно выброшенного на пенсию профессора с закрытого философского факультета МГУ. Он со своим коллегой из Питера год за годом вел оживленнейшую полемику о сути современного глобализма, оба джентльмена фонтанировали идеями, писали легко, язвительно, остроумно и явно наслаждались происходящим. За их перепиской в статьях следил весь даркнет.

Слово это Баженов не очень любил, но оно прижилось. Даркнет — нелегальная, анонимная, свободная от копирайта, распределенная и самоорганизующаяся сеть обмена информацией. Свободной, живой информацией. Она была примитивна и надежна, как лопата. Всегда находились те, кто соглашался рискнуть и доставить винчестер со свежей информацией до точки, где ее могли скачать те, кто потом передаст ее дальше — друзьям, надежным соседям, а те — своим. И никто не мог с этим ничего поделать. Да и в официальном медианете упоминать о ней было нельзя. Ее просто не существовало.

Баженов доел, расплатился, и вышел.

Надо было доставить официальный груз.

Интересно, мне что-нибудь закачали или только сливали файлы? Но узнать это он мог только в Москве, когда извлечет винчестер.

Полчаса он ехал в полном молчании, чувствуя, как постепенно расслабляются закаменевшие мышцы спины. Каждый раз он обещал себе, что не будет психовать, и каждый раз нервничал.

Позади внезапно вякнул сигнал патруля, в мониторе заднего вида показался бело-голубой «крейсер» дорожной полиции.

— Вот только вас мне сейчас не хватало, а — пробормотал Баженов, съезжая на обочину.

Из полицейской машины вылез невысокий седой толстяк в форме сержанта, помахивая полосатым жезлом вразвалочку пошел к «Дракону» Владимира.

— Вот чертяка! — улыбаясь, прошептал тот, и полез наружу.

— Стас! ты какого же черта пугаешь?! — зашагал он навстречу полицейскому.

Обнялись, похлопали друг друга по спине.

— Ну, ты привез? — нетерпеливо спросил Стас.

— Ага. Да погоди ты, дай достану. — Баженов сел на подножку «Дракона», стянул с левой ноги тяжелый ботинок, и принялся складным ножом отковыривать подметку. Добыл из тайника miniUSB-флешку, протянул Стасу.

У того дрожали руки. Из кармана куртки полицейский извлек старый поцарапанный плеер, вставил в него флешку, со второго раза попал капелькой наушника в ухо. Нажал кнопку воспроизведения.

И закрыл глаза. Владимиру даже показалось, что старый дорожный патрульный всхлипнул.

Стас вытащил один наушник, хлопнул Баженова по плечу, спасибо, мол, и, смешно косолапя, побежал к своей машине, крича напарнику:

— Живем, Михалыч, живем!

В наушнике пел надтреснутый негромкий голос: